Сюжет «Часа отплытия» мало разветвлен, хотя сюжетных линий в повести несколько и постепенно прорисовывается фабульная схема — история любви прапорщика Вьегаса и Беатрис. Занимательности повествования писатель достигает не быстрым развитием действия, а стремительной сменой ритмов, почти полным отсутствием описательности, частым переключением места или времени действия (экскурсы в прошлое, вводные истории, воспоминания). Книга состоит из пятидесяти трех главок-фрагментов, и все они крепко спаяны, сцементированы в единое целое. Этому служат своеобразные повторы в начале главы последней фразы предыдущего фрагмента. Излюбленные авторские приемы эмоционального воздействия в «Часе отплытия» — ирония, контрастное противопоставление. В книге встречаются разнообразные оттенки и градации комического: от добродушного юмора и грустной улыбки до язвительной насмешки, гневной сатиры.
В 1971 году, через девять лет после опубликования повести «Час отплытия», лиссабонское издательство «Инова лимитада» выпустило в свет новую книгу Мануэла Феррейры — «Ордер на арест». Обе повести как бы составляют дилогию на зеленомысские темы, поясняя и дополняя друг друга. Если в первом произведении действие происходит на Островах в преддверии эмиграции, то вторая книга посвящена креолам-эмигрантам, живущим в Лиссабоне. Внимание автора сосредоточено на общественно-политических проблемах, он ставит своей целью отразить рост самосознания креолов, их солидарность, стремление к свободе и национальной независимости. Становление зеленомысской нации — одна из ведущих тем последней повести Феррейры.
«Ордер на арест», изданный в Португалии еще при фашистском режиме, обладает одной особенностью: впервые в португалоязычных литературах так откровенно и недвусмысленно говорится о национально-освободительном движении в колониях, о подлой роли тайных агентов фашистской охранки и о многих других наболевших, но тщательно скрывавшихся от мирового общественного мнения проблемах. По словам крупнейшего португальского литературоведа коммуниста Оскара Лопеса, это одно из наиболее значительных произведений, появившихся за последние годы в португалоязычных литературах.
По тематике и изобразительным средствам «Ордер на арест» контрастирует не только с «португальским» романом Мануэла Феррейры «Семья Мота» (1956), в чем нет ничего удивительного, но и с повестью «Час отплытия». И это тоже естественно и закономерно: за прошедшее со времени написания первой книги десятилетие в общественной и культурной жизни бывших португальских колоний в Африке произошло немало перемен, которые не могли не отразиться в творчестве писателя.
О важности контекста и того, что можно прочесть между строк, о частом использовании в повести полисемии говорит само ее название. «Voz de prisão» — фразеологическое сращение, означающее «ордер на арест», но дословно переводится как «голос из тюрьмы»; естественно, писатель не пренебрегает и этим, побочным значением.
Повесть М. Феррейры привлекает новизной и оригинальностью формы. Необычна в первую очередь организация материала. Почти вся повесть — воспроизведение разговора гостей, собравшихся у автора-повествователя. Выделяется голос главной героини, тетушки Жожи, креолки, вот уже десять лет живущей в Лиссабоне. В эту хаотичную с виду, но тщательно продуманную писателем многоголосицу вмонтированы ассоциативно возникающие воспоминания, небольшие вставные новеллы. Повествование намеренна бессюжетно. Сперва писатель представляет действующих лиц и определяет место действия — оно происходит сначала в доме у Жожи, затем переносится в гостиную к рассказчику, который принимает у себя в гостях тетушку Жожу и двоих ее соотечественниц, — и лишь какое-то время спустя монолог Жожи, изредка перебиваемый репликами и вопросами гостей, прерывается приходом Витора, окровавленного, в порванной одежде. И тут авторское внимание переключается на Витора, следует рассказ-интродукция об этом юноше и его стычке с расистом.
Необычность изобразительных средств в повести определяется самой проблематикой. «Я намеревался представить персонажей как бы изнутри, из глубины зеленомысской действительности», — говорит Мануэл Феррейра. Хотя мы кое-что узнаем об идейных устремлениях и взглядах рассказчика, персонаж этот с точки зрения внешних примет и характера почти безликий. Зато остальные действующие лица, и в первую очередь бойкая на язык и находчивая Жожа и ее приемный сын Витор, весьма выразительны.
Тетушка Жожа напоминает героиню повести «Час отплытия» Венансию. Как и Венансия, она, не задумываясь, защищает в суде своего земляка, которого обвиняют в том, что он поднял руку на оскорбившего его капитана. Жожа понимает необходимость образования и сама тянется к знаниям. В то же время писатель отнюдь не идеализирует свою героиню: она и суеверна, и немного консервативна — достигнув наконец жизненного благополучия, Жожа без энтузиазма, недоверчиво относится к новым веяниям.
Не таков ее приемный сын Витор, прямой и честный парень, не желающий скрывать своих убеждений и мириться с несправедливостью. Витору всего семнадцать лет, но этот веселый и с виду легкомысленный парень живет напряженной интеллектуальной жизнью: ходит на лекции, беседует с друзьями «о своей земле, о своем народе, о литературе». Спокойному, обеспеченному существованию в Лиссабоне он предпочитает борьбу и тайно уезжает в Африку, чтобы принять участие в национально-освободительном движении своего народа.
Контраст мятежного духом африканского юноши и умиротворенной, довольной жизнью тетушки Жожи, которая до смерти боится политики, считая ее «погибелью» для людей, обретает в конце книги наибольшую остроту. Молодое поколение совсем иное, чем были их деды и отцы, как бы желает подчеркнуть Мануэл Феррейра. Однако конфликт этих двух характеров не нарушает их единства. Тетушка Жожа и Витор словно олицетворяют две стороны национального облика зеленомысцев: традиционную общительность, дружелюбие, гостеприимство, словом, все, что включает емкое креольское слово «морабеза», и новые качества, обретаемые островитянами в борьбе за независимость, — чувство солидарности, готовность постоять за свои права.
Творчество Мануэла Феррейры правдиво отразило настроения в португальских колониях накануне обретения независимости. Книги М. Феррейры, активного борца за независимость Зеленого Мыса и Анголы, ценны для нас прежде всего тем, что обогащают наши познания о далеком архипелаге в Атлантике, который освободился от пятисотлетнего господства колонизаторов и обрел политическую и национальную независимость.
Е. Ряузова
ЧАС ОТПЛЫТИЯПовесть
Hora di bai
Romance de Gabo Verde
Lisboa, 1972
Перевод E. Ряузовой
Редакторы A. Корх и А. Михалев
1
Покидая насиженные места в центре острова, жители Сан-Николау устремились на побережье в надежде поймать рыбешку, отыскать маниоковый корень, стебель сахарного тростника или, на худой конец, любое растение, лишь бы обмануть чувство голода. Но и в прибрежных поселках, даже самых крупных и зажиточных, все, бывшее некогда достоянием их обитателей, развеял ветер невзгод и нищеты. Деятельность членов Общества помощи голодающим, раздававших беднякам похлебку, мало что могла изменить: на рассвете, с первыми лучами солнца санитарная карета из муниципальной больницы подбирала тела умерших ночью от истощения. Холодные, застывшие трупы лежали прямо на улице, и никого это уже не удивляло. Разве накормишь всех бесплатной похлебкой — ведь голодающих на Сан-Николау несколько десятков тысяч.
Отвратительный призрак нищеты распростерся над островом, голод опустошал деревни, неумолимо, точно чума, уничтожал он все на своем пути по пустынной, выжженной солнцем до желтизны земле, некогда покрытой буйной растительностью.
Куда девались зеленые рощи, где с изогнутых дугой ветвей свисали гроздья бананов? Где сладкий батат, и фасоль, и маниока, и ямс, и маис, в былые времена плотным ковром устилавшие плоскогорье, чтобы вдоволь насытить людей и животных? Травы, молодые побеги, кусты, корни деревьев — все сгинуло в прожорливой пасти засухи и палящего зноя.
Только в самом центре острова голод обошел стороной дома богачей, да и то лишь некоторые. Поселки без крыш, окон и дверей являли собой страшное зрелище, дополняя картину запустения.
Проклятие довлело над островом. Проклятие засухи и голода. Те, кому удалось выжить в тот суровый год, превратились в жалких калек, измученных жестокой борьбой за существование.
Единственным якорем спасения в то голодное время для отчаявшихся людей был остров Сан-Висенти.
2
Происходило это на архипелаге Зеленого Мыса в тысяча девятьсот сорок третьем году — никто, насколько мне известно, не забыл тех дней и поныне.
Капитану парусника «Покоритель моря», пришвартовавшегося в порту острова Сан-Николау, худощавому угрюмому человеку лет сорока, были известны страшные последствия засухи. Тем не менее его поразила собравшаяся на пристани толпа голодных.
Едва парусник показался на горизонте, люди оживились, пришли в движение — наконец-то они будут избавлены от голода. Не иначе как само провидение посылает им этот корабль. Он увезет голодающих далеко отсюда, на другой остров, и там, на земле обетованной, все они получат кров и пищу. В тех краях голода нет и в помине, кашупы[1] там хватает всем, даже преследуемым судьбой беднякам. Ведь на Сан-Висенти — кто этого не слыхал? — крупнейший порт Островов Зеленого Мыса — Порту-Гранди, куда заходят суда со всего мира, и поэтому в Порту-Гранди постоянно есть работа и еда. На Саосенте[2] много солдат, а их-то всегда кормят досыта.
Спотыкаясь на ходу от слабости, голодающие потянулись к причалу, туда, где стояли шлюпки и катера. Эти шлюпки доставят их на парусник, посланный самим провидением. А парусник отвезет их в дальние края, на землю обетованную.