землянин набил ему физиономию. Если быть точным — землянин был синтетом, более того, пони, и самое забавное — модели Флаттершай. Да у нас найдёныши меняются, но жёлтая тихоня обычно верна себе во всех своих воплощениях, и зрелище озверевшей стесняшки, как рассказывали, было в духе древнего анекдота про поручика Ржевского — "луплю и плачу". Стоит отдать должное им обоим — когда их растащили, побитому хватило мозгов потом спросить "за что", а пегаске хватило такта и выдержки всё же кое-как успокоиться и объяснить. Почему-то именно эта модель пользуется особенной популярностью у последователей известного маркиза, и та пегаска, прежде чем попасть к нам, хлебнула этого полной мерой. Парень впечатлился, извинялся долго и восторженность как рукой сняло.
Наши выходы иногда называли прививками от ностальгии, ну что ж — вот так эта прививка и работает. Побывавшие на Земле и вывезенные оттуда расходятся по нашему социуму, и предупреждают распространение опасных иллюзий. И некий количественный порог, за которым иммунитет социума работает сам, мы, похоже, смогли перевалить. Потом, разумеется будут и другие проблемы, нет проблем только у мёртвых, но конкретно эту мы купировали. Надеюсь.
Ну а мы сейчас продолжаем работать. Только уже не экскурсоводами. Там, внизу, сидит шестёрка наших искинов, закопавшихся глубоко в фундаменты Еврогигаполиса и Австралийской Аркологии. Они плотно оседлали линии связи, видеонаблюдения и прочей инфраструктуры слежения, которой без ума и меры напичкан каждый из Гигаполисов. И по их наводкам мы, черти-хранители, в броне, с оружием и матом наперевес, выход за выходом падаем с небес и тащим из земного кровавого разлива всё, что удаётся. Данные, технологии, иногда, очень иногда — хомо. И синтеты, разумеется. В основном синтеты. Беглые, выброшенные, украденные и перепроданные — шайки работорговцев, исчезнувшие было, буйно расплодились вновь. Ещё — те, с кем наши искины смогли и решили связаться, и кто решился им поверить. В нынешнем бардаке мы можем действовать куда вольготнее, чем раньше, и мы не собираемся упускать такое окно возможностей.
Выход был последним в этой смене, сейчас, спустя месяц суматошного метания вниз-вверх, трюмы двух с лишним десятков рейдеров уже не то чтоб забиты до отказа, но уже близятся к тому, и сегодня должны придти наши сменщики. Потом — будет у меня месяц отдыха дома, на Тайге, ещё месяц подготовки и готовности номер один после него, и снова обратно... пока, так или иначе, всё не закончится.
И я не ошибся словом. Именно трюмы.
Время неспешных бесед у камина тоже прошло, сейчас мы тащим в промышленных масштабах, и на задушевные лекции в кают-компании нет времени. При экстренном изъятии приходится работать по сокращённой программе — экспресс-опрос на месте, согласие — отказавшихся, как правило, нет, в силу состояния здоровья или обстоятельств, искины знают толк в подборе кандидатов — и наши клиенты отправляются в стазис-капсулы, ожидать, когда у зашивающихся адаптаторов дойдут до них руки. Для клиентов это ожидание в стазисе будет всего лишь мигом, впрочем мы не намерены его затягивать ни на миг больше, чем возможно. И четвёртая палуба рейдера сейчас сменилась на уродливый раздутый горб грузового трюм-контейнера. Ничего лишнего, только минимальная сжо, дублированный малый реактор и места крепления с энергопитанием на три тысячи капсул.
Мара, разумеется, недовольна таким изменением обводов, но всё понимает и возмущается только для проформы.
Сидящий рядом стажёр со вздохом стянул шлем, яростно почесал белобрысый ёжик волос и вопросительно мотнул головой в сторону моего баула.
Да.
Это ещё одна из навалившихся в последнее время проблем. Мы тащим синтетов с Земли даже не неводом уже — донным тралом. И теперь частенько цепляем тех, кто до последнего времени тихо-мирно жил у хозяев.... скажем так, вполне благопристойных. Сейчас же владеть синтетом стало небезопасно — с одной стороны шайки фанатичных синтетов-аболиционистов, ненавидящих людей, с другой — не менее фанатичные шайки людей, ненавидящих синтетов, с третьей, четвёртой и прочих — кто-то ещё, и очень часто такие вот благопристойные граждане благопристойно избавляются от живых игрушек. Это так просто — отвезти подальше и оставить на улице... Так просто подобрать мимоходом неприкаянную душу, и лишь после понять, кто у тебя оказался на руках. Не выкидывать же потом в шлюз, мы не земляне всё-таки. Вот и начали появляться на Тайге эти живые игрушки, с ясными глазёнками и наивной верой в то, что попали сюда из другого мира, или что там ещё прописали им в память. Хватанувшие жизни достаточно, чтобы накрепко это запомнить, но недостаточно, чтобы сорваться и переродиться в полноценную личность.
Имея опыт, их довольно легко отличить от тех, кто уже прошёл срыв. Внешний облик, поведение, моторика.
Эмоции, наконeц.
Именно этими эмоциями сейчас и фонило от баула.
Растерянность, непонимание. Страх. Обида.
И робкая, хрупкая надежда.
Тоже, в общем, проблема, которую потом надо будет решать.
В этом выходе мы по наводке ведущего этот сектор искина, Лины, уже на обратном пути сделали внезапный крюк, и свалились на головы компании генофриков хищной модификации, решивших поиграть в охотников. Объектом охоты была группа синтетов-фуррек. Хвостатых уже загнали в глухой проулок, и те уже прощались с жизнью — всем было плевать на такие забавы и в более спокойные времена — но тут сверху с воем прошёлся и ненадолго завис тяжёлый катер, вниз по стропам ссыпалась тройка хмурых ребят в броне и со стволами, и генофрики показали что с мозгами у них всё в порядке. Исчезли моментально, как и не было их.
Потом был короткий, но ёмкий разговор, предложение, и полыхающую эмоциями четвёрку вывели из проулка к нашему дэка. Один за другим гасли огни эмоций, по мере того, как их укладывали в стазис, вот только когда мы закончили, огоньков осталось чуяться на один больше, чем ожидалось. Слабенький, едва заметный, но учитывая, что при виде катера начисто разбежались не только генофрики, но и прочие местные — это было странно. Так что я покрутил носом и пошёл посмотреть. По ощущениям где-то метров полста было.
Посмотрел. И убедил отчаянно фонившую смертной тоской синтетку выбраться из-под груды искорёженного металла, где та пряталась. Двигалась она с трудом, на задней ноге была хорошая такая гематома и потеки крови из-под неуклюжей перевязки чем-то вроде платка, так что я отстегнул со сбруи баул формата "мечта хомяка" и предложил забираться. В иное время такое предложение было бы подозрительным, или вовсе пугающим, но она метнулась туда с облегчением. Сдаётся мне, что облегчение то было того рода, когда будут рады даже смерти, лишь бы всё это, наконец, закончилось.
Ну, что ж... Я прикинул наше с кораблём положение и траекторию. Время у нас есть... а вот запасных стазис-капсул в катере, наоборот, нет. Как раз на этих четверых резерв в катере и кончился, так и вышло вровень, да и на корабле уже резерв кончается. Надеюсь, сменщики уже на подходе.
Я тоже стащил шлем, выстегнул гарнитуру с визором, надел их, подтянул баул поближе и раскрыл его.
20
— Привет. Я Шад, старший в этом дурдоме. А тебя как зовут? — я протянул руку так, словно знакомился с кошкой — медленно, близко, но не касаясь первым, ладонью вниз, чтобы не казалось, что пытаюсь схватить. Сходство ситуации усиливалось размером — сжавшаяся в комок понька внутри была, считай, самую малость больше и выше, чем крупный мэйн-кун.
Рубиновые глаза, лазурная шёрстка, крылья, радужные грива и хвост... Что-то везёт мне на них. Вот только эта — совсем ещё жеребёнок, голенастый и пока ещё довольно нескладный. Она опасливо прижала уши, а взгляд нервно мечется между моей рукой и лицом.
Я не торопясь переместился с сиденья на пол — контакт всегда легче устанавливать, когда глаза более-менее на одном уровне, и пегаска, наконец, решилась встать и осторожно притронуться копытцем к пальцам.
— Здравствуйте. — голос слегка похрипывал, и она кашлянула. — Рэйнбоу Дэш Симич.
Так, что тут у нас, судя по первым впечатлениям... Вежливая, воспитанная девочка, на улице оказалась совсем недавно — простой костюмчик, конечно, грязен, но заметно, что грязь не застарелая и запах не тот. Через срыв поведенческих скриптов, похоже, не проходила — об этом говорят мимика и мелкая моторика. Интонации, правда, вызывают некоторый диссонанс — фамилию-прим она произнесла естественно, как свою, такое бывает, коли хозяин заслуживает уважения, если не любви. Но как тогда она оказалась на улице? Хотя возможно всякое...
— Скажите... — жалобно проговорила она. — ...а вы можете найти маму?
Мой сосед шумно вздохнул. Я-то за много лет наслушался, привык, а ему всё еще пока в новинку.
— Попробуем. — Я погладил её по шее. И чтобы успокоить, и чтобы попробовать считать данные с чипа. Тот, на удивление, оказался в порядке, и в визоре побежали строчки. Имя, модель, биологический и субъективный возраст, идентификационные коды...
— Лина, — позвал я через гарнитуру. — ты нас ведёшь ещё? Пройдись по данным, проверь. Та-ак, малышка, рассказывай как её зовут, где живёте, что случилось, как ты там оказалась, и всё такое прочее. Понимаешь, чем больше ты расскажешь — тем больше шанс найти, так что говори всё, что знаешь, хорошо?
Да, она точно ещё не срывалась. Только такие могут так непосредственно и наивно выкладываться первому встречному. С такой детской верой в то, что этот встречный выслушает и поможет, что беда — это просто случайность... Нет, насчёт помочь это, конечно, по адресу, но те, кто живёт сам по себе, куда менее доверчивы. Вот те же хвостатые — их спасли от весьма неприятной смерти, им предложили жизнь и убежище, в душе они были готовы заорать "да!", но всё равно — они колебались. Этот мир не располагает к доверчивости. Если бы не мой специфичный талант — могли бы и не решиться, но наведённое обаяние сработало в очередной раз, и они сделали то, что люди делают реже всего. Они доверились своим чувствам.