Виталий протиснулся к стойке, сунув руку в карман, где лежал пистолет.
Молодая женщина в аккуратно повязанной цветной косынке и белом фартуке, только что весело шутившая с кем-то, хмуро сказала ему:
- Спиртное у нас после двенадцати. Ступай пока.
Виталий усмехнулся. «Вид мой продолжает действовать на местное население», - подумал он и попросил бутылку молока и сардельку.
- Спиртное не употребляю, - строго добавил он.
- Оно и видно.
- Плохо смотришь, хозяйка.
Женщина уже внимательней посмотрела на него, и, видимо, в душе у неё шевельнулось какое-то сомнение.
Все столики были заняты, и Виталий пристроился на краю длинной стойки.
- А чего же ты такой чумазый? - спросила женщина и, сама уже не очень веря тому, что говорит, добавила: - Под забором небось ночевал?
Виталий с набитым ртом помотал головой, потом коротко пояснил:
- В лесу.
Последние из посетителей отошли тем временем от стойки, и женщина с любопытством повернулась к Виталию.
- Чего же так, в лесу-то? - спросила она, опускаясь на табуретку по другую сторону стойки.
- Служба, - ответил Виталий. - Человека одного ищем.
Женщина соболезнующе покачала головой.
- Надо же… А что за человек-то?
- В среду ночью к вам в деревню пришёл. Ночевал у кого-то.
- Чужой, что ли?
- Ага…
- Не было у нас тут чужих. А то бы знала. Это вы вчера на машине приехали, мальчишек наших возили?
- Мы…
Виталий ел жадно и в ответ только кивал головой. Потом вдруг вспомнил, как мама обычно говорила ему за ужином: «Не набивай так рот, это неприлично», - и усмехнулся.
- Что смеётесь? - спросила женщина. - Не верите? Мой-то - здесь бригадир. В четверг на рассвете. Как раз все дома обходил насчёт коров. Не было у нас чужих в деревне, уж я вам верно говорю.
Виталий, нахмурясь, допил своё молоко.
А потом в чайной появился Углов. Пробираясь между столиками, он еле успевал пожимать тянувшиеся к нему руки.
- Моё почтение, Иван Кириллович… Привет, Ваня… Садись, подвинемся… Ваня, сюда давай!.. - неслось отовсюду.
Углов, видно, был личностью популярной и уважаемой.
- Здравствуйте, Иван Кириллович, - просияла женщина, когда Углов добрался до стойки. - Уж чем вас угостить, не знаю?
- Ставь, Дуняша, беленькую, - весело ответил Углов.
- Знаю я вашу беленькую, - засмеялась та, доставая бутылку с молоком. - В товарище вашем только обозналась.
Полчаса спустя Виталий и Углов сидели на скамейке около чьей-то избы и обсуждали создавшееся положение.
- Дворы тут наперечёт все знаю, - говорил, покуривая, Углов. - Два-три непутёвых мужика есть, конечно. Через «Труд» все пропивают. Знаем их.
- А связи у кого с городом? - спросил Виталий. - С кем может Булавкин тут дружить?
- Связи?.. - задумчиво повторил Углов. - Связи, конечно, есть. Вот, к примеру, у Буракова дочка в городе работает. Приезжает с мужем. У Анашина брат тоже.
- Где этот брат работает?
- Брат-то? На электродном.
Виталий насторожённо взглянул на Углова. А тот, вздохнув, добавил:
- Непутёвые, между прочим, братцы. На выпивку слабы. И сразу драться лезут. Каждое воскресенье тут с ними хлопоты.
- Сегодня как раз воскресенье.
- Пока вот тихо.
- А знаешь что? - предложил Виталий. - Давай-ка заглянем к ним, а? Все-таки и Булавкин с электродного.
- Можно, - согласился Углов и, критически оглядев Виталия, добавил: - Только сперва надо тебе того… - он сделал неопределённый жест руками, словно лепя чего-то в воздухе. - Пошли к бригадиру. Свояк он мне.
В доме бригадира их встретили шумно и радостно. Ребятишки с воплем повисли на Углове. Сам хозяин, огромный и усатый, с утра одетый по-воскресному, в белой рубашке с галстуком, читал у окна газеты за всю неделю сразу. Очки косо и неудобно сидели на его широком носу. Он долго тряс руку Виталию.
- Рад. Душевно рад, - гудел он довольным басом. - Гостями будете…
Когда Углов объяснил, зачем они пришли, вокруг Виталия началась суматоха.
В конце концов отмытый и выбритый, в чистой рубашке, отутюженных брюках и до блеска начищенных ботинках, раскрасневшийся от смущения, он вышел на улицу вслед за Угловым.
Подбежавший к ним уже знакомый Витька, захлёбываясь, сообщил, что приезжали две машины с собакой. И «газик» на буксире приволокли. Мотор у него целый, но дяденька говорил, что сел аккумулятор. А потом все в город уехали, а одна машина стоит у чайной.
Пришлось сначала идти туда.
Солнце уже перевалило за полдень, когда Виталий и Углов подошли наконец к дому Анашина.
Хозяина на месте не оказалось.
- В город уехал, - сказала его жена, высокая, бледная женщина с суровым лицом. - Дома-то у него занятиев нет.
- Что ж брат-то не приехал? - спросил Углов.
- Да уж третье воскресенье в городе гуляют, - сердито ответила женщина, вытирая об фартук мокрые руки.
- Дозвольте зайти, поговорить, - сказал Углов.
- Милости просим. На стол только подать нечего. С моим обормотом только бы с голоду не подохнуть.
- Знаем, Пелагея Федоровна, знаем, - вздохнул Углов, проходя в избу.
На выскобленном полу лежали грубые пёстрые дорожки. Давно не белённая печь с ржавыми затеками и плохо пригнанной вьюшкой выходила сразу в обе комнаты, разделённые дощатой перегородкой. На стене в большой, потрескавшейся раме с осколком стекла в углу рядами были засунуты фотографии. Разные люди, то группами, то в одиночку, смотрели оттуда. Многие из фотографий были старыми, пожелтевшими, с отломанными углами. Около окна стоял накрытый клеёнкой стол.
Проходя через большие полутёмные сени, Виталий заметил сваленные в углу удочки, старые верши, садки и прислонённые к стене весла. А в комнате у печи висел чёрный дождевик и стояли высокие рыбацкие сапоги.
На подоконнике была навалена всякая рыболовная снасть: различные крючки, грузила, перепутанные клубки лески, блесна.
Хозяйка обмахнула фартуком два стула возле стола и сказала:
- Сидайте, пожалуйста.
- Хозяин-то у вас рыбачит? - спросил Виталий.
- Когда трезвый, - хмуро ответила женщина. - Да больше Егорка этим занимается. Братан его.
- Один?
- Привозит с собой. Кого пить, кого рыбачить.
- Кого же рыбачить?
- Хороший человек приезжал. Видный такой. Уж Егорка вокруг него вьюном ходил. Начальник его, что ли. Не разобрала я. Ну да перестал чтой-то. Уже с месяц, как не был. Небось понял, что братцы - труха, а не люди, - и, вздохнув, добавила: - Егорка-то судимый у нас.
- А кто же приезжал, звать-то как? - осторожно спросил Виталий.
- Звать-то? Уже не помню.
- Вспомните, Пелагея Федоровна, - попросил Углов.
Женщина задумалась, перебирая складки фартука на коленях.
Виталий, охваченный непонятным беспокойством, встал, прошёлся по комнате, потом снова опустился на стул.
- Кажись, Евгений Иванович звали, или Евгений Петрович… - неуверенно произнесла, наконец, хозяйка, не отрывая глаз от своего фартука.
Виталий бросил тревожный взгляд на Углова.
- Та-ак, - чуть хрипло протянул он и откашлялся, - Евгений Петрович. Значит… рыбачить, говорите, приезжал?..
- Рыбачить, - не поднимая головы, кивнула женщина и, подумав, добавила: - Молчаливый такой был, усталый, все хмурился…
Виталий, не выдержав, снова стал расхаживать по комнате, стиснув зубами пустую трубку.
- Ну, а пить кто с ним приезжал? - спросил Углов, беспокойно следя за Виталием.
- Пить-то? - переспросила женщина и тяжело вздохнула. - Да Васька его, кто же ещё, - и, заметив, что Виталий остановился перед рамой с фотографиями, кивнула на неё. - Вон они с Егоркой рожи-то свои выставили.
- Где? - обернулся к ней Виталий.
Женщина тяжело поднялась со стула. Подойдя к фотографиям, она вытащила одну из них и протянула Виталию.
- Вот они. А назаду Егорка потом уже пьяный приписал.
И потому ли, что она протянула её Виталию перевёрнутой, или он, беря, сам её перевернул, но прежде всего ему бросилась в глаза корявая надпись на обороте: «Два друга - метель и вьюга».
А с фотографии на него глянули два лица. Одно незнакомое, худое, с тонкими, сжатыми губами, нос с горбинкой, тёмная чёлка падает на глаза, и те смотрят дерзко, с прищуром. А другое лицо странно-знакомое, мясистое и угрюмое.
В это время Углов спросил:
- А что, Пелагея Федоровна, в прошлую среду, ночью, не забредал к вам никто чужой?
- В среду-то? - женщина беспокойно повела плечами. - Не-ет. Чужих у нас не было в среду.
- А может, вы спали, да не слышали? Антон впустил.
- Это он сроду не услышит. Завсегда пьяный спит. И Егорка такой же. А я… господи! Забыла уж, когда и спала спокойно.
Пока они говорили, Виталий неотрывно смотрел на фотографию. Потом спросил:
- А как этого Васьки фамилия, не знаете?
- Васьки-то? - женщина повернулась в его сторону. - Как не знать. Носов его фамилия.
- Носов?! - ошеломлённо повторил Виталий и снова перевёл взгляд на фотографию.
«Два друга - метель и вьюга»…
Все оборачивалось непонятно и странно.
Глава VII
ЧАША ВИНЫ И ЧАША БЕДЫ
Вечером в номер ввалился Виталий, запылённый, усталый, в чужой рубашке.
При виде его Игорь, скрывая радость, иронически воскликнул:
- Кого я вижу! Это тот самый московский пижон Лосев?
- Остри дальше, - ответил Виталий, плотоядно глядя на бутылки с молоком, колбасу и прочую снедь на столе. - Остри, пока я не наемся. А то на двоих тут не хватит.
- Ну, я все понимаю. Но с кого ты снял рубашку? И что это такое - кража или грабёж?..
Впрочем, Игорь, обеспокоенный чудовищным аппетитом друга, вовремя спохватился и кинулся спасать то, что ещё можно было спасти. Он и сам весь день ничего не ел и только что пришёл, расставшись с Небоговым.
Когда первый приступ голода был утолён, Игорь спросил:
- Ну, кто первый будет докладывать? Я полагаю, начинать надо с младших. Докладывайте, товарищ Лосев.