– Потом «Скорую» вызвала… – привстав на цыпочки, добавила я.
– Думаю, «Скорая» здесь уже не поможет.
– Ну вот, а я что вам говорила!
«Скорая» приехала и уехала. Я слушала, о чём переговариваются Черёмухин и его спутники, и из их слов вкупе с предварительным заключением после беглого осмотра врачом «Скорой», выяснила, что Лилю ударили по голове с такой силой, что пробили череп, отчего она скончалась на месте. Чем ударили, непонятно. Вернее, ничего похожего на камень или трубу, рядом найдено не было, поэтому, когда Черёмухин с подозрением уставился на меня, я просто развела руками. Перехватив пакет, я хотела выбросить его в бак, но Черёмухин вырвал его у меня из рук с таким видом, будто я хотела скрыть улики.
Собственно, я не могла винить его за подозрения в свой адрес. Спокойно отдала пакет и стала терпеливо ждать, что будет дальше. Примерный расклад, то бишь сценарий, мне был известен. Правда, несколько лет назад не было никакого трупа. Разумеется, легче мне от этого не стало. В городе я находилась меньше суток, а эмоций набралась по самое не хочу.
Черёмухин развернул пакет, перед этим взвесив его в своей руке, раскрыл и заглянул внутрь.
– Это что?
– Это мусор. Я была на могиле матери. Она вон там. – Я повернулась, выискивая глазами памятник. – В общем, могу показать. Отсюда не видно. А в сумке у меня вот: шампунь, гель и косметические диски.
Черёмухин задумчиво пожевал губами, размышляя над моими словами.
– Кстати, с кладбища ничего нельзя уносить, – серьёзно заявила я. – Я как раз хотела выбросить мусор в бак и увидела её.
Черёмухин велел одному из сотрудников допросить семейную пару, и я с сожалением подумала, что испортила им день. Ну, может, не я, а Лиля, впрочем, какая разница, день-то всё равно испорчен. Люди, может, собирались пообедать, помянуть, порадоваться, что привели ограду в порядок, а теперь…
– Она ваша знакомая? – вывел меня из раздумий Черёмухин.
– Не совсем. Она работала с моей мамой. В аптеке на Советской. Я встретила её на главной аллее, – быстро проговорила я, понимая, что семейная пара обязательно скажет, что видела нас вместе. – Хотела спросить, как пройти к маминой могиле. А она меня узнала. И проводила.
– Потом что было?
– Мы попрощались, она осталась, а я свернула на боковую тропинку. Потом… – Я осеклась, не зная, говорить ли, что видела, как она проходила в отдалении. Я ведь могла ошибиться. И уж тем более не обратила внимания, во сколько это произошло.
– Я её знаю, – подошёл к нам один из мужчин и достал сигареты. Предложил Черёмухину и мне.
– Спасибо, – буркнула я, засовывая руки в карманы, и тут же уловила быстрый взгляд Черёмухина. – Что? Считаете, я её грохнула? Своими руками? – Вытянув ладони, я покрутила ими. – А потом вызвала вас, чтобы… ну… Бред какой-то…
– Разберёмся, где тут бред, а где…
На аллее показалась ещё одна машина.
– Пройдёмте, надо записать ваши данные и показания, – велел Черёмухин, указывая на автомобиль, на котором мы приехали.
– Пойдёмте, – согласилась я, ибо ничего другого не ожидала.
Я следила за тем, как из второй машины вынесли носилки, как мужчины исследовали территорию вокруг, как клали тело Лили и затаскивали его внутрь катафалка. Даже заметила тёмное пятно на её голове. Наверное, вблизи оно было такое же красное, как и её костюм…
– Из города не уезжайте, – сказал мне напоследок Черёмухин, когда все формальности были соблюдены.
– В курсе, – ответила я, убирая паспорт в сумку и вылезая из машины на негнущихся ногах.
Разумеется, никто меня подвозить не собирался, да я и сама не стала бы просить об этом. Быстрым шагом я пошла к выходу, мечтая лишь об одном – поскорее оказаться дома. Но в ту же минуту, когда подумала об этом, меня будто окатило холодной волной. Вернуться в дом, где живёт Георгий, значило одно: придётся рассказать ему о том, что случилось. И признать, что я притягиваю к себе несчастья словно магнит.
Вот кому понадобилось убивать Розову? Да ещё буквально на моих глазах! И главное, зачем? Лично мне она показалась кем-то вроде городской сумасшедшей, да простит меня её душа. Непромытая какая-то… Как она вообще могла работать в аптеке, имея подобные наклонности?
Ни одного предположения на этот счёт у меня не было. Да и не могло быть. Я ничего не знала о жизни Лили ни пять лет назад, ни сейчас. Она очень изменилась. Внешне, во всяком случае. Я никогда с ней толком даже не разговаривала. Видела пару раз, когда забегала в аптеку, и на поминках, всё! Однако мне необходимо было с ней поговорить, но я свой шанс упустила.
Из-за её убийства моё пребывание в Бабаеве могло растянуться на неопределённое время. Судьба будто насмехалась надо мной, таким странным и жутким способом возвращая меня к тому, от чего я бежала.
Кладбище осталось позади. Я остановилась и огляделась. Ноги и руки стали ватными, голова гудела, в животе урчало. Следовало поесть, как бы муторно ни было от этой мысли. Я гнала от себя жуткий образ мёртвой Лили и просто шла, вспоминая адрес какой-нибудь закусочной или кафе. Не знаю, как сейчас, но раньше с общепитом у нас в городе была напряжёнка. Я помнила одно место, но не была уверена, что оно ещё работало.
Этим местом оказалась «Пельменная» – скучная забегаловка неподалёку от комплексного центра социального обслуживания, но мне было уже не до изысков. Я взяла дежурное блюдо – пельмени, щедро политые жидковатой сметаной и присыпанные тёмной зеленью, и заняла столик у окна. Вкуса почти не чувствовала, но съела всё до последней крошки. Когда еда камнем легла в мой желудок, я откинулась на спинку стула и вздохнула. Глядя в окно, я пыталась собрать воедино все свои мысли, чтобы хоть как-то смириться с тем, что мне придётся ещё какое-то время пробыть в Бабаеве, хотелось мне этого или нет.
Размеренность, монотонность и лишённая ярких красок обыденность – составляющие провинциальной жизни. Впрочем, когда-то это совершенно не тяготило меня. Более того, близость к природе и неосознанная детская вера в сказки до сих пор отзывались в моём сердце благодарностью судьбе за то, что я родилась именно здесь.
Немного успокоившись, я достала телефон, чтобы проверить сообщения, и обнаружила два – одно из которых заставило моё сердце сделать кульбит, а второе сжаться.
Первое пришло по почте от Перчина. Я задержала дыхание, испытывая непреодолимое желание тут же ответить на него. В нём говорилось: «Добрый день, Марьяна Игоревна! Информацию принял. Надеюсь, Ваши проблемы разрешатся в самое ближайшее время. С уважением, Перчин Д. А., генеральный директор ООО «Арт-Панорама».
– Я тоже надеюсь… что они вообще разрешатся, – вздохнула я и открыла СМС, которое пришло с незнакомого номера:
«Варежку держи закрытой».
И тут мне стало нехорошо. Я поднялась и шатающейся походкой рванула в туалет, где благополучно избавилась от «дежурного блюда». Нервы мои были натянуты, словно корабельные канаты, и готовы лопнуть под натиском грозового шторма.
Прополоскав рот и оглядев в зеркало собственную бледную физиономию, я вышла на свежий воздух. Был уже полдень, солнце припекало, а меня пробирал озноб. Я думала об СМС и о том, что оно означало.
После смерти Лилии Розовой прошло не больше часа, об этом, наверное, ещё даже никто не знает, кроме меня, сотрудников полиции и семейной пары, которая встретилась мне на кладбище. Так что такого я могла рассказать? Кладбищенские вороны, и те знали больше.
– Варежку, ага… – прошептала я.
И тут меня пронзило догадкой, и всё сразу встало на свои места, если можно так выразиться. Я поняла, каким попутным ветром прилетело это послание и, главное, от кого. Да я даже голос его практически услышала! Господи, как же я отвыкла от подобных словосочетаний за то время, пока жила вдали от родных пенатов! Да, здесь выражаются куда как доходчивее, чем в той же Москве, с её культурной составляющей.
Нет, Лиля Розова была ни при чём. Это моё прошлое никак не хотело меня отпускать. Или я его.
– Мне скрывать нечего, – пробормотала я вслух и направилась в сторону дома. – Захочешь поговорить, сам позвонишь.
Меня кольнуло – не так я представляла нашу встречу. Конечно, до последнего дня я её вообще слабо представляла, ведь за всё это время никто из моих друзей не позвонил и не написал мне. Они давно вычеркнули меня из своей жизни.
Как же обидно было признавать, что Георгий оказался прав! И касательно моих друзей, и, что куда как обиднее, меня самой.
Где они, и где ты! Когда ты уже соображать начнёшь? Неужели не видишь, что они смеются над тобой?!
Домой я приползла практически без сил. Георгий был во дворе, белил стволы вишен. За эти годы вишнёвые деревья подросли и окрепли. Я помнила, как они с матерью их сажали. Она была счастлива. Оказывается, она всегда мечтала о саде, а мне почему-то говорила, что нам достаточно заброшенного соседского. Будто я была против… Но нет, должен был появиться Георгий, чтобы показать всем, что у неё появился в доме мужик! Как же я тогда бесилась! И сажать вишни вместе с ними не пошла, демонстративно закрылась в комнате, сославшись на уроки.
– Где тебя носило? – вместо приветствия спросил Георгий, окуная кисть в гашёную известь.
Я привалилась бедром к калитке и стала наблюдать за тем, как он аккуратно обмазывает тёмный ствол. Старательно, не пропуская ни одного сантиметра. Георгий был в распахнутой старой рубашке с оторванными рукавами, и мышцы на его руках перекатывались от каждого движения.
– Ты зачем дверной замок поменял? – спросила я в ответ.
– Да, точно… я же тебе ключи забыл дать, – цыкнул он языком. – Не думал, что ты с самого утра куда-то отправишься. Пришёл, тебя нет, думаю…
– Думать полезно. Я к следователю ходила. – Закрыв калитку, я медленно прошла мимо него, стараясь даже не смотреть в его сторону, но всё равно обернулась, когда он спросил:
– И как?
– Да так. Вопросы там разные… – Я ухватилась за дверную ручку. Голова закружилась, меня мотнуло. – Пойду, полежу немного.