[22], из искусственного или натурального шелка, дамы в легких шелковых платьях с большим декольте, и все-таки все изнемогают от жары. Жара любого доконает. Гости посолиднее тяжело дышат, чертыхаются. Никаких признаков близкого дождя нет и в помине, наверное, он вообще никогда больше не пойдет. «Мирандинья, когда ты поставишь у себя кондиционер?» Ишь ты, куда хватил! Можно подумать, будто Мирандинье некуда деньги девать, ему, бедняге, надо внести ссуду за покупку автомобиля да еще долг погасить — в прошлом году он занял солидную сумму для своей дамы сердца. Все истомились. Наконец наступает ночь, а часа в два или три утра приходит прохлада и становится легче дышать. К этому времени гости снова плотно закусили, выпили, и вновь появляется охота шутить и смеяться. Здесь говорят по-креольски и по-португальски — говорят на невообразимом, смешанном наречии. У Жижи дрожат руки, глаза ввалились, он едва держится на ногах, но один из всей компании изъясняется по-английски. Точнее сказать, пытается это делать. Время от времени он бросает ту или иную фразу по-английски. «Help yourself. Make yourself at home. Food or drink? By the way, speaking about food». (Угощайтесь. Будьте как дома. Вам положить закуски или налить вина? Кстати, о закуске…) И далее разговор идет о еде. Наконец приходит черед его коронного номера. Он обращается к присутствующим с вопросом: «What did came first, the food or the drink?» («Что возникло раньше: закуска или выпивка?») Потому что, когда Жижи в ударе, он не признает ни криольо, ни португальского, отвергает оба языка и говорит исключительно по-английски, как мы пытались только что воспроизвести, — то ли бросает кому-то вызов, то ли просто из бахвальства. В пристрастии к английскому у него находится единомышленник. Это инженер Жозе Ваз, знакомые зовут его просто Жо. У зеленомысцев все называют друг друга уменьшительными именами. Твоему земляку ровным счетом наплевать, инженер ты, дипломированный специалист или преподаватель лицея — все мы, креолы, едим из одного котла, — обычно у нас обращаются друг к другу на «ты». Если Жо напьется вроде Жижи, он ведет себя точно так же. Признает один английский. Говорит по-английски или на худой конец на криольо, но ни в коем случае не по-португальски. Это, повторяю, все проделки Жижи. Когда он накачается виски, сам черт ему не брат. Но пока еще Жо не пришел. Никогда заранее не известно, явится он или нет. Что-то подсказывает мне, что сегодня Жо обязательно придет, и, чует мое сердце, нас ожидает сюрприз, и уж я постараюсь, чтобы его присутствие не осталось незамеченным. Впрочем, это такой остряк! Жо с первой минуты становится душой общества, все непременно желают с ним познакомиться, да он и в самом деле человек незаурядный, вы сами потом убедитесь, прав я был или нет. А теперь спрашивается, зачем я нагородил весь этот огород? К чему такое длинное вступление? А к тому, что мне нужно ввести в повествование нового героя. Ведь к этому кружку избранных принадлежит и Пидрин. «Как Пидрин?!» — может быть, удивится кто-нибудь из вас. Представьте себе, Пидрин. Мир тесен. Его привели в Анголу странствия по свету. Пидрин, рабочий парень, грузчик из портового района Рибейра-Бота — все у нас помнят, как он бегал по улицам босиком, — стал вхож в привилегированное общество, и сегодня мы видим его на празднике, посвященном концу недели. И это еще не все. Он забежал к Мирандинье ненадолго, ему еще предстоит отправиться на вечеринку к директору Судебных учреждений или управляющему Ангольским банком, к начальнику таможни, а может быть, и еще к кому-нибудь, и это лишний раз доказывает, что пригласили его сюда не случайно и что теперь Пидрин свой человек в кружке Мирандиньи. Удивительно устроен этот мир! Кто бы мог подумать, что мы встретимся с Пидрином в Луанде?
— Нья Жожа, знаете, ведь я тоже знал Пидрина.
— Ах, голубчик, с трудом могу в это поверить. Неужели вы и вправду знавали Пидрина тетушки Мари-Аны?
— Я встречался с Пидрином на Островах Зеленого Мыса, а потом в Анголе, в Луанде.
— Вы видели Пидрина в Луанде? Просто невероятно!
— Да, я его видел своими глазами.
— Как же он очутился в Луанде?
Охваченная радостным волнением, нья Жожа, казалось, вся светилась от счастья. Подумать только, я встречал Пидрина уже взрослым, может быть, у него теперь седина в волосах пробивается, и на лице морщины. Но, наверное, он все такой же худой и подвижный. Он обосновался в Анголе, после того как приехал с потоком эмигрантов с острова Сан-Висенти и два года проработал на плантации во внутреннем районе страны, около Бенгелы. Чего только ему не довелось вытерпеть! «Для вас, конечно, не новость, что с зеленомысцами в Анголе обращаются так же плохо, как с коренными жителями. И мы сразу ощущаем это. Ведь у нас на Островах расизма нет и в помине. Правильно я говорю или нет? В прежние времена в Анголе даже колонистов с Зеленого Мыса не было. Теперь иное дело. Наши земляки становятся фермерами. Одни считают, что это хорошо, другие — плохо. Не знаю. Я лично такой жизни не мог выдержать. Вечно пререкался с надсмотрщиком — придирчивым отставным полковником, у него явно не все дома. А потом вместе с двумя лихими парнями я дал тягу с плантации, только они нас и видели. Но это еще цветочки. Ягодки были впереди. Я хлебнул горя, скитался по всей стране, пока не попал сюда, в Луанду. Знаете, Луанда, тогда ничего собой не представляла. Отстроили только нижнюю часть города, а на холмах было разбросано несколько домишек. Кинашиши, который теперь превратился в квартал с десятиэтажными домами, был простым муссеком, теперь в это даже трудно поверить. Но я его видел сам, своими глазами. С той поры все здесь переменилось. Вы уже слыхали, что в Луанде собираются строить небоскреб? Когда успели возвести столько домов, уму непостижимо! А ведь их уже после окончания гражданской войны построили. Все в точности как я вам рассказываю». Пидрин достает из кармана трубку, неторопливо насыпает в нее табак, раскуривает, затягивается. «Сперва никто не хотел брать меня на работу, не доверяли. Откуда ты пришел? Чем занимался раньше? Как сюда попал?» И Пидрин то рассказывает правду, то угощает меня невероятными небылицами — как ему подскажет жизненный опыт. «Узнал я, почем фунт лиха! Время было тяжелое, приходилось зарабатывать на жизнь всеми правдами и неправдами. Наконец мне удалось получить место в торговой фирме, где я служу и по сей день. Там я не гнушался никакой черной работы. И не стыжусь этого. Подметал, убирал комнаты, чистил, скоблил, передавал поручения, получал от клиентов деньги, мыл туалет. Представляете, Пидрин, уважающий себя человек, мыл туалет, честное слово, и много дней жил впроголодь. Я вкалывал, как каторжный, хуже, чем раб на плантации, хозяева оценили мое усердие и теперь я — коммерческий управляющий одного из крупнейших торговых домов в Луанде». Говорят, на все воля божья, но Пидрин вышел в люди только благодаря твердости характера, я уверен, именно это помогло ему найти свое место в жизни. «Я сейчас неплохо устроился, я холостяк и жениться не собираюсь, мне не улыбается на склоне лет стать отцом. Я тут завел было роман с одной глупышкой, а потом еле от нее отделался. Осталась она на бобах, теперь денег клянчит. Пусть выкручивается как знает. Сейчас у меня другая, беленькая-беленькая, совсем молодая девчонка, тоже хочет меня окрутить, ха-ха-ха, но она мне уже порядком наскучила. В женщинах недостатка нет. Сами приходят, садятся на краешек кровати, тут уж не зевай. А женитьба меня не привлекает», — повторил Пидрин. «Ты слывешь здесь ловеласом, Пидрин, и, наверное, не без оснований. От такой репутации трудно отделаться, да, вероятно, ты не очень-то и стараешься, клубничка-то все равно тебе достается. Я знаю, тебе удалось поживиться возле жены твоего хозяина, женившегося на старости лет второй раз, да еще как поживиться! Ну, перестань разыгрывать из себя скромника». Всем известно, что его любимое занятие — совращать молоденьких девушек. Это его новое хобби. Сбивать с пути истинного, посвящать их в тайны наслаждения… «Сядь-ка ко мне на колени», прикоснется щекой, обнимет, приласкает, разок-другой поцелует, не спеша, с нежностью опытного волокиты, и разжигает в них любопытство и страсть. Приходит день и уходит день, Пидрин не спешит и не торопит события, не теперь, так чуть позже он своего добьется, он будоражит свою жертву, будит в ней чувственность, расстегивает платье, приобщает к любовным утехам, так что тело ее постепенно погружается в пучину греха, и тогда она сама просит продолжать, идти до конца, и, конечно, Пидрин с готовностью откликается на просьбу. А может, все это наговоры и сплетни? Все может быть. Я не рискнул бы ничего утверждать. И тем не менее в тот самый вечер в доме у Мирандиньи была Золина Морайс. Ее муж, военный, получил назначение в провинцию, и Золина, оставшись одна, пустилась в разгул, словно девица легкого поведения, говорят, Пидрин тоже приложил к этому немало сил. Я слыхал, будто это Пидрин сделал ребенка Мари-Роке, что служит в министерстве финансов. Нет дыма без огня, частенько повторяет нья Жожа. Может быть, оттого-то Пидрин и начинает петушиться, как только заходит речь о его сердечных делах, у него появилась привычка обороняться, на всякий случай. «Ясное дело, каждому охота сунуть свой нос в мою жизнь, но я всем даю отпор. Хорошее жалованье, мощная машина шведской марки, ее здесь испытывали, комфортабельная квартира на восьмом этаже, на проспекте, что выходит к океану, громадный холодильник, полный всякой снеди, чтобы угощать гостей и приятелей, красивый вид из окна на залив — что за жизнь! Словно вызов прошлым страданиям. Дважды я уже побывал в Лиссабоне — ездил за границу по делам фирмы и сам не остался в накладе. Да, там все по-другому, в Лиссабоне совсем иная жизнь, но позвольте, я выскажу вам откровенно свое мнение: я предпочитаю Луанду. Я привязался к ней. Сам не понимаю, в чем дело. Наверное, напился воды из реки Бенго — есть такое поверье у португальцев. Каждую неделю мы устраиваем пирушки, развлекаемся, ходим в гости, то к одному, то к другому, здесь такие чудесные пляжи, вкусные моллюски, пиво, мясо на вертеле. Мы удим рыбу, охотимся. Зеленомысцу тут есть где развернуться. Он тратит все денежки, что зарабатывает. Но этому краю суждено большое будущее, вы слышали? Нужно, чтобы тебе везло, но многое зависит и от ловкости рук, от сообразительности. Я долго размышлял и теперь могу вам признаться откровенно: сдается мне, что не мой это удел — покоиться на кладбище в Луанде. Бывает, иной раз одолевает меня отвращение, вероятно устал я от такой жизни. А может быть, это влечет меня судьба? А куда? На Острова Зеленого Мыса? Ничуть не бывало. Наша родина — райский уголок, только сейчас она стала убогой. Нет дождей! Нет работы! Даже если выпадают обильные ливни, вот как сейчас, например, в сентябре, пусть даже все лето дождливое, все равно это ничего не меняет. Наступает год, кончается год, а голод не кончается. Я тоскую по Островам. Несчастный у нас парод и мужественный, только тяготеет над ним злой рок. А какую помощь люди у нас получают от правительства? Неужели для наших земляков и в самом деле нет иного выхода, как восстать, о чем постоянно твердит этот человек?