в на мягкое кресло около журнального столика, и, опустившись в другое, напротив, спросил, запахивая полы халата. - Чем могу служить?
- Хотелось бы, Валентин Григорьевич, уточнить некоторые факты по делу Лучинина, - ответил Игорь. - Но прежде, каково ваше мнение вообще поэтому делу?
- Гм, «вообще»…
Олешкович удобно откинулся на спинку кресла и сплёл руки на животе, вертя большими пальцами, потом сдвинул вверх мохнатые брови и неопределённо пожевал губами.
- Так вот, видите ли, вообще скажу вам приватно: Евгений Петрович мне весьма импонировал. Весьма! Человек дельный, мыслящий и к тому же обаятельный. Однако горячий и спорщик. Приходилось иной раз, так сказать, охлаждать. При этом надо заметить, не обижался. Да-с. Словом, - Олешкович развёл руки, - как угодно, но обвинениям в его адрес поверить не в силах. Да-с, не в силах.
- Однако некоторые факты все же требуют уточнения, - упрямо возразил Игорь, доставая бумаги.
- Извольте. Что могу, уточню.
- Ну вот, к примеру, - Игорь взял одну из бумаг, - факт выплаты денег некоторым рабочим по приказу Лучинина, хотя нарядов на выполненную ими работу не было. Как это объяснить?
- Весьма просто, - пожал плечами Олешкович, потом наклонился к столику и двумя пальцами придвинул к Игорю полированный ящичек на подставке. - Прошу. Курите.
Он слегка приподнял ящичек, и на его поверхности через образовавшуюся на миг прорезь появилась длинная папироса.
- Спасибо. Я привык к своим, - ответил Игорь, доставая из кармана сигареты.
- Да, да. Конечно, - согласился Олешкович, беря папиросу. - А я, знаете, никак к этим сигаретам не привыкну.
Они закурили от зажигалки, которую Игорь предупредительно протянул через столик Олешковичу. Глубоко затянувшись, тот продолжал:
- Да-с. Так вот, позвольте заметить, объяснение тут весьма простое. Пресловутые эти наряды существовали. В нашей книге регистрации они значатся поступившими. Но к моменту ревизии их у нас не оказалось.
- То есть как это не оказалось?! - удивлённо воскликнул Игорь.
- А вот так и не оказалось, - развёл руками Олешкович. - Работник бухгалтерии получил у меня за это строгий выговор.
- Но, позвольте, Валентин Григорьевич, кому же это понадобилось их украсть?
- Ума не приложу. Но факт. Украли. И, замечу, не мои работники. Иначе они и в книге учёта что-нибудь выкинули. Люди понимающие.
- Та-ак, - задумчиво протянул Игорь. - Но как же комиссия?
- Отказалась принять во внимание. Точнее, заявили, что наряды, видимо, были фальшивые и, узнав о ревизии, их поспешили уничтожить. Величайший абсурд, доложу вам. И это своё мнение от комиссии я не скрыл, Игорь сделал пометку в бумаге и спросил:
- Вы мне потом разрешите познакомиться с этой книгой?
- Ради бога. Заодно побеседуете и с моим работником. Бурашникова Анна Николаевна. Весьма квалифицированный бухгалтер. Утерять эти наряды никак не могла.
«Бурашникова, Бурашникова… Где-то мне попадалась эта фамилия…» - подумал Игорь.
- Ну, хорошо, Валентин Григорьевич, - сказал он. - А как объяснить такой, например, факт? Лучинин передал Барановскому комбинату некоторое оборудование, объявив его утильным. А вы спустя четыре месяца направляете на комбинат счёт за это оборудование. Следовательно, оно не было утильным, так получается?
- Не совсем, - усмехнулся Олешкович. - Тут, изволите видеть, есть одна деталь. Оборудование мы отдали утильное. Это верно. Но потом комбинат прислал нам счёт по командировкам. А у нас по этой статье денег не оставалось. Что тут делать? Я и вспомнил об этом оборудовании. Евгений Петрович было вспылил. Я ему свои резоны выставляю. Он ни в какую. Поспорили. В конце концов подписал. Комбинат счёт этот принял. Баланс и сошёлся. Я это все от комиссии тоже не скрыл. Но опять-таки во внимание принято не было.
Они ещё долго обсуждали различные пункты акта.
Олешкович, несмотря на свои барственно-величественные манеры, изысканные выражения и малиновый халат с золотыми кистями на поясе, нравился Игорю все больше. За всем этим явственно ощущались безукоризненная честность, тонкая наблюдательность и безбоязненная прямота суждений.
Игорь согласился даже выпить чашечку кофе, который им принесла на подносе маленькая старушка в фартуке. Кофе оказался превосходным. По этому поводу Олешкович заметил:
- Рецепт заварки из Ирана вывез. Пришлось во время войны побывать. Могу поделиться, если желаете. Истинное наслаждение будете получать.
- Спасибо, Валентин Григорьевич. А не поделитесь ли мнением о некоторых товарищах? Вы ведь людей на заводе знаете.
- Ради бога! Если хоть в малой степени полезным окажусь.
Видно было, что Олешкович тоже проникся симпатией к своему молодому собеседнику.
О Черкасове он сказал пренебрежительно:
- Специалист, конечно, неплохой, но человек… Уважения не испытываю, признаться.
- А вот у вас там есть шофёр Булавкин. Что он за человек, на ваш взгляд?
Олешкович пожал плечами.
- Этого знаю мало. Да вот, видите, какой номер выкинул.
- Он, возможно, не один номер выкинул, - заметил Игорь. - Вот, поглядите, это письмо в редакцию газеты.
Олешкович, далеко отставив письмо от глаз, внимательно прочёл его, потом покачал массивной головой.
- Не он писал.
- Почему вы так думаете?
- Сведения-то эти откуда у него?
- Вот и я думаю: откуда? - и, помедлив, Игорь неожиданно спросил: - Скажите, а все эти факты Черкасов, например, мог знать?
- Отчего же? Мог, конечно, - пожал плечами Олешкович и брезгливо поморщился. - Омерзительно! Руки надо мыть после такого «документа». А есть, знаете, превосходные у нас люди. Вот, к примеру, Симаков Иван Спиридонович. Благороднейший человек, скажу вам. Умница. Бригадир слесарей. Так это разбойное племя на него просто молится. Редкое явление, доложу. Между прочим, член партбюро. Бо-ольшим уважением пользуется. Весьма рекомендую познакомиться.
«Симаков, Симаков… - пронеслось в голове у Игоря. - Это же он говорил Филатовой о Носове. Вот кстати…»
- Как бы мне с ним повидаться, Валентин Григорьевич? Хорошо бы сегодня же.
- А вот мы сейчас ему позвоним.
И Олешкович тяжело поднялся, опираясь руками о поручни кресла.
…Час спустя Игорь уже шёл через весь город, отыскивая улицу со странным названием Лесной Тупик.
По дороге он вспоминал свой разговор с Олешковичем и терялся в догадках. Значит, кто-то украл наряды! Но кто же? Это не мог сделать Булавкин. Он не имел доступа в бухгалтерию, да если бы и проник туда, то ни за что не нашёл бы этих нарядов. Кто же тогда? Носов? Тоже сомнительно. Если же принять версию, что они с Булавкиным убили Лучинина, «закопали», то зачем им надо было вообще писать анонимки? А если они решили «закопать» его, так сказать, в переносном смысле, то есть попросту оклеветать, то откуда у них появились такие факты? Что-то не сходятся тут концы с концами. Какое-то ещё звено существует в этой второй цепочке…
Улица с удивительным названием оказалась на окраине и действительно упиралась в небольшой лесок. Последние её дома исчезали среди деревьев.
Было уже около четырех часов дня. Игорь изрядно устал. Кроме того, очень хотелось есть.
Домик Симаковых оказался одним из последних, уже в самом лесу, и калитка выходила на небольшую поляну.
Игорь сразу угадал Симакова в худом, усатом человеке, сидевшем на скамье у калитки, с маленькой девочкой на руках.
Узнал, видимо, его и Симаков. Он неловко поднялся, обхватив девочку рукой, и махнул Игорю.
- Вы, наверное, так-эдак, меня отыскиваете, - чуть заикаясь, сказал он. - Симаков я.
- Точно, Иван Спиридонович, вас и отыскиваю, - улыбнулся, подходя к нему, Игорь. - Здравствуйте.
- Ну, в дом прошу.
- А может, на скамейке посидим? Хорошо у вас тут, как на даче. И тень вон какая.
- Можно и тут, - согласился Симаков. - Вот только, так-эдак, дите бабке отдам. Молодые-то наши, значит, в отпуск, а мы с бабкой, так-эдак, маемся вот, - и он любовно погладил девочку по русой головёнке. - А вы сидайте, сидайте, - закончил он, указав на скамью. - Я сейчас.
Неожиданно лёгкой, какой-то даже летящей походкой он направился к дому, прижимая девочку к себе и словно не ощущая её тяжести.
Через минуту Симаков вернулся, опустился рядом с Игорем на скамью и закурил, перекинув ногу на ногу и упёршись локтем в колено.
- Насчёт чего же, так-эдак, разговаривать будем? - спокойно, без тени любопытства спросил он.
- Да, вот насчёт Лучинина, - негромко сказал Игорь, словно извиняясь за столь скорбную тему предстоящего разговора.
- Понятно, - кивнул головой Симаков и снова спросил: - Из Москвы, выходит?
- Из Москвы.
- Понятно, - повторил Симаков, сдувая пепел с коротенькой, измятой сигареты.
- Что же это с ним случилось? - спросил Игорь. - Как думаете, Иван Спиридонович?
- Думаю, как он мог, так-эдак, на себя руки наложить? - досадливо произнёс Симаков. - Ив голове это никак не помещается.
- Ну, а все неприятности? С другой стороны - Филатова…
Симаков вдруг резко повернулся и строго, даже сурово сказал:
- А вот она здесь, так-эдак, ни при чем.
- Я не о том хочу сказать.
- Сказать, может, хотите не о том, а думаете о том, раз дознались, - возразил Симаков. - Так я о том вам сразу скажу. Чтобы потом не возвращаться. Таня - чистейшая душа, чистейшая. Я её, так-эдак, вон с каких пор знаю, - он протянул заскорузлую ладонь над землёй. - И от той своей любви она мук приняла ох сколько. И он её, кажись, полюбил… Но семью его разрушать она не хотела. Уволиться решила, из города нашего уехать, это вот да. Хотела. Но чтоб через это он жизни себя лишил, так-эдак, - не поверю. Сильный был человек, Евгений Петрович, добрый человек, вот как я скажу.
Он смял между пальцами окурок сигареты, далеко отбросил его в сторону и огорчённо добавил:
- А насчёт брехни вокруг него, то мы ему прямо, так-эдак, сказали: «Дело, Петрович, не кончено. Мы дальше пойдём». А он ещё осерчал: «Я, - говорит, - так-эдак, и сам дальше пойду». И вот куда пошёл…