собой представляет твой собеседник и какие у него намерения. В наше тревожное время даже соотечественникам нельзя доверять. Но все-таки, скажите на милость, кто они такие, эти две красотки, что незваные явились в дом к нье Консейсао Медине? Разве вы не слыхали, что сейчас даже среди женщин немало осведомителей? Все вынюхивают, все высматривают, а потом доносят куда следует? Ну, а что думают о политике другие гости? Всех, конечно, расспрашивать не стоит, но такого близкого знакомого, как инженер Ваз, — все его зовут просто Жо, — можно было бы спросить. Этот не станет уходить от ответа, подобно тетушке Жоже. Но все же кто эти молодые особы, что пришли без приглашения? Остается только гадать. Вероятнее всего, это девицы легкого поведения, посетительницы злачных мест, постоянные клиентки баров на Кайс-до-Содре, поджидающие моряков или прожигателей жизни — молодых людей, которые не знают, как убить время. Эти девицы, так же как и те креолки, что приехали в Португалию с Островов Зеленого Мыса в надежде на легкий заработок, мечтают о жизни веселой и беззаботной, а сами между тем незаметно для себя втягиваются в неприятные и, в общем-то, довольно обременительные дела. Жизнь трудна, предметы роскоши стоят дорого, клиентов оказывается не так уж много. Эти девицы одна за другой начинают заниматься грязными делами — служить осведомителями. Итак, никто здесь не знает толком, кто эти две развязные особы с вызывающе размалеванными лицами, в узеньких мини-юбках, сковывающих движения. Если судить по их высказываниям, то их можно принять то за отчаянных леваков, то, напротив, за ультраправых. Никто не знает, откуда они взялись, но все явно их опасаются. Осторожность — это самый верный способ уцелеть, береженого бог бережет. Кроме того, гости пришли сюда веселиться, а не беседовать о политике. Играет музыка, все танцуют, подходят к столу, закусывают, праздник будет длиться весь вечер, а может быть, затянется и до глубокой ночи. А вот темнокожая девушка в модном платьице и красивых туфельках ни у кого не вызывает подозрений — это серьезная особа, так же как и сопровождающие ее двое парней. Тот, что повыше, учится на инженерном факультете, второй — на юридическом. А девушка — ее зовут Зилда — слушает курс фармацевтики в Коимбре. Ее вряд ли можно назвать хорошенькой, хотя стройная фигурка привлекает к ней всеобщее внимание. Жожа глядит на нее с любопытством. «Зилда, ты на днях была такая миленькая с прямыми волосами, почему ты теперь их не причесала так же?» Не одну Жожу удивила прическа Зилды, недоумевали все, кто давно знал эту девушку. «Но раз у меня такие волосы, нья Жожа, отчего бы мне не оставить их такими, как есть». И она засмеялась, обнажив ровные зубы. «Девочка, но ведь прежде ты их распрямляла». — «Прежде — да, а теперь не хочу. Нья Жожа, зачем прятаться от того, что является исконно твоим? Европейцы — одно, мы — другое. Зеленомысец должен оставаться самим собой, разве я не права?» Никогда прежде Жожа не слышала таких речей. Может быть, Зилда немного и рисуется, но все-таки в ее словах что-то есть. Все девушки из кожи вон лезут, стараясь гладко причесать волосы, на все идут, лишь бы быть похожими на европейских женщин, а Зилда, такая юная, такая прелестная, не желает этого делать. Нынешняя молодежь не желает идти на поводу у моды. Она все делает наоборот. Витор тоже как-то раз высказывал дома подобную точку зрения: «Матушка Жожа, пора нам отказаться от колониального наследства». У теперешних молодых людей прямо мания какая-то все переиначивать по-своему. Но вернемся к вопросу о прическе: почему же все-таки эта умница Зилда ничего не хочет делать со своими волосами? «Сейчас это модно, нья Жожа, вы не верите? Я просто не знаю, как вам это доказать»! — И она рассмеялась, увидев растерянное выражение лица тетушки Жожи. «Нья Жожа, мы объявили войну подражательству, — сказал один из пришедших с Зилдой парней. — Мы признаем морну, коладейру и креольский язык. Ведь мы африканцы, и внешность наша должна соответствовать этому имени». Жожа даже подскочила на месте. «Милый, ты, по-моему, перегибаешь палку. Значит, и жениться вы собираетесь только на негритянках?» — «Вот именно, нья Жожа». — «Конечно, ребята, каждый волен поступать так, как подсказывает ему собственный разум, но выслушать меня вам все-таки не помешает. Белые девушки издавна привлекают мужчин с черной кожей, уж мне-то можете поверить. На ком женаты наши земляки, живущие в Гвинее? На белых. Ангольский врач, что был проездом на Островах Зеленого Мыса, тоже женат на белой. Многие из тех, кто занимает крупные посты в Анголе, женятся на португалках. В Мозамбике такое явление тоже не редкость. Вы, наверное, уже не застали здесь индийского врача из Гоа, — его звали Гайтенде, — так вот он тоже выбрал в жены португалку, о ней еще писали в газетах. А вы что утверждаете? «Мы — африканцы». Да перестаньте вздор молоть! Какие мы африканцы? Что у меня от африканки, да и у вас тоже? Цвет кожи? Да какое это имеет значение? Я зеленомыска, и вы все зеленомысцы. Цвет кожи! Что это, спрашивается, за понятие? Да у многих из наших земляков кожа белее, чем у португальцев. Если кто-то захочет заставить меня отречься от родины — я ни за что не соглашусь. Но знаете ли, ребята, цвет кожи для нас не главное, что черный, что белый — все едино. Белому нужен черный, черному нужен белый. Вот как у нас в народе говорится: «Вы, сеньор, белый, я — черный, я уважаю вас, сеньор, но без меня вы ничто; белый — это бумага, а без чернил она нема». И наши соотечественники правы. Что бумага без чернил, что чернила без бумаги — одно и то же, оба друг без друга ничего не стоят».
Товарищ Зилды улыбнулся: «Нья Жожа, мы не хотим смириться с судьбой, которую навязали нам колонизаторы. Мы предпочитаем другой путь. Пускай они раздобывают себе чернила, а мы найдем бумагу». Нья Жожа смотрела на них с недоумением. «У вас гладкие волосы, но если бы они были курчавыми, как у африканцев, вы бы их, наверное, выпрямляли, не правда ли? Просто красивее, но все это ничего общего не имеет с идеологией». — «Нет, имеет, — возразили парни. — Черные девушки уже привыкли оставлять свои волосы кудрявыми. Негры новыми глазами взирают на свою культуру». Тетушка Жожа принадлежала к старшему поколению, и все эти рассуждения были ей непонятны, они рождали в голове невероятный сумбур. «Да, мои дорогие, я принадлежу к старшему поколению, что правда, то правда, по-моему, волосы — это одно, а политика — другое, стоит ли затевать из-за этого спор?» Молодежь, конечно, считает, что ей принадлежит весь мир, эти парни немного чокнутые. «Послушайте, ребята, наверное, Витор с удовольствием поболтал бы сейчас с вами». — «Не найдется ли у вас, нья Жожа, грога или еще какого-нибудь спиртного с наших Островов?» — «Есть брага и наливка, хотите? Я собираюсь познакомить вас с моим воспитанником, он умный парень и недаром сын бунтаря».
Жожа настолько увлечена разговором, что не замечает, как подозрительные девицы подсаживаются к ней с явным намерением что-нибудь выудить. Но тут раздаются громкие звуки коладейры, разговор сам собой стихает, гости радостно выбегают на середину комнаты. Всех — и молодых, и старых — увлекает за собой коладейра. Поглядели бы вы сейчас на тетушку Жожу: раскрасневшаяся, счастливая, она и думать забыла о своих шестидесяти с лишним годах! Как только ей удается сохранить этот молодой задор? «Милые, камень, который катится, никогда не обрастает мхом». А теперь посмотрите на нью Коншу, знаете, сколько ей лет? Семьдесят, давно уже минуло семьдесят, а посмотрите, как она покачивает бедрами, как изгибается всем телом, танцуя с двадцатилетним парнем! Задержите взгляд на ньо Армандиньо, что согнулся под бременем лет, ему уже далеко за семьдесят, люди говорят, не сегодня-завтра восемьдесят стукнет, но и он не усидел на месте. Видите, все закружились в танце, никто не смог устоять перед дразнящим, дурманящим напевом. Как по-вашему, что породило эту музыку, этот живой, четкий ритм? Джаз? Батуке? Меренге? Калипсо? Откуда взялась эта музыка — неважно, где ее истоки, — это уже никого не интересует, она родилась на Островах Зеленого Мыса! Лица танцоров раскраснелись, музыка увлекла всех, обратите внимание, как они, охваченные безумием, покорно подчиняются наивному, грубому и дьявольски быстрому ритму, как отдаются во власть мелодии, которая вторит словам, звучащим то издевательски-насмешливо, то нежно или шутливо. Нет большего наслаждения для зеленомысца, чем коладейра. А теперь взгляните на тетушку Жожу — она уже совсем запыхалась, под мышками у нее выступили темные круги, эта Жожа плясать мастерица, в танцах для нее вся прелесть жизни, ее главное удовольствие. Вот она раскачивается всем телом, поводит бедрами, а то вдруг замрет на месте и нахохлится, точно наседка. Нья Жожа любит ходить в гости, любит выпить вина или грога, ничего ведь нет вкуснее на свете, чем грог с острова Санту-Антан, он веселит душу и пронимает тебя до самого сердца. Впрочем, Жожа — стреляный воробей, она умеет держать себя в руках, пить без разбору — этого она не любит, не следует злоупотреблять гостеприимством хозяев. А вот коладейра для нее точно дурман, словно сладкая отрава, вызывающая головокружение, и никакой силе не вырвать ее из круга танцующих раньше двух или трех часов утра. Лишь очутившись у себя дома, Жожа припомнит заинтересовавший ее у ньи Консейсао Медины разговор и задумается: в самом деле, почему это девушки не хотят больше делать себе европейскую прическу? Сперва она посмеялась и не приняла слова Зилды всерьез, но в глубине души нья Жожа не очень-то уверена в своей правоте: молодежь сейчас хоть и взбалмошная, а все же подчас в здравом смысле ей не откажешь. Как знать, кто из них прав? На следующий день, сидя с Витором за обедом, она пересказывает ему состоявшийся у нее накануне разговор с Зилдой и ее друзьями. «Ты не представляешь себе, сколько потерял, что не пошел со мной». Витор пристально смотрит на нее и молчит. «Спустись на землю, сынок, ты опять витаешь в облаках!» — «Нет, матушка Жожа, я размышляю, меня удивила беседа этих молодых людей с вами». Молчание длится целую минуту, Витору хочется признаться: он уже слышал о том, что девушки-негритянки перестали носить гладкие волосы и что это кажется ему единственно правильным. Он говорит, что у Зилды и ее товарищей полно единомышленников, и не только в Коимбре — там-то их, естественно, хватает. Жожа плохо понимает то, что он говорит. У нее самое смутное представление о его убеждениях. Нья Жожа смотрит на юношу, стараясь понять, как далеко зашло его увлечение новыми идеями, судя по всему, в голове у ее воспитанника полный сумбур. И тут ее осеняет: неспроста Витор перестал смазывать волосы кокосовым маслом и только сушит их после мытья, а на ночь надевает старенькую, плотно обтягивающую голову шапочку. А может, все и образуется? Ведь то, что молодежь ко всему относится критически, — естественно, хотя что ни говорите, а тонкие, прямые волосы ни в какое сравнение не идут с негритянской шапкой волос. Молодежь, возможно, во многом права, просто иногда суждения молодых людей кажутся им, старшим, легкомысленными. Вот и Витор абсолютно согласен со своими сверстниками. «По-моему, они совершенно правы, матушка Жожа, — сказал он недавно, — пора нам отказаться от наследия колониализма. Настало время, земляки!» Эти слова повергли Жожу в смятение, и она испуганно запричитала: «Замолчи, бога ради, ты меня