Следователь Кириллов – с жирными лоснящимися щеками и маленькими глазками под белёсыми бровями – покачиваясь на стуле и покусывая колпачок ручки, перевёл взгляд с обтянутого брючиной бедра Казбич на меня.
– Шестакова! Вот уж не думал, что снова тебя увижу!
– Вас, – поправила я его и отставила стул в сторону, увеличивая расстояние между собой и им.
– Ну-ну, – хмыкнул он. – Вас.
– Я посижу тут тихонько? – спросила у него Казбич.
Кириллов выпятил грудь и важно кивнул. Я уловила движение за своей спиной и стук передвигаемого стула. Оборачиваться не стала, но с удивлением отметила, что градус моей нервозности стал гораздо ниже. Присутствие Казбич странным образом успокаивало меня, хотя ничего похожего на взаимопонимание между нами не возникло. Возможно, присутствие женщины рядом настраивало меня на нужную волну. Но стоило посмотреть на жирного Кириллова, который за эти пять лет стал ещё толще, как моя уверенность снова подвергалась испытанию.
Сложив руки на коленях, я выпрямила спину и поискала глазами какой-нибудь предмет, чтобы уцепиться за него взглядом. Им стал перекидной календарь. Сегодняшняя дата была выделена красным цветом. Ну да, воскресенье ведь…
– Итак, Марьяна Игоревна, приступим? – вырвал меня из оцепенения высокий голос Кириллова. – Паспорт свой давайте.
Я отвечала на вопросы с небольшими паузами, чтобы успеть облизать губы, которые, в отличие от моего тела, совершенно высохли. Я не могла сказать что-то новое, потому что повторяла то же самое, что говорила на кладбище. Сейчас у меня получалось даже лучше, чем во время разговора с Черёмухиным, когда кровь стучала в висках, а перед глазами вставали оранжевые круги. Выброс адреналина был такой силы, что удивительно, как я прямо там в обморок не грохнулась.
Кириллов стучал по клавишам и натужно сопел. Тёмные пятна под мышками на его рубашке увеличивались прямо на глазах. Я снова уставилась на перекидной календарь и не сразу поняла его фразу:
– Духов не видели, не слышали?
– Ду… – У меня задёргалось правое веко. – Каких духов? – хрипло переспросила я.
– Вам лучше знать, вы у нас по потусторонним силам специалист, не я.
Я вскинулась, намереваясь встать, но потом передумала и посмотрела на него, вложив в свой взгляд всё, что о нём думаю. Кириллов усмехнулся, нагнулся, достал откуда-то бутылку с водой и, раздувая щёки, стал пить. Затем убрал бутылку, вытер губы рукавом и рыгнул.
– Опишите, во что была одета потерпевшая, когда подошла к вам.
– Я уже говорила, что это я подошла к ней. На ней был красный костюм, я ещё подумала, что в таком виде…
– Обута она во что была?
– Туфли на ней были чёрные, на каблуке. Странно она выглядела, слишком ярко…
– Так, посмотрите внимательно ещё раз: вы опознаёте потерпевшую?
Передо мной легли несколько фотографий, сделанных с разных ракурсов.
– Да, это она, – подтвердила я, чуть вытянув шею.
– Кто она?
– Лилия Розова. Отчества я не знаю.
Вдруг что-то внутри кольнуло, и я потёрла виски.
– Погодите, ещё…
Бряканье по клавишам прекратилось.
– Что ещё, Шестакова? Звуки, голоса? – в голосе Кириллова прозвучала неприкрытая издёвка.
Позади меня скрипнул стул, а я сжала пальцы в кулаки, чтобы не огрызнуться в ответ.
– Нет, никаких звуков я не слышала, духов не видела. Просто хотела сказать, что ещё у Лили была сумочка.
– Сумочка? – приподнял брови Кириллов и стал рыться в протоколе. – Опишите сумочку.
– Бордовая. Небольшая. – Я развела ладони сантиметров на тридцать. – С ремешком через плечо и золотым замочком. Ну, не с золотым, в смысле – золотым… Из жёлтого металла. – Я откашлялась, приложив руку к губам.
Кириллов потёр лоснящуюся щёку, затем пожевал губами.
– На месте обнаружения тела вы эту сумку видели?
– Я не рассматривала, – пожала я плечами и заёрзала на месте, ощущая спиной взгляд Казбич. – Побежала сразу к тем людям, на другой аллее…
– Манера у вас такая: всё время убегать от неприятностей, да? – криво усмехнулся Кириллов.
Я не нашлась что ответить, да и желания вступать с ним в словесные баталии у меня не было.
– Ознакомьтесь, – Кириллов распечатал и протянул протокол. – Если всё так, пишите: «С моих слов написано верно, мною прочитано». Потом фамилия-имя-отчество полностью и подпись внизу каждой страницы.
Процедура была мне знакома, но я всё равно вслушивалась в слова следователя, чтобы ничего не пропустить и всё сделать правильно. Придвинувшись к столу, стала читать, но буквы, словно живые, скакали у меня перед глазами, отчего мне приходилось время от времени зажмуриваться. Должно быть, видок у меня был тот ещё, но Кириллов помалкивал, и я была даже благодарна ему за это.
– Кажется, всё… – Я ещё раз перелистнула страницы и отдала их следователю. – Я могу идти?
– Идите. Вызову ещё.
– Ладно… – обречённо кивнула я и встала. Забрав со стола паспорт, сунула его в сумку и, не глядя на Кириллова и Казбич, вышла из кабинета.
– Марьяна Игоревна, – окликнула меня Казбич, едва я дошла до конца коридора.
Я обернулась, ожидая продолжения. Следователь прикрыла дверь кабинета и направилась ко мне. Замедлив шаг, она остановилась напротив и спросила:
– У вас есть какие-то предположения о том, кто мог убить Лилию Розову?
– Что?
Я отступила под её пронзительным взглядом, не понимая, что она от меня хочет.
– Вам её жалко? – спросила Казбич.
– Разумеется, её смерть… – Слова давались мне с трудом. – Не знаю, кем надо быть, чтобы вот так лишить человека жизни… Простите, я пойду. Всего доброго.
– До свидания, Марьяна Игоревна.
Я поспешила на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха и унять начавшееся головокружение. Но ноги едва держали меня, поэтому какое-то время мне пришлось постоять, прежде чем отправиться домой.
Но на полпути я снова остановилась, затем развернулась и отправилась к дому Завьяловых. Время было не позднее, я могла бы сказать им, что проходила мимо. И хоть я прекрасно осознавала, что лишь придумываю предлоги, чтобы не возвращаться домой, всё же мне очень хотелось увидеть свою учительницу и как когда-то поделиться с ней переживаниями. Их у меня накопилось с вагон и маленькую тележку.
По пути я зашла в магазин и купила коробку конфет. Когда расплачивалась на кассе, телефон брякнул сообщением от Георгия: «Как ты? Долго ещё?»
«Прекрати меня контролировать!» – ответила я и поставила телефон на беззвучный режим.
Дом Завьяловых находился недалеко от краеведческого музея – деревянного здания, выкрашенного в голубой цвет под коричневой крышей. Пока жила здесь, я частенько ходила туда. Мне нравилось рассматривать шкатулки и вазы из корня сосны, экспозицию сельского быта и крестьянской избы. В выставочном зале организовывались выставки работ местных художников и мастеров по вышивке и кружевоплетению.
Назначение Светланы Александровны директором музея было бы вполне оправданно. Она столько сделала для того, чтобы он не только функционировал, но и привлекал жителей и туристов, что рано или поздно это обязательно бы случилось. Если она отказалась от должности, значит, у неё на то имелась весомая причина. И теперь я знаю какая – ребёнок. Надо же, а я всегда считала, что искусство для неё самое главное в жизни… Женщина есть женщина, но не каждая может полюбить даже родного ребёнка, что уж говорить о приёмном.
Моя мать была человеком простым, далёким от искусства, говорила, что одним творчеством сыт не будешь. Уговаривала меня пойти в медицинский или политех, на худой конец, в педагогический. Но я никого не слушала, так была увлечена рисованием. И Светлана Александровна поддерживала моё стремление.
Оказавшись у их калитки, я нажала на звонок. Во дворе залаяла собака. Я заглянула в щель, чтобы посмотреть на неё, но увидела лишь выложенную плиткой дорожку. Интересно, давно ли у них появился пёс?
– Кто там?
– Светлана Александровна, это Марьяна Шестакова! – ответила я и не удержалась от улыбки.
Калитка распахнулась. Завьялова стояла передо мной и тоже улыбалась.
– Как хорошо, что ты пришла! – сказала она и протянула руки.
Мы обнялись и соприкоснулись щеками. От её кожи пахло тонкими духами с ароматом ванили. Светлана Александровна была в простом хлопковом платье. Светлые волосы уложены красивой волной, бледное лицо без грамма косметики, худые руки с тонкими, унизанными кольцами пальцами.
– Пойдём, – без лишних слов позвала она меня в дом.
Крупный алабай потянул воздух, исподлобья взглянул на меня, потом коротко гавкнул и улёгся около будки.
– Эдуард Петрович уже вернулся?
– Нет, опять уехал на работу, что-то там у них… неважно. Но он позвонил и сказал, что видел тебя.
– Да, я встретила его у нас. Он был с Георгием.
– С твоим отчимом? – кивнула она. – Рассказывай, как твои дела.
Мы зашли внутрь. Я скинула кроссовки и огляделась. Светлая прихожая пахла деревом – все стены в их доме были из лиственницы. Дорогое удовольствие по нынешним временам, но, работая в леспромхозе, можно себе это позволить.
– У меня всё хорошо, – пожала я плечами. – Ну, почти.
– Да, я знаю, что произошло сегодня. Садись. Что будешь – кофе или чай? – Светлана Александровна нажала кнопку электрического чайника и снова улыбнулась.
– Чай! Я не отвлекаю вас? – спросила я, заметив, что она выглядит несколько уставшей. – У вас ведь ребёнок.
– Нет, что ты! – Светлана Александровна провела пальцами вдоль лба. – Просто давление немного скачет.
– Погода такая: то дождь, то солнце. Как зовут вашего сына?
– Ванечка. Он уже спит.
– Красивое имя! Как же здорово, что вы нашли его!
– А ты похорошела, Марьяна, – сказала Светлана Александровна, ставя передо мной чашку. – Повзрослела и… Появилось в тебе что-то такое, глубокое. Так и происходит с теми, кто много думает и чувствует.
Мне были приятны её слова. Сама я себя красавицей не считала, но мне было комфортно в своём теле, так что специально изъянов я не искала.