Откуда же тогда те, что утром звонили, об этом знают?
— И как?
— Ну, скорей всего — документальная проза. Псевдо, так сказать, документальная.
— Шерлок Холмс?
— Скорей майор Пронин, — сдержанно улыбнулся Писатель. — Ближе…
— А как это? — поинтересовался Издатель, с трудом соображая, что же такое «псевдодокументальная проза» — слово–то какое–то новое.
— Надо будет поднять документы, просмотреть, как и что было на самом деле, что за кадром осталось, — ответил Писатель, прекрасно понимая, что фраза «как было на самом деле» звучит одновременно и очень убедительно (во щас я вам тако–о–ое расскажу), и более чем расплывчато (мал ли что может остаться «за кадром»?).
— И что?
— И облечь в красивую литературную форму, — профессионально подытожил Писатель.
— А документы–то где возьмешь?
— Ну, не только документы. Как говорят в CIA — есть такой способ «обработки открытых источников информации».
— ?
— Периодика, видеозапись передач с его участием, показания друзей, свидетелей и очевидцев… Можно настричь. А потом — потом меня пригласили на пленарное заседание совета по борьбе с организованной преступностью, — откровенно, чтобы набить себе цену, соврал Писатель.
Ну–ну–будут тебя, таксиста из New York на закрытые заседания приглашать!
Своих таксистов, что ли нету?
Издатель замялся: конечно же, в литературе — полный лопух, но понимает щекотливость и деликатность момента…
— А как ты о нем писать будешь? Что — «дон Влад Листьев, мягко улыбнувшись, произнес: как ты могла обо мне такое подумать! Да я, да она…»
Эта была фраза из последней книжки, какой–то там мелодрамы, рукопись которой Издатель читал на ночь (и по работе, и — для собственного удовольствия, так сказать, надо же приобщаться к знаниям, надо же иметь основания считать себя культурным человеком, не только же бухгалтерские отчеты читать!..)
Видя колебания Издателя, Писатель тут же перешел в наступление:
— А Шекспир, когда писал «Юлий Цезарь» или «Клеопатру» — он что, выискивал в древних манускриптах их точные и дословные фразы? А Золя, когда писал «Саламбо» — что, тоже? А Джованьоли, а Дюма, а вся эта лениниана — что, каждое слово Владимира Ильича, все эти бытовые выражения, вроде «подойдя к окну» тоже подслушали и записали? Хрен там, — поморщился Писатель. — Они это домыслили. И им поверили, потому что домыслы их были очень убедительны. И у Шекспира, и у Золя, и у Дюма…
— Новая реальность? — Издатель иронично посмотрел на собеседника.
— Приблизительно так. Мир будет таким, каким мы его создаем… Поверят, каждому слову поверят. В любом человеке заложена святая и незыблемая вера печатному слову — еще со времен Гутгенберга…
— Смотри, мне тут передали, что один Обозреватель тоже, вроде бы, создает новую реальность…
— Писатель нахмурился.
— Что за он?
— А–а–а, из одной паскудной газетки. Я с его Главным недавно переговорил по телефону — ну, там без тайн, без интриг, без кровавых подробностей, что–то вроде «Знаете, каким он парнем был?..»
— Ну и пусть создает, — равнодушно ответствовал Писатель, — будет два параллельных мира, две, так сказать реальности.
— И обе — новые?
— А почему бы и нет?.. Только моя реальность будет лучше, — со скрытым самодовольством профессионала улыбнулся Писатель.
Еще бы — он знает себе цену. Как по русскому классику Даниилу Хармсу: «Он — Писатель, а ты — Обозреватель…» Говно ты, короче говоря — так, кажется?..
Чтобы литературные критики в один голос заявили о многогранности твоего таланта, надо, чтобы и книга выглядела «многогранной». Профессионализм, интрига, структура, построение, сюжетец покруче, стилистика, язык, книжная графика, etc — «все грани одного кристалла», как в телерекламе «Русского дома Селенга». А из множества граней одного кристалла самые заметные два: карьера главного героя (деньги, приобретения, падения и взлеты, то есть — успех) и личная жизнь (семья, женщины, любовницы; если есть, конечно)… Ну, а между ними еще одна грань, второстепенная, перемычка: отношение ко всему этому окружающих.
Ну, а интрига, структура, построение, стилистика, язык, книжная графика и даже сюжетец покруче — как ни странно, в подобной литературе второстепенное. Главное — сам герой, его личность…
Это Писатель понял сразу: принцип псевдодокументалисгики.
Итак — «обработка открытых источников информации». Вот и прекрасно, с этого и начнем…
В тот же вечер Писатель отправился в библиотеку, и отксерил все, что только удалось обнаружить о Листьеве. На следующий вечер — в Останкино, где за несколько зеленых бумажек с портретами Президента Франклина получил чемодан видиокассет.
Такие вот «открытые источники». Есть, правда, еще и закрытые (то, чего не писалось), есть и слухи, то есть — полуоткрытые, полузакрытые (то, что могло быть написано, а могло и не быть).
Три источника, три составные части, как когда–то, в золотые студенческие времена учил Писатель на журфаке МГУ (когда еще не был писателем).
Но граней — главных–то граней в кристалле всего две.
Первое — карьера. Карьера и все, что с этим связано.
«Добрый гений Останкино, — вспомнились Писателю строки из чьей–то похоронной статьи, — человек, который…»
И, развернув газету (ту самую, о которой ему сегодня Издатель говорил — ну, с Обозревателем), принялся за «обработку»:
…он был остроумен, обаятелен и на удивление скромен: именно таким запомнили его и миллионы телезрителей, и коллеги.
Так, общие фразы, Ничего путного, хотя, и за это, при желании, можно зацепиться.
…никто никогда не знал и не узнает, как много он работал, как много делал. Для нас с вами. Ведь мы, россияне, зацикленные, закомплексованные, злые, ненавидящие друг друга и самих себя, становились добрей, свободней, раскованней… Его «Поле Чудес»…
Короче — понятно: Листьев ассоциируется прежде всего с «Полем чудес». Такая вот новая реальность, — бесплатные призы и подарки, сникерсы и тампаксы…
Писатель не зря жил в Штатах и конечно же знал, что шоу, подобное «Полю чудес», существует и там, только называется иначе — без идиотического намека на сказку про Золотой Ключик. В USA такие передачи называются «квизами». Содрана шоу–программа, целиком и полностью содрана. Поляки вот тоже сделали — «Kola fortuny» называется, «Колесо удачи», то есть, но — честно признались: да, не наш товар, вторичный, лицензионный… Есть в Штатах и своя «Тема» — шоу Ларри Кинга, всеми любимое, всем известное. Так сказать — свободный школьный урок на заданную тему, зрители–ученики свободно сидят, свободно высказываются, руку свободно поднимают…
Хорошая идея, но — вновь не Листьева. Плагиат, мягко говоря.
Опять телефон звонит — нет, что же это такое? Никак не дадут сосредоточиться…
Вliad dz–dz–dz(ь)…
Поднялся, и шаркающей походкой подошел к тумбочке, взял радиотрубку.
— Алло…
— Не надо тебе этим заниматься, — послышался из трубки знакомы голос автоответчика, — не надо…
Тут уже не до сдержанности, не до маскировки неудовольствия — нет, вы только посмотрите, что делают, только посмотрите!
— Не надо тебе этим заниматься, — повторила радиотрубка с мерзкими электронными интонациями.
— Fack you, — выругался Писатель любимым выражением московских пэтэушников, обогащенных опытом просмотра американских комедий с Эдди Мэрфи, — а пошел бы ты на…
Никакой реакции — набери автоматический прогноз погоды по Москве и пошли подальше «ветер порывами до умеренного», результат будет тот же.
— Смотри, мы тебя предупреждали… Вот как точней: «смотри. мы. тебя. предупреждали».
Нет, наверняка хулиганы — не иначе. Ведь никто, кроме Издателя не знает, чем он занимается, какую книгу надумал написать, да ведь и Издатель наверняка не самоубийца — другие издатели узнают, наймут бригаду нищих писателей — в восемь рук за месяц настрогают, выбросят на рынок по демпинговой цене — и все…
Или попали не туда?!
Ладно, теперь надо думать не об этом — о демпинговой войне и прочих вещах, пусть у Издателя голова болит. Он — Писатель, и поэтому должен писать.
А прежде чем что–то написать, надо прочитать — то есть, «обработать» те самые «открытые источники информации», стало быть…
Так, а вот и родная когда–то газета.
Заголовок:
ЭТОТ БРЕД У НАС СМЕРТЬЮ ЗОВЕТСЯ
«…то идут киллера бичевой», — мысленно продолжил перефразированного в названии Некрасова Писатель.
Ну, ну, и что дальше?
…личный секретарь Влада Листьева видела своего шефа не последней. Но общалась с ним в день убийства больше всех: слышала все его разговоры, разгребала на столе его документы, вежливо «отсеивала» ненужных Владу людей.
Все было, как обычно. Хотя нет…
Так, беллетристика — ничего путного, не за что зацепиться; во всяком случае, о Листьеве как о профессионале ни слова.
Все работают, все разговаривают по телефону, всех достают ненужные люди — как, например, эти, что только что звонили…
Дальше:
В последнее время просил перевести ему книгу про Ларри Кинга. Многие считают Влада его двойником; Ларри тоже шоу вел и подтяжки носил. «Хоть знать буду, кого я копирую». Закончила она переводить на том месте, где Ларри говорит о том, как интересно вести дискуссию о стоимости человеческой жизни… [3]
Так, Ларри Кинг, конечно же ему, Писателю то есть, хорошо известен — не зря ведь в Штатах столько лет проторчал!
Наверняка был известен и Листьеву — не темный же человек!
Не мог не знать.
А где Писатель еще видел это имя — ну, среди своих отксеренных в библиотеке газеток?
Ага, вот:
— Вы знали вашего российского «двойника» Влада Листьева?
— Да, я несколько раз говорил с ним по телефону…
— Он говорил вам о том, что тоже стал носить очки и подтяжки?