По крайней мере, у него есть возможность дальше задавать вопросы.
– Вопрос, Охрименко… почему именно вы?
…
– Вы снайпер? Служили в армии? Почему они выбрали именно вас? Вы профессиональный стрелок?
– Да какое там… Деньги были… небольшие, но деньги. Увлекался охотой… потом стрелять практическую стрельбу стал. Это потом уже…
– Что – потом уже?
– Потом… снайпером стал.
– Где?
– На Востоке…
– Ясно. А пьете почему?
– Иначе не заснешь…
Такси не было, и надежды его поймать здесь – тоже.
Козак посмотрел по сторонам… никого. Побрел в том направлении, откуда приехал – возможно, удастся поймать машину, там есть дорога. Автостопом он никогда не ездил, даже когда был студентом… но все приходится пробовать в первый раз…
Слежки он не заметил. И не мог заметить. Американцы не были приучены опасаться беспилотников и не смотрели в небо. Обычно так следили они…
Машину он купил самым простым способом: спросил у портье гостиницы, где бы он мог купить машину. Машина обошлась ему в полторы тысячи долларов, и их ему пришлось отдать из собственного кармана.
Это была «Лада», русская машина, но украинской сборки, под названием «Богдан». Седан малого размера (по американским, конечно, меркам, у русских эта машина считалась средней) с совершенно непонятным дизайном, узкими дверьми, неудобными сиденьями, слабым мотором и коробкой-стиком, каждое переключение которой сопровождалось хрустом. Короче говоря, в США эта машина ушла бы долларов за пятьсот, если не меньше. Здесь она стоила втрое дороже, потому что не было альтернативы. Продавец сказал, что машина тринадцатого года, но, судя по звукам, которые издавал двигатель, это было, по крайней мере, сомнительно. Пока он был на активной службе в корпусе и мотался по базам за океаном, в США у него был подержанный семилетний «Хендай», который он приобрел буквально за бесценок – какой смысл брать более дорогую машину, если большую часть времени она просто стоит на стоянке базы? Он думал, что это самая дешевая и убогая машина, какую только можно найти, но теперь понял, что ошибался.
На этой машине он подъехал к временному зданию американского посольства. Как только он припарковал машину, на него наставили автоматы и приказали выходить с поднятыми руками и ложиться на землю.
Оказывается, именно в такие машины чаще всего местные партизаны закладывали кар-бомбы.
И Козак их понимал. Чтобы избавиться от этого дерьма, он и сам бы превратил ее в кар-бомбу – бомбу на колесах.
Кудроу он нашел на первом этаже, в столовой. Тот ел борщ – это местный свекольный суп с мясом и другими овощами, его едят со сметаной и салом, то есть жиром свиней. По меркам здоровой кухни – просто безумие, но здесь вероятность умереть от сердечного приступа, вызванного атеросклерозом, была меньше, чем от пули или взрыва кар-бомбы. Или просто пропасть без вести…
Козак тоже взял борщ. Сел за один столик с Кудроу…
– Что-то узнали? – спросил он, поглощая свой борщ.
– Немногое. Думаю, мистер Охрименко вполне достоин того, чтобы поехать в Соединенные Штаты.
– Отлично.
– У меня есть другой вопрос. Что такое Американо-украинский совет?
Кудроу недоуменно уставился на него.
– А это тут при чем?
– Просто услышал это от Охрименко. Он сказал, что этот Совет помог вывезти его семью в Штаты. Мне интересно, это законно?
Кудроу как-то натужно улыбнулся.
– Полагаю, что да, законно. У них есть адвокаты, знающие американское иммиграционное законодательство, только и всего. Этот совет создан здесь как совет украино-американской дружбы, с тем чтобы проводить наше влияние здесь, понимаете? С нашей стороны в этом совете заседают видные деятели украинской диаспоры в США, люди из Нью-Йорка, Чикаго. Они проводят стажировки в университетах США, рассказывают по нашу страну, помогают эмигрантам из Украины быстрее адаптироваться, берут их на работу. Видите ли…
Кудроу с сожалением посмотрел на остывающий борщ.
– Этот город важен для нас как бывший центр советского ракетостроения. Здесь сильная научно-техническая школа. Немало тех, кто работал на оборонную промышленность Советского Союза и знает, как делаются ракеты. Межконтинентальные баллистические ракеты. Обычный человек лет пятидесяти-шестидесяти, который торгует на базаре или получает пенсию менее ста долларов, может быть носителем информации и компетенций, за которые иранская или северокорейская разведка без вопросов выложит миллионы. Здесь уже ошиваются турки с непонятно какими целями, есть азербайджанцы, по крайней мере, это они говорят, что они азербайджанцы, но мы думаем, они иранские азербайджанцы и забывают об этом упоминать. Обстановку нужно держать под контролем. Для нас будет лучше, если этот пенсионер эмигрирует в США и будет получать там пособие, чем если он эмигрирует в Иран и через несколько лет ракета с ядерной боевой частью нацелится на Вашингтон. Есть очень умные ребята в университете, и если они эмигрируют в США, то так будет лучше и им, и США, и даже Украине. Так что эмиграция из этого города больше, чем просто эмиграция, и…
Глухой, отрывистый звук прозвучал совсем недалеко. Жалобно звякнули стекла…
Козак оказался на полу прежде, чем успел понять, что происходит, – тренированное тело само вспомнило навыки. Это был взрыв…
Чертов суп! Горячий…
Он начал подниматься, понимая, что привлек внимание. На сленге морской пехоты это было firecracker – кодовое обозначение ситуации с взрывным устройством на базе или смертником с поясом шахида или за рулем машины.
– Что это?
– Машина-бомба. Неподалеку…
Он поднял тарелку, поставил на стол, попытался стряхнуть с себя остатки борща. Полнчевал, называется…
– Леди и джентльмены, стандартная ситуация, – объявил появившийся в столовой американец с короткоствольным автоматом, – все спускаются в убежище…
Знакомый голос заставил Козака присмотреться к охраннику. Это был Канада…
Конечно же, в убежище Козак не пошел. Они были и оставались рыцарями и встречали угрозу, стоя к ней лицом…
– Поверить не могу, что ты стал федом… – Канада, не стесняясь, доедал чей-то кусок пирога с оставленного стола, – и парни тоже не поверят.
– Придется поверить.
– Какого же черта ты не ушел в их спецназ? Думаю, там пригодились бы наши навыки.
– Думаю, там обойдутся без меня.
– Да… – протянул Канада, – ты всегда был тем еще умником.
– Что это было? – сменил тему Козак.
– Это? Кар-бомба. Там, дальше, видимо, пытались взорвать местное правительство. Уже седьмая за этот год. Партизаны.
– Городские партизаны?
– Именно. Думаю, нас они не будут трогать, по крайней мере, пока. Или просто криминальная разборка, тут это не редкость. Все местные авторитеты обзавелись охраной не хуже, чем у президента США, и мощная бомба – один из способов ее пробить. Кто-то у кого-то встал на пути и… вуаля.
– Как в Чикаго…
– Круче, парень. Это не Чикаго. Это Багдад. Если сейчас и нет, то скоро будет. Местные боссы правят, как Саддам, и черт меня возьми, если это не кончится тем же самым.
Козак внимательно посмотрел на бывшего напарника.
– Сколько здесь наших?
– Три группы, брат. Одна на аэродроме, на случай, если придется уносить ноги отсюда. Одна здесь. Ты сам видишь, что делается.
– Мне может понадобиться помощь.
– Не вопрос. Я скажу братанам: тут свой. Семпер фи, брат.
– Да. Семпер фи…
Стандарты работы агента ФБР предусматривают составление ежедневного отчета. Для этого требуется печатная машинка (в свое время агенты возили ее с собой), потом отчеты надиктовывали на диктофон (это хорошо показано в жутковатом сериале «Твин Пикс»). Сейчас отчет надиктовывался на ноутбук, который был у каждого агента, автоматически превращался в текст и в двух видах (голосовой и текстовый) отправлялся в штаб-квартиру ФБР. Это было обязательным правилом работы агента, где бы он ни находился, одним из основных.
Козак надиктовал короткий отчет, зашифровал его и отправил. Потом достал личный криптофон – смартфон с встроенной системой шифрования, – сменил карточку с шифром и начал печатать свой реальный отчет за день. Если он погибнет или исчезнет, кто-то, кто пойдет по его следам, будет знать, с чем он столкнулся.
Канада знает тайник. Если что, он изымет материалы в двух экземплярах и передаст их по двум направлениям в штаб-квартиру ФБР и в разведку Корпуса морской пехоты США. Если даже ФБР не будет вмешиваться, в корпусе всегда найдется кто-то, кто пойдет напролом. Иначе это был бы не корпус.
Узел первый – Охрименко здесь оставлять нельзя. Просто удивительно, как он жив до сих пор, как они просмотрели такого свидетеля? С другой стороны – если предположить, что ЦРУ как минимум знало о произошедшем и покрывало это, а украинские власти после 2014 года – это власть, пришедшая в результате восстания, понятно, что никому особо не интересно копать в этом направлении. Возможно, они опасались убирать его впрямую – снайперов было несколько, если убрать одного, кто-то может скрыться, потом всплыть в России и заговорить, как Сноуден. Вместо того чтобы убивать, его просто послали на войну, надеясь, что русская пуля сделает все остальное. Но он выжил.
…Поутру Давид написал письмо к Иоаву и послал его с Уриею. В письме он написал так: поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер. Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И вышли люди из города и сразились с Иоавом, и пало несколько из народа, из слуг Давидовых; был убит также и Урия Хеттеянин…[33]
Интересно… мы делаем грех… потом молимся Господу… потом опять делаем грех. И потом опять молимся Господу. Интересно… когда Господу наскучит слышать наши лицемерные мольбы? И что тогда будет?
Так…
Первое – Охрименко надо вывезти и спрятать, во что бы то ни стало. И немедленно. Если те, кто все это затеял, не узнали еще о произошедшем, то вот-вот узнают. И начнут исправлять свою ошибку.