Майкл делал вид, что он ест. Сапог удалился из столовой, и Майкл слышал, как кто-то из гостей спросил у Блока о его новом адъютанте.
— Это совершенно новая модель, — объявил во всеуслышание Блок, занимая свое место хозяина во главе стола. — Сделан из крупповской стали. Под коленными чашечками скрыты дула автоматов, и еще целая пусковая установка в заднице. — Послышался смех, и было видно, что ему это доставляет удовольствие. — До недавнего времени Сапог служил во Франции в подразделении, которое боролось с партизанским движением. Я передал его в распоряжение своего друга — Харцера. Бедному придурку там вышибли мозги — да простят меня дамы. После этого пару недель назад я снова забрал Сапога под свое командование. — Он поднял наполненный бокал. — Тост. За клуб «Бримстон»!
— За клуб «Бримстон»! — отозвался хор голосов, и все снова выпили.
Ужин продолжался. Был подан запеченный осетр, телячий зоб в коньяке, перепела, фаршированные рублеными немецкими колбасками, после чего принесли десерт — щедро пропитанный ромом пирог и малину в замороженном розовом шампанском. Майкл чувствовал тяжесть в желудке, хотя ел он мало; Чесна же за весь вечер почти не прикасалась к еде. Но зато подавляющее большинство приглашенных с таким азартом наваливались на жратву, будто ели последний раз в жизни, ожидая назавтра Судного дня. Майкл вспомнил о тех далеких временах, когда над занесенной снегом землей лютовал зимний ветер и голодная стая собралась вокруг искалеченной ноги Франко. Все это масло и тяжелый почечный жир не вязались с волчьей диетой.
После ужина принесли коньяк и сигареты. Большинство приглашенных встали из-за стола, перейдя из столовой в другие комнаты. Майкл и Чесна стояли на длинном балконе. В руке у Майкла была рюмка коньяку. Низкое облачное небо над Берлином прочерчивали яркие лучи прожекторов. Чесна одной рукой обняла его, склонила голову ему на плечо, и их наконец оставили в покое.
— А каковы мои шансы пробраться внутрь? — тихо сказал Майкл томным воркующим голосом пылкого влюбленного.
— Что? — Она чуть было не оттолкнула его от себя.
— Пробраться сюда, — объяснил он. — Я думаю, что было бы неплохо оглядеться в номере у Блока.
— Практически никаких. Ко всем дверям подведена сигнализация. Нужен особый ключ.
— Ты не можешь его достать?
— Нет. Слишком опасно.
Он на мгновение задумался, сосредоточенно глядя на то, как пересекаются в вечернем небе лучи прожекторов.
— А балконные двери? — спросил наконец Майкл.
Он уже заметил, что они не запирались. По-видимому, считалось, что на седьмом этаже замка, на высоте более сорока пяти метров, можно не беспокоиться о таких мелочах, как запоры на дверях балконов. До ближайшего балкона справа — это был номер Гарри Сэндлера — было не меньше двенадцати метров.
Чесна заглянула ему в лицо.
— Тебе захотелось пошутить?
— Наш номер располагается этажом ниже, не так ли?
Он подошел к каменному ограждению и глянул вниз. Примерно в шести метрах под ними находилась еще одна открытая терраса, но это был чужой номер; апартаменты Чесны были по другую сторону угла замка и выходили окнами на юг, а окна люкса Блока смотрели на восток. Майкл окинул взглядом стену замка: на массивных камнях древней стены были заметны трещинки и небольшие выбоины; украшением стенам замка служили каменные орлы, выложенные из камня геометрические узоры и нелепые каменные лица горгулий.[10] Каждый ярус замка окружал узкий каменный карниз, но на седьмом этаже карниз был сильно разрушен. И все же при желании даже здесь можно было бы выбрать место, куда поставить ногу или за что ухватиться рукой. Если быть очень и очень осторожным.
При мысли о высоте у него засосало под ложечкой. Но ведь при прыжках с парашютом его прежде всего пугала необходимость шагнуть из люка самолета в пустоту, а не сама высота.
— Я смогу войти через балкон, — сказал он наконец.
— В Берлине немало возможностей свести счеты с жизнью. Если тебе надоело жить, можешь прямо сейчас рассказать Блоку о том, кто ты есть на самом деле, и он с радостью всадит тебе пулю в лоб. По крайней мере, это избавит тебя от необходимости совершать самоубийство.
— Нет, я говорю серьезно, — сказал Майкл, и Чесна видела, что он не намерен шутить.
Она принялась было доказывать ему, что только безумец может отважиться на такое, но тут неожиданно на балконе появились хихикающая девица и следовавший за ней нацистский офицер, который по возрасту годился ей в отцы.
— Дорогая, дорогая, — блеял старый козел, — скажи мне, чего ты хочешь?!
Майкл привлек к себе Чесну, и они направились к дальнему углу большого балкона. Ветер дул им в лицо, принося с собой хвойный запах соснового леса и сырого тумана.
— Возможно, другой такой возможности мне не представится, — сказал он тихим бархатным голосом. Чесна почувствовала, как он проводит рукой по ее спине, спускаясь все ниже, и она не оттолкнула его только потому, что знала: старый козел и его юная нимфа смотрят в их сторону. — К тому же у меня есть некоторый опыт в покорении горных вершин.
Майклу пришлось пройти специальный непродолжительный курс скалолазания, перед тем как отправиться в Северную Африку. Это было искусство — заставить небольшой выступ на камне удержать целых восемьдесят килограммов веса, и эти навыки очень пригодились ему в парижской Гранд-опера. Он посмотрел вниз через перила и вновь мысленно прикинул свои шансы.
— Я смогу, — сказал он, чувствуя нежный аромат Чесны, а ее прекрасное лицо было совсем близко.
В небе над Берлином продолжали танцевать столбы света от прожекторов. В порыве охватившего его желания он еще крепче прижал к себе Чесну и поцеловал ее в губы.
Она собиралась оттолкнуть его, но не стала этого делать, зная, что за ними наблюдают. Она обняла Майкла, чувствуя, как под черным смокингом перекатываются железные мышцы, а рука его опускается все ниже. Майкл ощутил вкус ее губ, они показались ему сладкими как мед, и вдобавок в этом медовом вкусе присутствовал чуть заметный перечный привкус. Она уперлась ему в грудь ладонью, но у нее ничего не вышло: рука словно не желала ей повиноваться. Его поцелуй становился все глубже, и Майкл почувствовал, что Чесна отвечает на его ласки.
Майкл слышал, как смазливая девица сказала пристававшему к ней старому козлу:
— Вот чего я хочу.
Тем временем еще один офицер выглянул на балкон.
— Время, господа! — объявил он и тут же скрылся за балконной дверью.
Козел в мундире и продолжавшая хихикать юная нимфа ушли в комнаты. Майкл прервал бесконечный поцелуи, и Чесна перевела дух.
— Время для чего? — переспросил он.
— Для встречи в клубе «Бримстон». Это происходит раз в месяц, внизу, в зрительном зале. — Откровенно говоря — смешно подумать! — у нее закружилась голова. Наверное, от высоты. Губы ее пылали. — Кстати, и нам следует поспешить, а то займут все лучшие места. — Она взяла Майкла под руку, и они чинно проследовали с балкона в гостиную.
Вниз их доставил переполненный лифт. Остальные гости устроенного Блоком званого ужина спешили в холл Майклу клуб «Бримстон» представлялся чем-то вроде нацистской мистической секты, появление которой в стране, где традиционно процветали всякого рода ордена, братства и тайные общества, вовсе не казалось чем-то сверхъестественным. Но как бы там ни было, ему предоставлялась возможность выяснить это. Майкл отметил, что Чесна еще крепче сжала его руку. Она явно была встревожена, хотя лица ее не покидала ослепительная улыбка. Актриса продолжала играть свою роль.
Зрительный зал на первом этаже замка, в который вела дверь в дальнем конце холла, постепенно заполнялся публикой. Около полусотни членов клуба уже заняли свои места. На сцене был опущен красный бархатный занавес, на стропилах висели разноцветные прожектора. Нацистские офицеры все как один явились в парадных мундирах; большинство остальных участников вечера отдали предпочтение строгим костюмам и вечерним туалетам. Майкл с Чесной шли по проходу между рядами.
— Чесна! Сюда! Идите к нам! — встав со своего места, призывно замахал им Джерек Блок. Сапога поблизости не было. Блок сидел в компании нескольких офицеров из числа приглашенных им на ужин. — Подвиньтесь, господа! — сказал он им, и те сразу же повиновались. — Пожалуйста, сядьте рядом со мной, — пригласил он. Чесна села, а Майкл устроился рядом, у самого прохода Блок накрыл руку Чесны своей ладонью и широко улыбнулся. — Прекрасный вечер! В воздухе пахнет весной, чувствуете?
— Еще бы, — согласилась Чесна. Она мило улыбалась полковнику, но в голосе ее звучали напряженные нотки.
— Я очень рад, что и вы тоже составили нам компанию в этот вечер, барон, — обратился Блок к Майклу. — Вам, должно быть, известно, что членские взносы нашего клуба полностью идут во Фронтовой фонд.
Майкл кивнул. Блок о чем-то заговорил с женщиной, сидевшей впереди него. Майкл увидел, что Сэндлер занял место в первом ряду; две женщины сидели по обеим сторонам от него, и он им что-то увлеченно рассказывал. «Небылицы про Африку», — подумал Майкл.
За пятнадцать минут в зале собралось около восьмидесяти зрителей. Свет в зале начал гаснуть, тяжелые двери закрылись, оставив за стенами зрительного зала тех, кто не удостоился приглашения. Разговоры смолкли сами собой, наступила напряженная тишина. «Черт возьми, что здесь происходит?» — недоумевал Майкл. Чесна все еще держала его за руку, и он чувствовал, как ее ногти впиваются ему в кожу.
На сцене появился мужчина в белом смокинге. В зале послышались вежливые аплодисменты. Первым делом он поблагодарил уважаемых членов клуба за то, что те вновь собрались на эту традиционную встречу, и за то, что они оказались так щедры в своих денежных пожертвованиях. Он продолжал говорить что-то о боевом духе рейха и о том, что доблестная молодежь, надежда и опора Германии, непременно разобьет наголову русских и обратит их в бегство. На этот раз аплодисменты оказались менее дружными, а кое-кто из офицеров даже недоверчиво усмехнулся. Мужчина на сцене — про себя Майкл назвал его конферансье, — ничуть не смутившись, продолжал расписывать блистательное будущее рейха и заявил, что Германия обретет сразу три столи