Боже мой, какое было у него лицо, когда я опознала сумку! Никогда прежде я не видела у него такого выражения, разве что в день похорон моей матери. Заледеневшее лицо.
Когда раздался стук в дверь, я лишь туже стянула концы платка. Стук повторился настойчивее. Я вскочила, выбежала в коридор и ударила ладонью в ответ:
– Господи, ну я же сказала, потом! Всё потом! Оставьте меня в покое!
– Марьяна Игоревна, это Казбич.
– Тебя мне ещё не хватало… Принесла нелёгкая! – прошипела я, но открыла.
Она ворвалась в дом, словно фурия, и чуть не сбила меня с ног. Волосы её растрепались, из груди вырывалось сиплое дыхание. Я не успела ничего сказать, как Казбич уже оказалась на кухне и, набрав в стакан водопроводной воды, теперь жадно глотала её, фыркая, словно кошка.
– Ваши уже уехали. – Я хмуро наблюдала за ней, прикидывая, какого чёрта она явилась. Уж не благодарить ли меня за помощь следствию? Мне это было не нужно. Сейчас я хотела только одного: чтобы меня оставили в покое.
– Я к вам… – Казбич вытерла рот ладонью и, не мигая, уставилась на меня. – По делу…
Под её глазами залегли глубокие тени, губы были какого-то синюшного оттенка. Изуродованное веко стало будто ещё тяжелее и почти закрывало зрачок. Мне стало не по себе. Я вдруг подумала, что сейчас она скажет, что вина Георгия доказана. Но я знала, что так быстро дела не делаются. Должна быть экспертиза, и вообще… Ему должны предъявить обвинение или выпустить. Всё зависит от того, что на него есть у полиции.
– Садитесь, – предложила я, указывая на стул. – Хотите чаю?
Казбич мотнула головой и налила ещё воды.
– Расскажите, как всё было! – потребовала она.
– Вы имеете в виду обыск? – растерялась я.
– Да!
Я пожала плечами:
– А что тут рассказывать? Обыск как обыск. Ну, я в том смысле, что всё было сделано по правилам: протокол, понятые… Я сидела в машине. Они вошли в дом. – Ткнув пальцем в сторону комнат, я добавила: – Рылись везде, не без этого. Двое были снаружи. Я не видела, как они обнаружили сумку, но в протоколе написали, что…
– Так, понятно, – кивнула она и, выдохнув, наконец села, вытянув длинные ноги и задрав голову.
– Я думала, вы в своём отделе всё и так узнаете.
Набрав в чайник воды, я водрузила его на плиту и поискала пьезозажигалку. Она оказалась на холодильнике. Я взяла её, задев заколку, которую сама же туда и положила. Нагнулась, чтобы поднять, но Казбич опередила меня. Моя рука накрыла её пальцы, а наши глаза встретились. Несколько секунд я ждала, когда она отдаст мне её, но Казбич сжала заколку в кулаке и выпрямилась.
– Простите, а… – начала было я, но потом меня осенило. – Она ваша?!
Не знаю, что больше поразило меня: её упрямо сжатые губы или тяжёлый взгляд. Да что, чёрт возьми, происходит?
Я зажгла газ, старательно делая вид, что не замечаю её поведения. И чего так переживать из-за какой-то дурацкой заколки? Ну приходила она сюда, теперь понятно. Спрашивала обо мне или о том, что касалось дела Веры.
– Он был у меня, когда убили Лилю, – сказала Казбич, а я вздрогнула, услышав её голос.
– У вас? – повторила я и развернулась. – Где у вас? В полиции?
Уголки её губ чуть приподнялись, но улыбка получилась кривой. Казбич молчала. Я терялась в догадках, почему мой вопрос вызвал в ней подобную реакцию. Наконец она чуть оттянула ворот, словно он душил её и мешал говорить, и произнесла:
– Он был у меня дома.
– Дома?
Я села на свободный стул и снова накинула на плечи платок. Наверное, если бы я была не так сильно погружена в себя, то заметила бы ещё кое-что в облике Казбич, кроме её шрама. Вернее, я видела, что Казбич – красивая молодая женщина, но видела это как художник, а не как другая женщина. Поэтому попросту не заметила в ней той манкости, которая теперь бросилась мне в глаза. У неё была нежная бархатистая кожа и высокая грудь, тонкая талия и длинные ноги. Если бы не этот шрам… как там говорят: ночью все кошки серы?
– Простите, если я неправильно поняла…
– Он был у меня, – уже твёрже повторила она. – После нашего с вами разговора, я вернулась домой. Георгий пришёл минут через пятнадцать-двадцать. Мы договорились о встрече заранее.
– Зачем он приходил? – решила я сыграть дурочку, чтобы Казбич сама рассказала обо всём, а ещё, чтобы утвердиться в своей правоте. В последнее время я всё чаще и чаще убеждаюсь в том, что за несколько лет довольно хорошо натренировала свою интуицию. Правда, порой её приходится хорошенько пнуть, чтобы она проснулась и начала работать.
Казбич усмехнулась и, склонив голову, немного язвительно произнесла:
– По-вашему, я не достойна мужского внимания? Из-за этого? – Она показала на шрам.
Ну вот, теперь я видела настоящую Казбич, а не робота-полицейского. И эта новая Казбич нравилась мне куда больше. Даже учитывая, что, о боже! Она спит с моим отчимом.
– Нет, я вовсе так не думаю.
Я взяла тряпку, стала протирать стол, потом полезла за чашками. Мне нужно было что-то делать, чтобы снизить градус возникшей неловкости, поэтому я открывала дверцы шкафов, хватала какие-то банки и тут же ставила их обратно, рассыпала заварку, уронила ложку…
Чёрт возьми, она спит с Георгием!
– Марьяна Иго…
– Зовите меня просто Марьяной, пожалуйста! – быстро предложила я, едва не добавив: по-родственному.
– Хорошо, Марьяна…
Я выдохнула. Важным было даже не то, что мой отчим встречается с Казбич, а то, что он не убивал Лилию Розову! Осознание этого факта вышибло из меня последние остатки сомнений.
– Меня тоже можно просто по имени… – криво улыбнулась Казбич, и я поняла, что она волнуется так же сильно, как и я.
– Вы всё-таки следователь…
– Прежде всего я человек.
– Да, конечно. Простите… То есть прости.
– Ничего, всё нормально. – Казбич пригладила волосы и, нащупав выбившуюся прядь, закрепила её заколкой.
– И что, у вас это серьёзно? – В моём воображении тут же возникла картина, как Георгий наклоняется к темноволосой девушке со шрамом, чтобы её поцеловать, и я устыдилась своей фантазии, словно влезла в чужую спальню.
Казбич погрызла ноготь и ничего не ответила. И правильно, незачем отвечать на глупые вопросы.
– Извини, мне просто стало интересно, как у вас всё… получилось. Ты же здесь всего ничего. Месяц?
– Разве дело во времени?
И во времени тоже, с горечью подумала я о Перчине. Жизнь устроена несправедливо: кто-то находит себе пару за месяц, а кто-то вынужден страдать от неразделённой любви годами.
Скрипнул стул. Казбич поднялась. Я смотрела на то, как она наливает кипяток в заварочный чайник, как прикрывает его крышкой. Ждёт, когда нагреются матовые фарфоровые бока, приложив к ним худые ладони, затем выливает воду и насыпает заварку. Движения у неё спокойные и грациозные, и только пятна на скулах и съехавший чуть набок хвост говорят о том, что на самом деле Казбич переживает не меньше меня. Если не больше.
– Знаешь, я всегда думала, что любовь – это сказки. Секс, влечение… это ведь куда понятнее, не так ли?
Я пожала плечами, не соглашаясь и не оспаривая её заявление. Мои чувства к Денису Перчину я берегла как зеницу ока, не посвящая в них никого. И хоть с каждым днём моё желание быть с ним лишь крепло, я не могла позволить ему вылиться наружу. Мне было страшно, что меня – нет, не высмеют! – а что он будет тяготиться этим. Он же не виноват в том, что я влюбилась в него. И я не виновата.
– Химия… – пробормотала я и добавила: – Говорят, что любовь – это химия. Никто не знает, когда произойдёт реакция и чем всё это потом закончится. Бессознательное влечение, выброс адреналина и дофамина…
– Да-да, всё так и есть. И это здорово, правда?
Нет, разговаривать на столь щекотливые темы я была не готова.
– Ты скажешь им, что он был у тебя, да? – Я была уверена в её ответе, как если бы сама была Волей Казбич. Но то, что услышала, повергло меня в самый настоящий шок.
– Нет.
– Подожди, то есть как это не скажешь?!
Казбич налила заварку в свою чашку до самых краёв, а в мою до половины, чтобы потом добавить кипятка. Я смотрела на её действия и просто диву давалась, как ей удавалось сохранить спокойствие в ситуации, когда нужно было бежать в полицию, объяснять им ситуацию и вытаскивать оттуда Георгия. Или я что-то опять не так поняла?
Кажется, последнюю фразу я произнесла вслух, потому что Казбич ответила:
– Я думаю, всё это неспроста. Кто-то специально подложил сумку Лилии Розовой в машину Георгия.
– Ну да, так и есть, потому что… – Я осеклась и выжидающе посмотрела на неё.
– Потому что кто-то очень хочет, чтобы все думали, что её убил именно он. Месть, знаешь ли, сильная штука. Настоящий мотиватор для тех, кто понимает в ней толк.
Это она про Георгия, что ли?
– И поэтому он ждал пять лет, да? Даже слышать подобное смешно! – воскликнула я с таким жаром, словно не сдавала своего отчима со всеми потрохами полиции и ещё совсем недавно не была убеждена в его причастности к убийству Лили Розовой.
Отвратительно было чувствовать в себе подобные «двойные стандарты», но что я могла поделать? Умная мысля приходит опосля. Особенно к таким, как я, скорым на расправу…
Заметив недоумение в глазах Казбич, я спохватилась:
– Я ведь сразу сказала, что не уверена в своих подозрениях и сделала это лишь из желания убедиться в том, что ошиблась… Боже мой, ну почему он?!
– Ну а кто ещё? Георгий – самый близкий тебе человек, – спокойно заявила Казбич, чем окончательно выбила почву у меня из-под ног. – Из чего я могу сделать вывод, что дело, в сущности, даже не в нём, а в тебе.
– Как это? При чём здесь я? – Я чувствовала себя частицей, попавшей в хаотично движущийся поток таких же частиц, и это низводило все мои попытки хоть как-то обнаружить прямой путь. И Казбич вовсе не способствовала тому, чтобы я начала мыслить трезво и результативно.
– Ответ на этот вопрос можешь знать только ты, – подтвердила мои догадки Казбич, но тут же предупредительно подняла руки: – Только не пытайся сломать себе голову прямо сейчас, хорошо?