— Погоди, — мотнула она головой. — Стой пока там. Скажи, ты Тёму не видел? Тёму Борисова.
— Разве я с этого не начал? — явно удивился такому вопросу Герман. — Это же он превратился в монстра! Борисов. Из кабины выбрался почти человеком — разве что хвост сзади торчал, а когда над тобой нагнулся — так сразу начал… меняться. Крылья за спиной появились и все такое… Хотя нет, вру, — торопливо поправился юноша. — Крылья появились уже после того, как я его в первый раз копьем проткнул. Сначала только хвост был!
Хвост. И временная потеря памяти: была в кабине — и сразу же оказалась снаружи. Одно к одному, это…
Пальцы Насти сами собой разжались, и мушкетон выпал из ее рук.
— Подойди сюда! — резко потребовала у Германа. — Ну? Быстро! Посмотри: у меня есть что-нибудь на шее? — задрала она голову.
Немало удивленный столь стремительной переменой в настроении его собеседницы, юноша подбежал к ней, наклонившись, присмотрелся:
— Да, вроде, нет ничего… Так, черточка розовая. Будто царапина. Нет, не царапина: буквально, на глазах исчезает…
— Исчезает? — тяжело опершись на юношу — тот заботливо подставил свою руку — Настя поднялась на ноги. Перед глазами у нее все плыло, в ушах гремели предсмертные вопли бьющейся в агонии Марины. — Мне нужно в медотсек! — выговорила она, с трудом ворочая языком в пересохшем рту. — Срочно!
Излечим ли укус трутня — все-таки, это вам не с лестницы упасть? Ответа на этот вопрос она не знала, но, пока надежда оставалась, сдаваться не собиралась.
— Я не умею управлять этой штукой, — растерянно кивнул Герман на вездеход.
— Я умею, — заявила Настя, выпустив руку юноши и двинувшись в обход шестиколесной машины. — Садись, поехали! — последние слова она произнесла уже из кабины, с водительского сиденья. — Живо! Да, паралиатор подбери! — вспомнила она об оброненном оружии.
Подстегнутый ее хриплым окриком, Герман подхватил с травы мушкетон пулей, влетел внутрь, и еще прежде, чем хлопнула закрываемая им дверца, девушка рванула вездеход с места.
Эпилог
Кокон, вне времени
Трутня терзала неистовая боль, и виновником этой боли был человек по имени Герман.
Первый пропущенный удар привел лишь к потере концентрации и утрате контроля над личиной, а вот второй, не замедливший последовать за первым, грубо порушил системные связи организма, запустив стихийный процесс окукливания — болезненный для любого, но для трутня — в особенности. Нижайший из страты переживает этот этап с радостью и надеждой, ибо успешное его завершение означает переход в новую касту, но трутни вне каст, для них тугой кокон, безжалостно выжимающий из заточенного в него прежнюю жизнь, сулит не возвышение, а откат назад, в начало вечного цикла.
Болит не тело — болит сознание. И единственное, что может эту боль не ослабить даже, но лишь отчасти заслонить — воспоминания о том, что ей предшествовало, а значит послужило косвенной или прямой причиной. Их, воспоминания эти, невозможно призвать произвольно — они просто приходят. Или не приходят — и тогда неприглушенное страдание способно опрокинуть ум в черное Ничто, из которого нет возврата. Однако такое все же случается редко, иначе настоящие, изначальные трутни давно бы перевелись — к вещей радости ушедших в добровольное рабство прогресса страт — но этому не бывать.
Какая боль!
Тесная, темная комната, в которую почти никто никогда не заходит. Он в личине маленького, усталого человечка по имени Тхирасак Тамсатчанан. На нем выцветшая, давно не стираная полицейская форма — пришлось потрудиться, чтобы снять ее с трупа прежнего хозяина, не повредив.
Он открывает дверь и выглядывает наружу: время выбрано верно, в коридоре нет никого, кроме высокого, но сутулого юноши, направляющегося к лестнице.
— Кхун Константин! — окликает он ничего не подозревающую жертву.
— Ну, что еще? — недовольно оборачивается юноша.
Он манит жертву пальцем. Константин Терентьев неуверенно оглядывается, но все же решает подойти. Он отступает внутрь и выпускает хвост — юноша так и не успевает ничего понять, а он жадно впитывает содержание его примитивного мозга. Времени мало, а другого случая не будет!
Вот дело и сделано. Теперь он снова сможет быть рядом с Мариной, своей подопечной. Какой же мучительной была разлука…
Но и на девятую долю не такой мучительной, как нынешняя боль.
Проклятые жнецы!
Пока он вне подозрений, но все изменится, если позволить им сканировать его мозг! Что делать? Бежать? Это не трудно. Но он не в силах снова пойти на расставание с подопечной, особенно теперь, когда ждать осталось совсем немного… Восемьдесят один процент за то, что на этот раз будет обретен успех. Сотни и проценты — продукты чуждого ему человеческого мышления, но в этой личине оперировать ими по-своему естественно.
А восемьдесят один — правильное число, даже для трутня. Значит, бежать нельзя.
Но и оставаться нельзя.
Пора!
Он сбрасывает личину и выходит в коридор. Для вида толкается в соседние помещения — заранее зная, что не сможет пройти через входные арки, но пусть Настя и Джулия считают, что он пытался на них напасть. Однако истинная его цель — Артем Борисов.
Как он и предполагал, тот уже вернулся с процедуры и находится в комнате ожидания. Один. Внутрь он входит в личине Константина — одежду пришлось имитировать — неприятно, но не смертельно: табу страт трутня не касаются. Вот если бы сейчас потребовалось снять что-то с себя — это лишняя, нерациональная потеря сил. К счастью, никакой нужды в этом нет.
Мест, где можно спрятать человеческий труп, в терминале более чем достаточно, но он тратит время на то, чтобы отнести тело к шлюзу: пусть автоматика зафиксирует выброс массы. Заодно убирает с пола обрывки одежды, оставив их только между стеклянным боксом и воротами.
Покончив с этим, возвращается в комнату ожидания. Скоро сюда должна явиться его подопечная. Жнецам снова не удалось разлучить их!
Какова боль! Это не первое и не девятое его окукливание, но никогда раньше она не бывала столь сильна!
Восемьдесят один процент обернулся ничем — подопечная не сумела миновать Порог.
Он зол и огорчен: придется начать все сначала.
Прямо сейчас и начать: в недрах обесточенной планетарной базы он слышит слабый, для человеческого уха так просто неуловимый шум. Он идет на него, заходит в комнату и видит спрятавшуюся девочку. Как раз то, что ему сейчас нужно. Девочка бросается ему навстречу, он прикладывает палец к губам, и спускает штаны — рвать их сейчас нельзя. По-своему — неверно — истолковав происходящее, жертва шарахается назад, но его хвост движется быстрее.
Ксения Шипова. Ему не нужно ее тело, не нужна даже ее внешность для личины — только кровь для новых экспериментов.
Он смотрит на выжатый труп на полу. Его спутники, Настя, Тимур и Джулия уже видели такое. Если увидят снова — поймут, что он здесь. Нет, время для этого пока не пришло…
Он наносит мертвому телу несколько ударов. Вот так. Теперь его трудно заподозрить. Можно спокойно приступать к разработке токсина…
Боль. Боль. Боль…
Если начать сейчас, вероятность успеха составит девяносто восемь процентов. Это много. Но это неправильное число. Сто — тоже неправильное, но сто процентов — не бывает, ибо предполагает некий абсолют. А вот достичь девяносто девяти — возможно. Но для этого необходима дополнительная работа. Дополнительная кровь.
Ли Key — идеальный вариант. Китайцы не узнают в убийце трутня — только и без того уже проявившего коварство жестокого врага. И тем не менее, работу лучше замаскировать. Как в прошлый раз — с Ксенией.
Что это за шорох за спиной? В комнату входит человек. Но Ли Key уже дала достаточно крови… Жаль, это будет бессмысленная смерть. Он не любит убивать без пользы.
Чжан Хи. Человека звали Чжан Хи.
Боль… стихает? Нет, просто становится привычной.
Но череда воспоминаний прервалась. Прошлое ушло. Грядет будущее? Девяносто девять процентов. Он продолжает использовать эту нелепую систему расчета от сотни, потому что не хочет терять правильного числа, которого добился. Теперь остается только ждать. Ни от него, ни от Насти, получившей токсин, ничего уже не зависит. Медотсек «Ковчега» не исцелит девушку, ибо она не больна и не ранена — она носит в себе зачаток новой жизни. И либо переступит через Порог, либо погибнет.
Он уверен: она справится. Быть может, когда придет ее срок, он даже успеет оказаться рядом — если его кокон раскроется раньше. Но если и нет — не беда.
Сама по себе боль — тоже не беда. Ничто не рождается без нее. Беда — бесплодная боль.
Боль заключенного в кокон трутня — бесплодна. Как и боль того, кому не суждено начать новую жизнь за Порогом.
Девяносто девять шансов из ста. Максимально возможное правильное число из неправильного. Плод — будет.
Москва, 2018
Примечания
1
Конечно, мы — команда! (англ.)
2
Как ты думаешь, нам нужно идти к пристани, или остаться здесь? (англ.)
3
Конечно, мы должны идти! (англ.)
4
Дословно: ешь, пока можешь, потому что однажды тебя тоже съедят (англ., пословица).
5
Помоги ей! (англ.)
6
Нужно ее пристрелить! (англ.)
7
Что, черт возьми, случилось? (англ.)
8
Пойдемте, проверим (англ.)
9
Я не спала! Я не спала ни минуты!
10
Как твоя фамилия? (англ.)
11
Эй, ты! Стой! Не двигайся, или я буду стрелять! (англ.)
12
Не подходи, буду стрелять! (