долгий ящик. Ещё одно непонятное выражение предков. Что они имели в виду? Гроб? Мусорный контейнер? Избирательную урну? В общем, что-то, куда нечто откладывается навсегда.
И попытка поставить верёвочную ловушку на зайцев с приманкой из солёных сухариков ничего не дала, хотя провозился Саша долго. Сухарики оставались нетронутыми. Было немного обидно. В какой-то момент он почувствовал такую злость, что захотелось начать ловить зайцев на крючок и стрелять из пистолета рыбу. Может, так будет лучше.
«Весной будет легче», – утешал он себя. Хотя он и летом не очень умел охотиться. Если его ровесники в Прокопе во время их вылазок добывали, жарили и съедали змей, грызунов, белок, ежей; любую мелкую птицу запекали, обваляв в глине, то он обычно ел то, что ему давали с собой родители.
Ведь всё это летающее и бегающее сначала надо было убить. Теперь он сделал бы это без лишних сантиментов. Скорее всего. Но пока не везло. Может, кто-то и сумел бы тут прокормиться, для него же земли Омской области казались абсолютно бесплодными. Ещё несколько раз Младший видел птиц, но на таком расстоянии, что нечего было и думать в них попасть.
А ведь впереди – Урал. Земли, которые ещё мертвее, как говорили.
И ни души вокруг, ни дымка, ни следа, ни звука голоса, ни собачьего лая. Казалось, что он один на свете. Но Александр видел в этом только плюсы.
Собаку, которую сначала принял за медведя, он застрелил возле деревни или села под названием Абатское. Омская область сменялась там Тюменской. Да, вот так далеко он уже забрался.
Есть её Саша побоялся – вдруг бешеная или заражённая… Уж очень доходящей она выглядела. Да и вела себя неадекватно. Не держалась поодаль, как первая, а бросилась к нему, оскалив зубы. Тут уже не до гуманизма. Сработал инстинкт, и Саша попал в бегущую тварь метров с семи. Животное умерло не сразу, долго дёргалось на снегу. Трогать и добивать не стал. Было неприятно.
Но уже следующую, хилую и полумёртвую, он подстрелил сознательно и, кривясь, разделал, забрав всё, что выглядело съедобным. Такой же участи удостоились несколько мелких и потерявших страх ворон. С них он срезал очень мало, остальное забраковал и выкинул.
Но надо думать, как сохранять мясо. Хоть и «минус» на улице, но оно могло испортиться. Сварить.
В любом случае, его Саша будет употреблять в пищу в первую очередь, а запасы побережёт.
ОЗК не попадался, он нашёл только защитный костюм то ли пожарного, то ли химика. Тут же понял, что не сможет идти в нём долго. Зато на одной железнодорожной станции нашлась плотная плащ-палатка из прорезиненной ткани. Потёртая, но крепкая. И несколько респираторов. Там же был и запас сменных фильтров к ним. Лицо будет закрыто маской с очками, на голове – капюшон, но о полной защите кожи и герметичности не было и речи. Просвет всё равно останется. Хотя от контакта с пылью, снегом, и от того фона, который может исходить от самой земли, он, как ему подумалось, будет частично защищён.
Но пока эти дополнительные средства индивидуальной защиты Сашка не надевал. Будет пользоваться, когда подойдёт ближе к Челябинску и Озёрску.
И «счётчик Гитлера» он всё-таки нашёл – недалеко от Омска, в грузовике. Коробочку из белой пластмассы, исцарапанную и оплавленную, которая крепилась к ремню. Вставил свои батарейки (подошли!) и испытал прямо там. Заработало.
Одна беда – экран прибора был треснутый, видимо, поэтому его и оставили. Ничего не разглядеть среди разводов и трещин. Только самую первую циферку, которая всегда оказывалась нулём. Но был ещё звуковой сигнал. Так что оставалось ориентироваться на противный звук. В ухо можно было вставить наушник. Их в комплекте не было, но разъём стандартный и подошли обычные, которые нашлись в тот же день. Не иначе, рука Провидения. Так он и сделал, потому что за воем ветра и даже хрустом снега под ногами слабый треск можно не услышать.
Надо идти, пока погода ясная и не слишком холодно. И пока сугробов не навалило с его рост. Саша чаще всего обходился без снегоступов, они так и висели за спиной, прикреплённые к рюкзаку. Заморачиваться с лыжами не стал, хотя ему попадалось несколько пар. Когда снег не только что выпавший, а слегка слежавшийся, большой размер обуви при его малом весе вполне заменял лыжи.
Утром Саша сверился в очередной раз с картой и понял, что уже миновал Омскую, Тюменскую (её кусок, по которому проходило шоссе, здесь был узким), и находится на территории Курганской области.
Именно здесь Младший решил включить счётчик и уже не выключать.
Плоской широкой батарейки должно было хватить на двести часов непрерывной работы. Батарейка тоже была из Заринска, где на одном комбинате «оживляли» старые приборы и аккумуляторы.
В какой-то момент, сопоставив дорожные указатели с картой, Сашка понял, что дошёл до Уральских гор. Но он всё ждал, когда начнутся настоящие скалистые вершины. А пока были холмы и горки не больше, чем в Кузбассе. Даже меньше.
И тоннелей Младший на пути не встретил, хотя думал о них с дискомфортом. Трасса нигде под землю не ныряла. А он ещё возле Омска начал представлять, какие там могут быть ужасы… Наверное, тоннели существовали только на железной дороге, чтобы поезда проходили под горами.
Хорошо, что это Южный Урал. А то где-то там, на Северном, есть Перевал Дятлов. Вспомнилась передача в записи, которую он на диске у деда смотрел с помощью «дисиди». Но, если бы понадобилось, он сейчас пошёл бы и через такой перевал. Даже в Ямантау не побоялся бы сунуться. Если позволит дорога, он туда заглянет. Это не главная цель, но там может найтись что-то полезное.
Тем более, это убежище в горе близко к Белорецку. А Белорецк проводник упомянул как один из ордынских форпостов. Точнее, «город под защитой». Протекторат, короче. Чёртов дед Паша, не он ли их сдал? Но про Белорецк говорил не только он.
Другие довольно крупные метки, оставленные карандашом, на карте обозначали Ишим и Уфу. Там заставы «сахалинцев».
Но если эти два города расположены вдоль большой трассы, то Белорецк – далеко от неё, на юге, в горах. Туда может не быть такой хорошей удобной дороги.
Нет, скорее всего, в Ямантау он не пойдет. Его путь прямой, на запад. Его операция важнее, а там, на юге, вряд ли будет что-то настолько полезное, чтобы делать ради этого такой крюк.
Одинокий мститель… Как в старом кино про японских самураев. Он не знал, что такие эмоции и в жизни бывают. Думал, это вымысел. И вот на тебе…
Надо быть честным. Не за город он идёт, не ради Заринска или сибиряков. И даже не потому, что верит, что кого-то ещё можно спасти. Просто потребность сделать что-то плохое с теми, кто сломал его жизнь, стала самодовлеющей. Как влечение к женщине. Не к какой-то конкретной, а ко всем (что он, в силу своей наивности, тогда считал не нормой, а безнравственностью).
Оно, это новое стремление, давало иллюзию смысла. И позволяло не зацикливаться на утратах и одиночестве. Наверное, психолог сумел бы помочь разобраться в этой мешанине. Вот только нет нигде психологов. Да и не стал бы Саша с ними говорить. Сейчас его психика очень упростилась. Почти до уровня тех зверюшек, которые встречались ему на пути.
В снегу, прямо на шоссе, среди редких машин, он то и дело видел следы. Разнообразные. Жалел, что недостаточно времени уделял этой науке в детстве, больше читал другие книги. Но отличить отпечатки лап зайца от следов волка или собаки мог. А разок видел «разлапистые» следы кого-то покрупнее. Может, небольшой медведь, а может, росомаха. Зверь ходил прямо по разделительной полосе, где росли кустарники, рыл снег. Мысли о медведе-шатуне тревожили, хотя и росомаха, как он читал, – тварь опасная.
«Но не факт, что она здесь водится… Так что, скорее всего, это был медведь».
Иногда ночь заставала его в чистом поле. Если не было поблизости деревни, он находил автобус, грузовик или обычную легковушку с целыми стёклами и забирался в кузов или салон. А один раз пришлось выкопать нору в снегу. Но спал Саша в таких случаях вполглаза. Не так крепко, как в подвалах и домах за запертой дверью, которую он подпирал, баррикадировал или привязывал, если не запиралась на засов.
Время от времени Сашка возвращался в мыслях к ошибкам Пустырника, которые теперь, задним умом, стали видны даже ему. А ведь тот исходил из лучших побуждений. И даже из стратегических предпосылок. Умный, опытный, сильный. Но оказался неправ. Завёл их в ловушку. Хотя, может, они попали бы в неё с любым лидером. Хоть весной, хоть летом. Может, ошибкой было вообще выходить, зная, что Орда – не шайка бандитов, а система, в которой могут найтись специалисты любого профиля.
Волна, которая даже не показала им, сибирякам, всю свою силу, а хлестнула краем. Несущая «порядок»… Хоть и страшный, но это был именно порядок.
«Эх, дядя Женя. Как жаль, что вас здесь нет. Вы бы подсказали, как мне поступить».
Но уже давно понятно, что он прошёл точку невозврата и с каждым днем всё плотнее закрывал себе лазейку для отступления.
«Дорогу осилит идущий»? Скорее уж, дорогу осилит тщедушный.
Пока он справлялся. Саша сам не ожидал от себя такой выносливости. Иногда десять часов, а иногда и большую часть дня был на ногах. Многие, услышав, не поверили бы. Не всегда шёл в полную силу, иногда не спеша брёл, ковылял. Спина болела сильно и, если бы не санки, не детские, а хозяйственные, деревенские, которые повезло найти, – он бы давно хрустнул пополам со своей слабой конституцией.
С ними стало полегче.
Шёл и всё равно понемногу приближался к цели. Знать бы ещё, какая она.
Холодно не было. Потому что он постоянно был в движении.
Иногда налетали бури. Ветер со снегом запорашивал глаза, хлестал в лицо, так что было нечем дышать, а под конец чуть ли не сбивал с ног.
Несколько раз Данилов пробовал не останавливаться при этих капризах погоды, но однажды это стоило ему того, что он потерял шоссе, и чтобы снова вернуться к «маршруту», пришлось потратить много времени и сил. Поэтому старался теперь находить на время непогоды укрытия. Чаще – те же гаражи и сараи, реже – кузова больших автомобилей.