Так оно и оказалось. После того, как пегаска облазила всю пассажирскую палубу лайнера... Впрочем было бы что, небольшая она и полусотня кают до самого последнего времени не то что пустыми стояли, они, по большей части, с постройки не вскрывались, те шесть десятков народа, что прилетели этим рейсом, по нашим меркам — событие... Облазила, и после этого неугомонная, для начала, напросилась к пилотам, потом к техникам, а потом, слегка передохнув, вытащила из каюты этих наших попутчиц.
Вскоре вся наша маленькая компания уже знала, кто здесь кто и откуда, что пегаска собирается учиться на пилота-штурмана, что первую из этой парочки зовут Онга, и она с Лаэлль познакомилась по переписке, а сейчас они летят к ней домой, на Живу, знакомиться с новообретённой роднёй, и так далее, и так далее, одни Древние знают в каких ещё подробностях, лучше поберечь психику и не интересоваться, о чём ещё они успели поболтать.
Ну а главное, что в результате всех этих разговоров Лаэлль перестала, наконец, на пустом месте накручивать себя, нервничать и дёргать острыми ушками, а на лице, красивом, но чересчур идеальном, чтобы быть натурально-человеческим, появилась улыбка. Из новеньких эльфка, уже после меня притащили. Надо будет поинтересоваться потом, такие модели нам попадаются крайне редко. Но именно что потом, и по архивам, потому как очень хорошо чувствуется, что её саму про это лучше не расспрашивать лишний раз.
Занятно, что Дэш это тоже хорошо поняла. Несмотря на всю непосредственность в общении, пегаска очень аккуратно, но вполне естественно выбирала темы. Когда с ней прощались, провожая на станцию у Руси — прощались легко и сердечно, не так, как с тем, кто пусть даже случайно и не желая того, но разбередил старые раны.
Растёт девочка. Растёт и радует.
* * *
Всю посадку пегаска просидела, уставившись в экран-иллюминатор. Городскими кварталами её, понятно, было не удивить, лесами после Тайги — тоже, но вот их сочетание впечатлило. И она глазела неотрывно на пейзаж, всё время, пока катер закладывал развороты, выходя на нашу площадку в порту. Пейзаж, надо сказать, впечатлял — мы прилетели днём, день был солнечным и городские кварталы, утопающие в зелени, сияли под солнцем ярким, слегка матовым серебром. Повторяющийся рисунок блоков шёл вдоль реки аккуратной татуировкой и расползался в стороны, оставляя зелёные или синие плеши там, где поросшие диким лесом особо большие холмы, или проточное озеро не позволили в своё время поставить дома.
Не меганебоскребы Шпилей, конечно, выше семи этажей комплексы не строили, но с отвычки её достаточно впечатлило. Ещё больше впечатлило, когда мы после катера прошли не слишком людное, приземистое здание терминала, и взяли автомат-такси. Тоже, кстати, не самая привычная вещь, при нашем-то повсеместном разлетайстве. Прозрачная коробка на колёсах вырулила из стройного ряда ей подобных и бодро покатила сначала по трассе до города, а после и по городским улицам.
Покрытие на дорогах было гладким и чистым, его не взломали корни, и оно не заросло травой, несмотря на широкие полосы зелени по сторонам, деревья на этих полосах имели вполне ухоженный вид, тротуары не были завалены листвой, и вообще город был вполне цивильного облика.
Вот только людей на улицах не было.
Полоса зелени, отделяющая дорогу от жилья, конечно, здорово мешала, но всё в движении можно было увидеть, что так здорово смотревшиеся сверху дома смотрят на улицу фасадами, на которых не видно ни окон ни дверей — лишь однотонный, слепой серебристый рельеф.
Пегаска молча смотрела на окружающее, и в ней постепенно начинало проступать беспокойство. Она старалась не подавать вида, но, в конце концов, всё же обернулась, и вопросительно уставилась на меня.
— Многие поначалу шугаются, да. — ответил я на невысказанный вопрос.
— А-а-а почему — так?... — пегаска неопределённо помахала ногой.
— Да просто в консервации тут города. Это ж, по сути, временное жильё было, только для того, чтобы было где прожить после ухода. Но стройкомплекс энергии и расходников изведёт одинаково и на развалюху, и на приличный дом, так что выращивали сразу и на века. А потом, лет через двадцать-тридцать, как расселялись — так потихоньку и закатывали дома под консервационную плёнку, залив азотом, чтоб мокрицами не заросли, и оставляли так. По ночам кибы шерудят, чтобы зелёнка не затянула, состояние по датчикам отслеживается... Как знать, может и пригодится когда, запас карман не тянет. А так, теперь в этих городах где живут — там живут только лишь вокруг центров, вроде того, куда сейчас едем. Такое вот тематическое заселение получилось. Здесь всё вокруг юрчатника крутится, где-то ещё — вокруг научного центра... Город как концентрат людей, это в общем здорово и полезно. Вот только побочных эффектов от такой концентрации лезет столько, что ну его в пень, несмотря на все полезности.
19
* * *
Само училище это, по сути, просто обычный городской квартал. На самом краю города, конечно, от него тянется двадцатикилометровая нитка виадука скоростной дороги до полевого хозяйства, со всеми его посадочными площадками, ангарами и прочей тяжёлой техникой. Но учатся на первых порах здесь, и живут тоже здесь. Вон те два здания, из восьми окружающих большой внутренний квадрат со всем немаленьким учебным корпусом и его вспомогательными постройками. Стандартное здание школы строилось с запасом, как выяснилось — даже с чрезмерным запасом по нашим реалиям, так что для училища места хватает.
Даже более чем хватает — на всём пути по зданию нам не встретилось почти никого. То ли внезапный выходной в начале сезона случился, то ли, скорее, в поле все, на технике. А тут только пару раз мелькали тени где-то на лестнице, да послышались торопливые шаги, и всё, только бежевые стены, окна с видом на окружающие деревья с одной стороны, закрытые двери с другой, и та особенная тишина, которая поселяется в пустой школе.
Ну а потом была скромная табличка "Олаф" на двери в конце коридора.
Глава училища своей табличке более чем соответствовал. Габариты, суровая морда, короткая борода а-ля викинг. Так и тянет выдать ему рогатый шлем на голову, топор в руки и послать куда-нибудь вперёд, под полосатым парусом. Даже и не подумаешь, что родом эта нордическая физиономия из старой Сибири, а "Олаф" просто естественным образом прикипевший позывной. Впечатление, впрочем, слегка смазывалось тем, что суровый викинг устроился не на скамье драккара, а в вполне себе комфортабельном кресле, что-то вычитывая и отмечая в плашке. Хотя, по нашему общему обыкновению, стоящая на полу у кресла кружка была вполне аутентичной — здоровенная, из капа нарочито грубой резки, такой при надобности и драться можно. Без ущерба для кружки.
Пейзаж на экране за его спиной, впрочем, был на вполне морскую тему. Огромные волны неторопливо взмывали, и так же неторопливо рушились, рассыпая пену, брызги и радуги. Цветасто-полосатый горб на добрую треть горизонта сиял вовсю, а значит тамошнее солнце было где-то за спиной у снимавшего. Красивое место, крайне популярны съёмки оттуда, как раз для таких вот фонов. Так-то ничего толком в той системе не нашлось, зато съёмок с одного из спутников тамошнего газового гиганта разведка приволокла неимоверное количество — низкая гравитация, своеобразная атмосфера и ничего, кроме постоянно бушующего океана.
— Айн момент. — не отрываясь от плашки помахал рукой Олаф. — Пара минут и начнём.
Я подтащил поближе стул и уселся верхом, так чтоб проследить за обоими. Дэш скинула сумки рядом с собой, и стояла перед Олафом вытянувшаяся, напряжённая и сосредоточенная. Это, конечно хорошо, показатель того, что серьёзно относится... до сих пор, несмотря на всё проведённое у нас время. И это первое, от чего её продолжат здесь отучать, потому что Великому Космосу плевать на иерархические игры, экипажу не тянуться надо, экипажу надо быть практически семьёй, и чуять друг друга, в общем, так же как и мы. Как я вот чую, что Олаф только что записал именно эту пометку в дело стажёрки, и сейчас...
— Ну-с, юная дама, приступим...
Забавно наблюдать за своей же работой, когда смотришь со стороны. В принципе работу штурмана, на уровне грубого ремесла, освоить может практически любой, при старательности и желании потратить сколько-то времени. Я когда-то потратил, поэтому то, чем сейчас сыпет Олаф и отвечает Дэш, понимаю. С пятого на десятое, конечно, как это бывает в любой области где слышишь разговор мастеров, или хотя бы подмастерий о том, что ты только с краю зацепил. Я и не пытаюсь вникать подробней, это же не мне строить курс для прыжка, наполовину рассчитывая, наполовину угадывая все эти их наложения, возмущения, течения и всё прочее, что надо учесть для успешного броска в неведомое. Я наблюдаю за куда более интересным зрелищем — как Олаф гоняет Дэш по пройденным курсам и сданным тестам, проверяя даже не то, что запомнено, сколько то, что и как понято...
...о, а вот теперь он пошёл проверять не только знания, а и её саму. Разговор переходит на слегка повышенные тона, и он её откровенно начинает заторапливать, стараясь сбить с толку, да ещё и придавливает ментально. Точнее, пытается придавливать — пегаска спокойна, собрана и, несмотря ни на что, держит себя в... копытах. Оппонент же, встретив такой приём, напротив, потихоньку начинает явственно заводиться, давит ещё сильнее, и Дэш, в свою очередь, показывает зубки, вскидывается, упирается передними копытцами в стол и подчёркивает свои слова стуком по столешнице. Хорошо так стучит, кстати, аж через пол чувствуется. Так что спустя некоторое время я прерываю этот эрзац-экзамен хлопком ладоней.
— Олаф, хорош выворачивать стажёра. Дэш, брэк. Вы ещё х...харизмой меряться начните, сильные личности. И если что, я официально свидетельствую, что все отправленные ей тесты были выполнены честно и без чьей-либо помощи.
— Ну вот, на самом интересном месте! — Олаф подмигнул пегаске. — Отлично. Веда, знакомься, наша новая курсантка. На штурмана. Будь любезна, размести, и покажи где, что и как.