– Ты ранена? – воскликнул он, пытаясь перекричать какофонию звуков.
– У меня кровь, – слабо произнесла Кэти, вставая.
Квинтен сорвал свою футболку и попытался забинтовать ее руку, но Кэти отшатнулась.
– Не трогай меня, у меня в руке торчит кусок стекла.
– Успокойся, Кэт, позволь мне отвести тебя вниз, и я осмотрю руку.
– Нужно прикрыть окно, – возразила она. – Дождь живого места не оставит на полу.
– Сейчас мне наплевать на пол, сумасшедшая, – ответил Квинтен. Его первым порывом было взять Кэти на руки, но он вовремя осознал, что эта затея может плохо кончиться для них обоих. – Мы медленно спустимся по лестнице, – сказал он, стараясь говорить спокойно.
– Хорошо, – прошептала она.
Казалось, прошла вечность, прежде чем они спустились вниз. Положение вещей усугублял почти полный мрак – единственным источником света была свеча в гостиной. При каждом шаге Кэти постанывала, отчего сердце Квинтена разрывалось. Достигнув нижней ступеньки, он остановился.
– Нужно снять обувь, иначе разнесем стекло по всему дому.
Кэти кивнула.
– Позволь мне подержаться за тебя.
С трудом она стащила обувь и спустилась на пол. Квинтен последовал за ней. Усадив Кэти в кресло, он произнес:
– Сначала нужно взять фонарики. Нужно беречь заряд телефона. Пойду на кухню, я быстро.
Квинтен обругал себя за то, что не подумал об этом раньше. К счастью, он с братьями ответственно подходил к подготовке жилья к ударам стихии: у него всегда был запас спичек, фонарей и другого необходимого оборудования.
Взяв два мощных фонарика, он вернулся в гостиную. Кэти сидела, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза. Когда Квинтен включил свет, сердце его ушло в пятки: кровь была повсюду, она покрывала футболку девушки и брюки.
– Боже, Кэт. Где ты ранена?
Она убрала руку, и Квинтен сумел наконец разглядеть, в чем дело. По‑видимому, когда ветка разбила окно, большой осколок стекла воткнулся в предплечье Кэти – он по‑прежнему торчал, и из раны сочилась кровь. Сглатывая ком в горле, Квинтен присел на столик рядом.
– Хочешь, я принесу аптечку или сможешь сама дойти до ванны? – спросил он дрожащим голосом, отметив, что взгляд Кэти как‑то рассеян – видимо, она все еще была в шоке.
Вздохнув, она попыталась улыбнуться, но улыбка тут же угасла.
– Я дойду, – сказала она, медленно вставая. – Комната кружится.
– Не упади в обморок, дорогая.
– Хорошо.
Медленно они дошли до ванной комнаты, где Квинтен усадил Кэти на прихваченный по пути небольшой стул. Сложив у нее на коленях полотенце, он обратился к раненой:
– Положи голову на столик, если тебе плохо.
– Не трогай мою руку, – умоляюще прошептала она. Кэти ненавидела осколки и занозы, а здесь из ее руки торчал огромный кусок стекла.
– Нужно хотя бы промыть рану, – тихо произнес Квинтен. – Я возьму перекись водорода. Больно не будет.
Кэти вздохнула.
– Хорошо.
Шаря в шкафчике в поисках необходимого, Квинтен украдкой бросил взгляд на поврежденную руку. Осколок был большим, и порез выглядел глубоким – возможно, понадобятся швы.
Поставив пластиковый контейнер на колени Кэти, он скомандовал:
– Положи запястье на край.
Кэти выглядела ужасно: бледное лицо ее исказила гримаса боли, между бровями залегла складка. Однако она молча повиновалась. Квинтен налил немного перекиси на порез – жидкость зашипела и запенилась. Кэти закрыла глаза, опустив голову, подбородок ее задрожал.
– Ну вот и все, – произнес он.
– Тебе же нужно удалить стекло.
– Да, – ответил Квинтен, погладив девушку по волосам.
Кэти тихо заплакала.
– Я не могу.
Глава 16
Rвин вернулся в ванную и взял еще один стул, чтобы сесть рядом с Кэти. Заглянув ей в глаза, он мягко спросил:
– Ты веришь мне, Кэт?
Она кивнула.
– Я расскажу тебе, что мы сделаем, чтобы мои действия не стали для тебя сюрпризом. Когда ты будешь готова, я вытащу осколок. Не двигайся, потому что мы не можем рисковать, стекло может сломаться. Из раны снова пойдет кровь. А когда я закончу… – Квинтен на миг умолк, и Кэти заметила, как он побледнел. – Когда закончу, я зажму порез, а потом наложу на него пластырь, чтобы остановить кровь. Это временная мера, потом по мере возможности мы отвезем тебя к врачу.
– Ага, через неделю?
Квинтен нахмурился.
– Будем промывать рану и смазывать антисептиком.
– Меня тошнит, – прошептала Кэти.
Квинтен встал, намочил небольшое полотенце и приложил его к шее девушки.
– Лучше?
Помолчав, Кэти медленно вздохнула и кивнула: – Да.
– Чем дольше мы будем тянуть, тем сильнее ты будешь нервничать. Но и торопиться я не хочу. Решай сама, когда будешь готова, скажи мне.
Кэти захотелось спрятаться куда‑нибудь подальше и не выходить из своего укрытия. За окном по‑прежнему бушевал ветер и стучал по крыше дождь.
– Может, прежде ты закроешь разбитое окно? – с надеждой спросила девушка.
Квинтен посмотрел на нее строгим взглядом:
– Только слабые люди оттягивают момент, а ты воительница, Кэт. От тебя зависит много людей. Ты справишься.
В голосе его звучала уверенность, но Кэти знала, что он напрасно считает ее такой смелой.
– Можно подержать тебя за руку? – умоляюще спросила она, чувствуя, как к ней вновь возвращается дурнота.
– Нет. Мне нужны обе руки. Закрой глаза или отвернись.
Кэти подумала, что не имеет права на слабость в присутствии человека, которому приходилось переживать гораздо худшие травмы. Квинтену, в конце концов, делали бесчисленные операции, он попал в автокатастрофу… если он считает ее способной на это, значит, он прав.
Она отвернулась.
– В вестернах пострадавшему дают закусить кожаный ремень или глоток виски.
– Кэти, – укоризненно произнес Квинтен.
– Ладно. – Кэти закусила губу. – Давай.
– Ты не станешь двигаться?
– Постараюсь.
Квинтен встал и положил фонарик так, чтобы луч света падал в нужном направлении.
– Я не смогу его выдернуть, Кэт, но обещаю, что постараюсь вытащить быстро.
– Хорошо.
Квинтен крепко взялся за торчащий осколок и потянул. Боль была невыносимой. Кэти зажмурилась и принялась считать, сначала до десяти, потом до пятидесяти. Внезапно Квинтен выпрямился.
– Все, – сказал он, беря другое чистое полотенце, потому что из раны вновь брызнула кровь.
– Спасибо, – прошептала Кэти, положив голову ему на плечо.
Квинтен притянул ее голову к себе.
– Не заставляй меня больше проходить через это, Кэт. Причинять тебе боль – это самое ужасное, что мне когда‑либо приходилось делать в жизни.
– Ну, не так уж было и больно.
– Лгунишка.
Они посидели молча несколько минут, наконец Квинтен убрал полотенце. Из раны все еще шла кровь, но уже не так сильно.
– Думаешь, все? – спросила Кэти.
– Надеюсь. Сейчас промоем еще раз, а потом наложим пластырь.
Вновь на порезе закипели пузырьки перекиси. Потом Квинтен протер его салфеткой и наклеил два широких пластыря. Встав, он произнес:
– Надо ложиться спать. Кто знает, что будет завтра…
– А как же окно?
– Черт.
– Ты забыл?
– Да. – Квинтен покачал головой. – Ладно, сначала уложим тебя.
– О нет, – запротестовала Кэти. – Я сяду у подножия лестницы и буду тебя ждать. Я бы поднялась, но ноги дрожат.
– Добро пожаловать в мой мир, – пошутил Квинтен.
Доведя Кэти до лестницы и усадив ее, он исчез, а спустя несколько мгновений появился снова. В руках его был большой кусок брезента, скотч и старые тряпки. Надев обувь, Квинтен стал подниматься. Под ногами его захрустело стекло.
– Все плохо? – крикнула девушка.
– Достаточно. Может, сделать здесь бассейн?
Кэти ухмыльнулась и принялась прислушиваться к звукам наверху. Квинтен ругался вполголоса и что‑то бормотал, пытаясь прикрепить брезент к проему.
– Получается? – вновь крикнула Кэти.
– Кажется, да. Правда, окна мокрые, и скотч не держится.
– Не порежься.
– Не беспокойся, я осторожен.
Наконец шум дождя заметно стих, и Кэти расслабилась.
Квинтен осторожно спустился по ступеням.
– Не знаю, будет ли брезент держаться, но я сделал все, что смог.
Протянув Кэти руку, он помог ей встать.
– Твоя рука начнет сильно болеть, как только пройдет шок. Может, примешь обезболивающее?
– Но сначала поедим. Как насчет пары крекеров?
– Как насчет торта, что приготовила миссис Петерсон? Я хотел оставить его на завтрак, но думаю, по кусочку можно съесть и сейчас. С молоком. Что думаешь?
– А молоко не испортилось?
– Еще нет. Сегодня мы его допьем.
Они отправились на кухню. Квинтен принялся резать торт, а Кэти, прислонившись к стойке, наблюдала за ним.
– Кажется, ветер стихает, – сказала она. – Или мне кажется?
Квинтен склонил голову, прислушиваясь.
– Может, и так, но дождь еще будет лить долго. Проглотив таблетку, Кэти зевнула.
– Могу я тебе помочь? Может, что‑то помыть?
– Нет. Иди надевай пижаму да возьми второй фонарик, я сейчас приду.
Кэти почистила зубы, сняла окровавленную одежду и кое‑как сполоснулась. Вставать под душ было еще рано, в рану могла попасть инфекция. В чемодане ее не осталось ничего домашнего – и Кэти осмелела настолько, что заглянула в вещи Квинтена. Найдя чистую футболку, она надела ее и поплелась к кровати. Ее одолела ужасная усталость.
Когда Квинтен пришел в комнату, Кэти уже спала, включенный фонарик лежал рядом. Он и сам еле передвигался – все вокруг казалось каким‑то ненастоящим. Быстро сходив в душ, он разделся и нырнул в кровать. Осторожно, стараясь не задеть руку Кэти, он обнял девушку и прижался к ней поплотнее. Мысль о том, что он любит ее, уже не была такой шокирующей. После этих нескольких недель, когда они были так близки, Кэти наверняка чувствовала к нему то же самое, но все же неуверенность и сомнения заставляли сердце его тревожно сжиматься. С того самого момента, как он попал в аварию, вся жизнь его перевернулась, и теперь все более отчетливо становилось ясно: потеря возможности кататься на лыжах стала огромным ударом, но потеря Кэти обернется для него окончательным поражением.