– Ур-р-ря!
– Выключи это говно, – заругался Бык на халдея, – Вруби что-нибудь нашенское.
– Да хватит с тебя нашенского, – не поддержал его старшина Богодул, – Ты в городе высокой, на х…, культуры! Это я попросил. Чтоб нашему виновнику торжества-х…ержества приятное сделать.
Песня проиграла до конца. Как своеобразная поздравительная открытка, граничащая с издевательством. Потому что в ней пелось, как какая-то баба не дала никому: ни Роберто, ни Фернандо, ни, самое главное, Алехандро. И чёрт бы с этими латиносами, но Младший не мог не видеть тут намёка.
– Ура! Молоток! Дождался! – гвардейцы, которых Саша иногда путал, настолько они, кроме Богодула, Андрюхи, Чёрного и Режиссёра, были на одно лицо, бритые налысо и в черных кожанах, полезли хлопать его по плечам, тискать как брата, жать руки своими граблями.
Ещё бы. Он оплачивал этот грёбаный банкет. А остальные оглоеды заплатят только за то, что не входило в комплектацию столов, на которых сегодня было всё, даже тепличные овощи. Сейчас они стоили, конечно, не так дорого, как зимой, но всё же… И не ударишь ведь в грязь лицом, чтобы не посчитали жмотом.
Хотя особого достижения тут не было. Всё это совсем не приближало его к новым, хм, вершинам.
Сдвинутые вместе столы «котов» сейчас вмещали столько еды, что многие на Острове от зависти на слюну бы изошли. Обычных трудяг жаба душила заказывать такие дорогие блюда. Они по-быстрому рубали картоху с соленьями и гомеопатическими кусками мяса или рыбы. И сидеть здесь подолгу они не могли. Их ноги кормили. Посидят часок, а потом – или на смену, или на боковую, в свои дешёвые каморки в подвалах Острова. Или вовсе отправлялись на ночную старательскую вылазку на материк. Понятное дело, хозяевам выгоднее такие клиенты, как «коты».
Через пять минут крики утихли, все вернулись на свои места, к своим компашкам. Молчуну удалось спокойно допить кислое пиво и съесть порцию жареной рыбы с картошкой и миску овощного салата почти в одиночестве. Только Андрюха пересказывал ему какой-то случай из дозора.
Остальные стали потихоньку о нём забывать, Младший был этому даже рад.
– Ну… а теперь за женщин! Которых здесь нет. Чтоб они не сосали из нас все соки в плохом смысле. А только в хорошем! – он узнал голос Богодула. Его уж точно ни с кем не спутаешь. Трубит как слон. И не скажешь, глядя на него, потому что сам невысокий, да и сложения не сильно богатырского. Низкорослый, коренастый. Хотя лицом мордатый, с брылями, с лысиной, на которой сохранилось несколько волосин. Чем-то похож на артиста из старого-старого советского фильма «Кин-Дза-Дза», Леонова.
– Га-га-га-га! – одобрительно загоготали «бойцовые коты» так, что задребезжала посуда. Почему-то Молчун вспомнил, что в древности наёмников называли «дикими гусями». Наверное, за это.
– За женщин надо выпить! – заорало сразу несколько.
Сдвинули бокалы.
– А моя… родила спиногрыза и запустила себя, корова морская. Три месяца не давала. Бросил и ушёл к её младшей сестре, – заговорил Бык. – Но уже без росписи.
– Правильно. Мужик! Ха-ха.
– А лучше бы обеих… га-га-га.
– По очереди. Но сначала ту, у которой задница больше.
– А можно и разом, ха-ха-ха.
– Это как?
– Щас расскажу…
Ответ потонул в шуме, гомоне и звуке двигаемых стульев. Кто-то подсаживался прямо за «боярский» стол, чтобы захомячить побольше, кто-то накладывал всего на тарелку и уходил в свой уголок. В зале было уже накурено, но это только табак. Если кто в отряде и баловался весёлыми травками, не стал бы делать это в заведении, куда ходит и командование.
В углу висела боксёрская груша, лежала штанга. К ним редко кто-то подходил. Всё-таки здесь не спортзал. Скорее, это элементы декора, как и доска для игры в дартс с воткнутыми дротиками, которые никто не трогает уже годы. Вот у них на опорном пункте – настоящая тренажёрка. А тут, скорее, для вида. Но если новобранцы ещё были худощавыми и поджарыми, то средний наёмник, дослужившийся до сержанта, имел хорошо развитое пивное брюхо. Мышцы у них, конечно, тоже были, и дрались они часто, поэтому кулаки имели набитые, но лазить по катакомбам или преодолевать полосы препятствий или «зелёнку» в полной выкладке, а тем более под пулями, очень не любили. В общем, как и любые наёмники, у которых нет мотивирующей идеи, кроме бабла.
А вот плакаты на стенах изображали очень накачанных мужиков. Иногда с топорами, иногда с пулемётами. А ещё – тёлок в бронелифчиках или вообще в чём мать родила. Больше эротики не было – поди, не стрип-клуб. Местным девушкам не доплачивали за то, чтобы они ещё и сиськами трясли рядом с шестом, как в обоих казино. Они были делом заняты: или на кухне, или, реже, в спальнях на втором этаже.
Наёмники постоянно тусовались в барах. Это была их, мужская территория. Тут они все были холостыми, свободными и отвязными, хотя жёны или постоянные подруги имелись почти у всех. «Очень женатых», которые не могли вырваться надолго из-под «железной пяты» и считали каждую минуту, тут жалели, но понимали. Хотя посмеивались над ними, слегка третируя.
– Хватит уже о бабах, – попытался Чёрный перевести разговор. – Давайте о мужских делах поговорим. Скорей бы уже нормальное дело, пойти бригадиров отмудохать. Или кауфмановских прижать. Или деревню людоедов сжечь. А лучше две.
– Да ну тебя в сраку. На хер войну. Там страшно и убить могут. Про каннибалов вообще не к месту. Мы, кажись, жрём тут, – заткнули искателю приключений рот коллективно. – Давайте лучше ещё о бабах.
– Чё о них говорить? – пробормотал Бык, который недавно развёлся, и теперь ему завидовали. – Они, стервы, не хотят встречаться без обязательств. Для здоровья. Им сразу трёх детей подай, дом, шубу, огород и в долги влезть, да побольше. Задолбало. Больше туда ни ногой.
– Правило номер раз, мужики, – сказал Богодул, подняв кривой костлявый палец; его лысая голова покачивалась, как подсолнух. – Баба должна быть моложе. Иначе – неликвид. Правило номер два. Трахать и бросать.
– Ага, – поддакнул его толстый сосед по кличке Пузырь, отхлёбывая пиво. – Трахать и бросать. Я по три месяца одну окучиваю, а когда начинает ныть про «взамуж» – сразу к другой. Через год можно и вернуться.
– Это называется «ротация кадров», – вставил веское слово умный Режиссёр, который пил хорошее крафтовое пиво и закусывал солёными фисташками. Их привезли издалека по караванной эстафете. У остальных был арахис, хотя он тоже на Острове не рос.
– Ага. И снова уши развесит. Одно слово, бабы. Если родились ими, значит, заслужили!
– Это называется «предопределением свыше», – Режиссёр, коренной питерец, был человеком образованным, начитанным, знал много умных слов, но – вот парадокс – не казался Саше интеллектуальным. – И вообще… – продолжал Богодул. – Мы меньше живём чисто из-за них. Потому что трудимся всю ночь. А они только лежат, ляжки растопырив. От этого и разница лет в пять.
Кто-то хихикнул, но остальные, наверное, приняли за чистую монету.
– А если кто-то без женщин вообще обходится? – спросил молоденький боец. – Он дольше проживёт?
– Это не жизнь, – ответил ему Чёрный, тот ещё бабник. – Лучше сдохнуть.
– Х…ёхнуть, – фыркнул Богодул. – Лучше на необитаемом острове жить. Где только белые, мля, медведицы.
Все знали, что Богодул в прошлом году овдовел и теперь жил с молодой рабыней, которая была у него буквально в неоплатном долгу. Но даже он, выходит, не рад.
Похоже, гендерная тема всех зацепила, началась дискуссия.
– А если её бьют на улице или тащат в парадную… хрен я побегу защищать. Я, блин, не рыцарь. Сама явно того чувака спровоцировала… – неслось откуда-то с задних рядов. – Даже свою не буду. Жизнь одна. А баб много. И всё у них одинаковое.
– Ага! – поддакнул Бык, повернувшись. – Мужик должен быть хозяином, мля, а не сидеть под каблуком.
Много ли они встречали женщин на высоких каблуках? Он вот чуть ли не первый раз за много недель такую увидал. А до этого ему они чаще попадались на картинках. Конечно, выглядели красиво. Но уж очень это непрактично. Даже на Острове все носят ботинки и сапоги на плоской подошве. Про деревни и говорить нечего. Валенки, калоши, какие-нибудь стоптанные боты, резиновые сапоги или вообще «самоделки». Может, только жёны и любовницы Кауфмана, Михайлова и их ближайших клевретов ходили на каблуках, и то не дальше, чем на десять метров по ковровой дорожке. Но такие фифы даже на улицы как простые смертные не выходят, а смотрят на мир сквозь окна дворцов или автомобилей. Младшему пару раз довелось лицезреть их – будто силиконовые куклы, хоть и моложе лет на двадцать лет своих «папиков», но с застывшими неживыми лицами и странно припухшими губами, будто пчёлами ужаленные. И всегда была целая стайка кандидаток на эту роль: тоже «ротация».
И дальше базар пошёл про какие-то «вёдра», обвисшие «дойки» и другие вульгарные описания анатомии и физиологии.
– Да что я, олень? Кормить чужого выб…дка? – продолжал Бык. – Да мне и своего не надо. Нужна только баба, чтоб борщ варила и напряжение снимала. С прибора, хе-хе. Но на Острове нормальных почти нету. Все бывшие в употреблении. А от хорошей мужик не уйдёт. Нормальная с одним будет жить до могилы.
– Дело говоришь! – зычным тенором произнёс смуглолицый Чёрный. – Распоясались, сучки. Я на них вдоволь насмотрелся, когда диски переключал.
Чёрный ещё зелёным пацаном успел поработать диджеем в «Новом Русском». Переключал треки для обдолбанных или пьяных любителей почувствовать себя в XX веке. Вообще, по правильным понятиям, мужик должен воевать, отнимать чужое или служить с оружием в руках. Чуть менее престижно – работать руками. Ещё хуже – торговать. И совсем позор – быть прислугой или клоуном. Хуже этого – только не быть мужчиной вовсе. Но Чёрный делами доказал, что пацан он правильный, поэтому к нему это прошлое не липло. Платили ему там, как он говорил, неплохо. Но однажды его всё достало, он набил морду кому-то и записался в «коты».