Но все понимали, что тут не ошибка, а задумка. И терпели.
Его превосходительство товарищ Уполномоченный, который сам подолгу мог обходиться и без воды, и без пищи, и без туалета (говорили, что и без сна), таким образом показывал своим приближённым бренность всего сущего.
А ещё добивался, чтобы не отвлекались. И не тянули, не тратили его время.
Хоть совещание и называлось «большим», но в последний год туда приглашались только члены ближнего круга – от пяти до семи человек, не считая самого Виктора, бессменного председательствующего.
В том, что Виктора называли Виктором, не было ни грамма фамильярности. Наоборот. Разве у солнца или бога может быть отчество и фамилия?
Поэтому и фамилия лидера – «Иванов» даже в документах использовалась редко. Уж очень она простая, неблагородная.
В этот день их должно быть пятеро вместе с ним. Но один опаздывал. Министр обороны генерал Петраков. Или просто Генерал.
Генерал сейчас чувствовал себя неуютно. Опаздывать, когда тебя ждёт повелитель, неприлично. Но повелитель не гневался – сам отправил его наблюдать за встречей прибывающих из-за Урала караванов. Сейчас как раз вернулись последние.
Два, скорее всего, потеряны безвозвратно. Искать их нецелесообразно. Поскольку связи с ними нет уже давно, то дело, скорее всего, не в снежных заносах, не в поломках машин, а в уничтожении караванов местными.
Только один отряд из находящихся к востоку от Урала молчал не просто так, а соблюдал радиомолчание. Таков был план. У отряда было особое задание.
Конечно, там тоже могло что-то случиться. Но Генерал верил в них.
Это была не колонна, перевозящая грузы, фураж или пленных, а боевое соединение. Причём элитное. Не какие-то служившие Орде «чучмеки» (как презрительно называли присягнувших ЧП наполовину цивилизованных людей, чумазых, не глядя на их народность и язык). Отборные бойцы, оставленные специально для прикрытия восточных рубежей и уничтожения тех, кто дерзнёт вторгнуться на земли Орды.
И хотя они могли выглядеть со стороны как обычный караван грузовиков, вывозящий награбленное, на самом деле каждый из этих грузовиков имел спрятанную под брезентом пулеметную турель и бронирование, а внутри сидели не грузчики и не фуражиры, а солдаты. Причём лучшие. И командовал ими человек по кличке Ящер. Про которого в Калачёвке многие думали, что он не совсем человек.
– Пожалуйте, – двухметровый телохранитель-референт в чёрном сюртуке, специально сшитом под старину, объявил о его приходе и открыл дверь.
Проходя мимо охранника, Петраков отметил, что не может понять, надет ли на нём бронежилет, – настолько он был мощным. А ведь этот бугай, одетый как гробовщик из прошлого, выполнял ещё и функции секретаря. Значит, совсем не был туп. У него ещё имелся брат. Звали их Фома и Ерёма, но эти имена не были даны им при рождении. Похоже, у братьев имён вообще не было, только клички. Не близнецы, но похожи сильно. Уже никто не помнил, когда они прибились к их компании. Ещё зелёными пацанами, дикими, почти Маугли. Но старший, Фома, умел читать, и секретарём был он, а Ерёма мог похвастаться только мускулами.
У других членов Кабинета секретарши по старой традиции – женщины, но Уполномоченный считал баб чем-то вроде полезной мебели и никогда бы им не доверился. Жён у него было несколько, одна из них даже «официальная», но никто их не видел, и жили они не в резиденции, а в отдельном доме. Если и выходили из него, то под надзором и с соблюдением конспирации.
– Ваше превосходительство, – генерал Петраков изобразил краткий поклон, входя в круглое помещение комнаты для заседаний на третьем этаже бывшего дворца Гоги. – Срочные новости. Конфиденциально.
Первые десять минут заседаний записывались на видео «для истории», поэтому надо было разыгрывать комедию. Эти минуты заполнялись формальной чепухой. Более важные вопросы обсуждали по-простому, когда секретарь выключал камеру.
Виктор поднял руку, и его перст указал в сторону двери.
«Всем вон», – означал этот жест.
Шонхор, Иван Петрович Востриков и Степан Рябов, министр внутренних дел, также известный как Рябой, заторопились к выходу.
Рябов шагал размашисто, как на параде своих опричных войск, дознавателей и штурмовых хоругвей под пёсьими знамёнами. Он действительно был с оспинами от перенесённой в детстве инфекции, но их скрывала борода, которая покачивалась в такт шагам. Нагайка на боку не позвякивала. На совещание он не осмелился бы надеть украшенную, хотя любил побрякушки. Рябой и надушиться любил, и за растительностью на лице ухаживал, хотя в его мужественности трудно было сомневаться. Нескольких шутников, тайком насмехавшихся над ним, его молодцы куда-то увезли, и больше их никто не видел. В отряде «Пёсья голова» были бойцы ещё злее, чем дикие убыры. Но к правителю он всё же пришёл не надушенным. Виктор имел волчий нюх, и любые посторонние запахи ненавидел.
Министр экономики Шонхор Борманжинов переставлял ноги не так резво. В последнее месяцы царедворец набрал немного лишнего веса. Лицо оплыло, глаза стали напоминать щёлочки. Сказалась служба в тылу и то, что в дальние походы он больше не ходил. А может, заедал стрессы. Ведь работы у него было невпроворот.
Изобретатель Востриков держался уже более уверенно, чем полгода назад. Он больше не выглядел рохлей-интеллигентом, «Самоделкиным» его теперь редко называли. Роль Вострикова в великих проектах ЧП была велика, и он часто бывал на личных аудиенциях у правителя. Похоже, его считали незаменимым. И только отсутствие у него амбиций притупляло ревность остальных. Считалось, что изобретатель часто витает в облаках и там, в астрале, ему являются его грандиозные проекты, вроде изменения русла великих рек, восстановления атомных электростанций и даже хоккейных стадионов. Правителю эти идеи нравились. Хотя Генералу казались фантастикой.
Самоделкин был странным. Когда он волновался, слова у него удваивались и даже утраивались: «гениальное правильное верное решение, Ваше превосходительство». Петраков где-то читал, что это признак какой-то душевной болезни. Но свои обязанности чудак выполнял отлично.
А вот Шонхор и Рябой были людьми земными. И Генерал подозревал, что оба имеют на него зуб, а возможно, пытаются аккуратно под него копать. Хотя он их обоих вытащил из грязи, поднял до нынешнего статуса. Но благодарность – редкое качество у людей такого типа.
Возможно, они узнали, что Петраков болен. Наверное, кто-то из врачей не умеет держать язык за зубами. И думают, что Акела скоро промахнется, и место по правую руку от правителя может стать вакантным.
Поскольку они знают, что место Уполномоченного не освободится никогда, то пределом мечтаний для них остаётся позиция Генерала.
«Идиоты. Я Витька знал, когда он ещё босиком по дорогам ходил и груши вместе со мной воровал. А они думают, что меня заменят. Нет, я не должен сдохнуть раньше времени. Иначе все посыплется… Лебедь, рак и щука. И самовлюблённый недоучка во главе. А ведь солнцеликий даже не пытается соблюдать политес перед подчинёнными. Конечно, на то он и правитель. Выставил за дверь, как холопов. Может, он и прав… но…»
Пропуская троицу и одновременно пожимая им руки, Петраков пытался уловить недовольные взгляды, но они хорошо умели держать лицо, и с виду были радушны, а Рябов даже смотрел на него с заискиванием собаки, что не очень вязалось с его бравым обликом.
«Ну и пусть строят свои козни. Я не позволю им угробить наше дело. Найти бы, кем их заменить… по одному».
– Сейчас передали по радиоэстафете, что Ящер радировал из Уфы, – произнёс Генерал, когда дверь за министрами закрылась. «Гробовщик» тоже остался с той стороны вместе с двумя гвардейцами-нохчи, имевшими телосложение борцов, но ниже Фомы на голову. – Это сейчас наша восточная граница. После того, как мы передислоцировались из Ишима.
– Я помню, – раздражённо произнес правитель, будто ему напомнили о чём-то неприятном. – «Выпрямили границу», значит. Это была твоя идея, не моя. Я бы не отдал этот кусок. И не мудри. Говори по-русски, Миша. Вот так: «Мы сбежали из Ишима, как трусливые собаки». Да?
– Так вот… Ящер… – мягко напомнил Генерал правителю, – разбил этих гадов. Засаду устроил, окружил во время бури и вырезал почти всех. Пленные тоже есть. Наш человек, проводник, себя в жертву принёс, как Сусанин. Мерзавцы успели его застрелить.
– Ну и зашибись, – лицо Уполномоченного тронула слабая улыбка. Более заметные признаки выражения эмоций за ним редко водились. – Всё по Закону: «Жизнь будь готов отдать ты». Хорошо Мустафа своих шпионов натренировал. Умеют не только резать, но и в доверие втираться. Жаль, мы так уже не сможем выучить.
– Так точно. Но постараемся.
– Ты меня понял. Зашибись – не то, что верный слуга умер, а то, что гадов-сибиряков замочили. А кто такой Сусанин?
– Герой такой был. Ладно, проехали. Витёк, ты понимаешь, о чём это говорит? – камера выключена, а наедине старый друг мог назвать правителя на «ты» и уменьшительно. Хотя Генералу казалось, что Виктору это всё меньше нравится. Но пока по старой памяти он терпит. – То, что мы их так быстро выпасли.
– О чём? – правитель перевёл на министра обороны взгляд своих рыбьих глаз. – Не темни.
– Это значит, система работает, светлейший, – это слово тоже не несло в себе иронии. – Система ушей и глаз. Мы узнали, что они идут, почти сразу, и вели их от самого Заринска. А когда они прошли село Безбожник, Ящер уже всё знал и начал готовить «встречу». У них не было шансов.
– Сколько их было?
– Говорит, около ста. Кается, мол, несколько человек ушли. Но живыми взяли больше.
– Плохо, что ушли. Ну, хотя бы честный. Молоток, что кается. Но каяться надо перед богом, а не передо мной. А они, сибиряки, отмороженные идиоты, что сунулись малыми силами. Хотя… тем лучше для нас.
– Я думаю, это надо как-то отметить. Триумфальную арку строить не будем, но народ должен порадоваться…