К тому же там, в тесноте комнат, он потеряет преимущество манёвра. Опять-таки, покажет свою слабость.
Видя, что Младший сунул руку в карман, пришелец снова заворчал, уже более зло, напрягся и будто бы оскалился. Что-то он понимал, даже если и был зверем. Знаком с оружием?..
– Ладно. Сиди… человек. Не трону, – миролюбиво произнёс Младший и показал руки.
Убыр перестал скалиться, уселся ровно, снова потеряв интерес к Саше. Подумаешь, чужак.
Вроде странный лохматый тип успокоился.
Понимает ли он речь? В любом случае, нельзя делать резких движений, нельзя провоцировать. Говорили же про их сверхъестественную быстроту и силу. Хотя это могли быть враки из серии «у страха глаза велики».
Есть нож, на боку в чехле. На крайний случай.
Но Младший почему-то вспомнил не про кровожадных упырей, а про своего блаженного дядю. Да, тот более разумен. Но Гоша жил с людьми, его никто не выгонял. Что, если они не такие уж звери?
Ух, как шибает в нос вонизм! Мылся бы ты хоть иногда, мил человек. Хотя кто бы говорил. Просто один из них скитался гораздо дольше.
Их разделяло два метра.
Пришелец бормотал что-то под нос. А ещё начал слегка раскачиваться. Как маятник.
Дядя Паша рассказывал про взгляд убыров. Мол, многие от него сами такими делались. Не смотреть в эти глаза, пустые и одновременно бездонные…
Чепуха. Уже смотрел, и ничего не случилось. Обычные человеческие глаза. Чушь это всё и легенды. Глаза человеческие, сероватые, один с красным пятном, будто лопнула часть сосудов. Но вот если искра интеллекта в них и теплилась, то на уровне пса или кота. Хотя и здоровым-то в глаза смотреть бывает очень неприятно.
И всё равно с ним можно найти контакт, подумал Сашка.
Вспомнил, чему учила бабушка.
«Ты был как я. Я стану как ты. Не стой на пути, дай мне пройти», – говорить лишённым тела, если они тревожат.
«Ты мудрый, а я дурак. Ты видишь, а я никак», – говорить потерявшим разум.
Произносить про себя, молча. И тогда ни те, ни другие не тронут.
Интересно, она сама эти заговоры придумала?
Ерунда. Он не верил в магию, проклятья, присказки, заговоры и наговоры. Есть только психология… и физиология. Правила работы организма и то, что бывает, когда происходит сбой.
Эти правила говорили ему, что, если не готов драться насмерть и не хочешь убивать, лучше сделать всё возможное, чтобы разойтись мирно.
Может, подкупить его?
– Сейчас я открою волшебную банку и дам тебе пожрать, господин немытое чучело. Но только попробуй подойти на шаг ближе. Тогда я принесу волшебное ружье и… Бах! Мозги вылетят. Если они там есть… – Сашка говорил ровно и спокойно, как психиатр в кино.
«Надо более кратко. Ему тоже тяжело. Его мозг сейчас работает на пределе и всё равно воспринимает от силы одно слово из пяти. И только самые простые».
Каким-то образом Данилов понял, что человек его слушает. Хоть и не повернул головы, даже глазом не повёл.
«Он не виноват. Не он сделал себя таким».
– Ты. Не подходить. А то я стрелять, – повторил Младший.
Тот, как будто что-то поняв, посмотрел на Сашу.
– Я – не еда. Вот – еда. Возьми.
Хотелось надеяться, что чужак улавливает интонации, хотя и не понимает всех слов.
Но тот мгновенно оживился, услышав слово «еда». Повернул голову и будто бы втянул носом воздух.
Младший достал из прихожей банку, на всякий случай передвинув ружьё ближе к двери. Открыл ножом, демонстративно съел кусок мяса прямо с лезвия. А после прикрыл крышкой и катнул жестянку по заледеневшему полу к незнакомцу. Жир был белый и застывший. Даже ничего не вытекло. Похоже, говядина.
Банка остановилась прямо у ног бедолаги. Тот схватил ее, оторвал крышку одним движением (хотя та держалась на приличном куске металла), плюхнул содержимое себе на ладонь и начал торопливо, как голодный пёс, пожирать тушёнку!
Младший, кривясь, вытер нож и убрал в ножны.
– Приятного аппетита.
Бродяге понадобилось меньше минуты, чтобы опустошить четырехсотграммовую заринскую банку. Аппетит у него был волчий. Мало какой обжора управился бы за это время. Да ещё без хлеба.
После этого он съел несколько пригоршней снега, который занесло в подъезд через окно, и вытер лицо рукавом.
Младший мог дать ему ещё и кусок собачьей жилистой вырезки. Той, что он недавно отрезал от ещё одной падали. Саша долго варил её, упаковал плотно в целлофан, да так и не решился пока попробовать. Наверное, чужак и дохлую собачатину быстро уничтожил бы.
Но нет, это лишнее. Аттракцион щедрости имел свои пределы.
– Гр-рр, – исторг из себя чужак рычащий звук.
Похоже на слово «убыр».
Звук этот, вибрирующий и то нарастающий, то снижающий тон, звучал совсем не злобно. А даже, пожалуй, дружелюбно. Так мог бы ворчать пёс… или волк, который не считает человека своим врагом.
Человек съел ещё снега. А потом выжидательно посмотрел на Сашу и подтолкнул к нему обратно банку. Хотя тому не очень-то хотелось её забирать.
– Всё! – произнёс парень. – Лавочка закрыта. Вали отсюда, здоровяк. Домой к себе.
Твёрдым голосом, как дрессировщик медведю или льву. Хотя умом понимал, что при других обстоятельствах существо может быть опасным. Но уверенность, что он сильнее даже не потому, что с ружьём, а потому, что имеет разум, вселяла спокойствие. Саше сейчас казалось, что он был бы более встревожен, если бы к нему пришёл нормальный человек, а не убыр.
«Мы с тобой одной крови. Да? – подумалось ему. – Тебя тоже гонят? Люди добрые? Да. Добрые они. Когда спят».
Чужак был высоченный, но очень тощий, руки и ноги его казались тонкими, как спички. На ногах – стоптанные сапоги, штаны ещё более грязные и заскорузлые, чем куртка, из которой там и тут торчала набивка. Ничего похожего на рюкзак при нём не было, как и оружия. Сашка подумал, что справится с ним, если что.
Но тут вспомнил про оторванную крышку и засомневался.
– Гр-рр. Ы-ы-ыы. Гр-рр.
– Чего ты сказал? Ещё раз повтори. Если это спасибо, то – пожалуйста. А теперь топай. Это твоё место, согласен. Но завтра я уйду. А пока – хочу спать. Мусорить больше не буду.
На секунды глаза Данилова опять встретились с глазами безумного скитальца. И ему почудился в них проблеск разума, воспоминание о чём-то из прошлого. Узнавание. Точнее, иллюзия узнавания. Человек Сашу, ясное дело, никогда не видел. Может, что-то поднялось со дна памяти. Вспомнил, как когда-то его не гнали, а кормили. Может, он сам кого-то кормил и о ком-то заботился, пока не повредился умом.
Кто знает, что это за умопомрачение? Вдруг это не врождённое, вдруг это даже не от травмы?
Внезапно Сашка чуть не подпрыгнул. Он знал ещё одну причину, кроме травмы и генетики… которая могла повлиять. Он такое в фильмах видел.
Оставалось надеяться, что это не вирус. Что это не бешенство. Что это не заразно. Но позволять этому существу себя кусать или царапать, да хотя бы плевать и чихать, точно не надо. Предосторожность превыше всего.
Вероятность мизерная. Таких вирусов вроде бы не бывает в реальности. Но чёрт его знает. Хорошо, что никакой агрессии оно не проявляет.
И всё же парень пожалел, что не в респираторе.
Тем временем человек встал, ещё раз вытер руки о бороду… и изобразил неуклюжий кивок, будто благодаря. А потом, пятясь, пошёл по лестнице наверх, во тьму. Ритмично тряся руками и что-то бормоча.
От сердца отлегло.
Младший проводил взглядом удаляющуюся сутулую спину странного гостя. Первого, кого встретил в мёртвых землях.
Когда тот исчез из виду, и шаги стихли где-то на четвёртом этаже, Сашка вытер пот со лба.
Как узнать, что тот не подкрадётся к нему снова? Не придёт через пару часов за добавкой?
«Как бы он меня самого не схарчил, тюкнув топориком по макушке».
Кто знает, не делает ли он так время от времени с путниками? Естественно, без зла. Потому что ни добра, ни зла звери, живущие инстинктами, не знают.
Но есть такая штука, как презубц… презумпция невиновности. И пока не доказано обратное, надо считать, что это создание питается мышами, зайцами, ёжиками, воронами, падалью… Несмотря на отдельные проявления силы, оно не выглядит достаточно ловким и умелым, чтобы справиться даже с мелкой собакой. Уж очень неуклюжее. Убивать его точно не за что. Никто не давал Саше права быть санитаром этого города.
Ни у кого нет такого права.
«Такая уж, видать, местная фауна».
Жаль, что стоянку придётся перенести. Спать и надолго оставаться тут точно не надо. Это его подъезд. Чужак тут – Саша, он тут в гостях. И во тьме могут скрываться ещё такие монстры. Вот только монстры ли они?
«Нет. Он человек. Хоть и дикий».
Приглядевшись, Саша увидел на ступеньках, где ещё недавно сидел лохматый убыр, странный предмет. Чудище то ли оставило плату, то ли эта штука выпала у него из кармана. Версия с оплатой была красивее. Шарик из пластмассы или резины размером с грецкий орех, раскрашенный под цвет земного шара, хоть и почерневший сбоку от сажи. Дурацкая игрушка. Попрыгунчик. Должна подскочить до потолка, если бросить об пол.
Младший хмыкнул. Смешно. Брать не стал, конечно. Вернётся, пусть забирает. Но подумал, что любые деньги древних представляли собой такой же бесполезный «шарик».
Самое главное, о чём он думал, когда минут через пятнадцать без спешки выходил из подъезда, неся на себе свои пожитки, – что выродок, которому один шаг до животного, – не тронул и попытался вступить в контакт. А нормальные люди… что они сделали ему, Саше? Что он сделал им?..
И что они делают друг с другом?
Пошёл быстрее. Остановился в соседнем дворе, выбрал подъезд наугад, и, тщательно прислушиваясь, зашёл.
Вскоре разбил в похожей квартире аналогичный лагерь. Но уже повесил в подъезде на лестнице «сигнализацию» из жестянок, привязанных к леске и наполненных дробью и шариками от подшипника. Любой, кто захочет подойти, устроит целый концерт по заявкам и разбудит даже мёртвого.