– Прости за нескромный вопрос, а ты никогда не думала сделать пластическую операцию?
– Что, страшная?
– Нет. – Я покачала головой. – Ты очень красивая, Воля.
– Я могла бы сделать, но не стала. Каждое утро, когда я вижу себя в зеркале, улыбаюсь. Я выжила и стала тем, кем хотела быть. И не хочу об этом забывать. Ну что, садимся? Кто бы что ни говорил, а еда и секс – самые приятные вещи в мире!
– Скажешь тоже… – смущённо улыбнулась я.
Я разложила нехитрое угощение по тарелкам и достала из холодильника пакет кетчупа.
– Вкусно! – Казбич поддела вилкой колбасу и отправила её в рот. Зажмурившись от удовольствия, прожевала и призналась: – А я готовить не умею. Да и не люблю, в общем. Георгий мне тут отбивные принес… стыдоба!
Не мигая, я смотрела на неё и испытывала странное чувство, будто меня только что обвели вокруг пальца.
– Тебе что, совсем его не жалко? – спросила я, и собственный голос показался мне чужим. – Он же там, в камере!
– А ты пожалела, значит? И когда, интересно? Когда сдавала его или когда…
От её слов у меня загорелись уши.
– Пожалуйста, перестань. Ты прекрасно знаешь, почему я это сделала.
– Что же он, преступник, по-твоему? – вздохнула Казбич и вытерла губы полотенцем. – Ты сама-то можешь представить, чтобы Георгий исподтишка нанёс смертельный удар женщине по голове?
Конечно, такого я представить себе не могла. Был, конечно, тот самый подзатыльник, которым он наградил меня однажды. Но ведь заслуженно и совсем не больно, я это и тогда понимала.
– И почему мы здесь сидим? Надо же как-то вызволить его оттуда!
Казбич отодвинула пустую тарелку и легла грудью на сложенные руки, приблизив лицо ко мне. А потом сказала:
– Сумку отправят на экспертизу. Время смерти Лили известно. Георгий сумку не трогал, так что ему нечего бояться. Пусть побудет в изоляторе, пока то да сё…
Я совершенно ничего не понимала. И тогда Казбич пояснила:
– Обвинение должно быть предъявлено подозреваемому не позднее десяти суток с момента применения меры пресечения. А если подозреваемый был задержан, а затем заключён под стражу, то в тот же срок с момента задержания.
– Говоришь как в программе «Человек и закон», аж жутко становится.
– На то она и буква закона. А если по-простому, то мне будет спокойнее, пока он в камере.
– То есть ты уверена, что он ничего не скажет? – ахнула я. – Про тебя? Про вас с ним?..
– Нет, не скажет. Потому что знает, что, если я молчу, значит, на то есть свои причины. Не переживай, я найду способ объяснить и успокоить его.
– Найди, пожалуйста! Я даже представить не могу, что он сейчас думает!
– Выдержки у него хватит, не беспокойся об этом.
– Он тебе верит?
– А кому ещё ему верить?
Я опустила голову. Перед моими глазами вновь появилось лицо Георгия во время задержания. Я вдруг живо представила его губы, то, как они шевелятся в попытке что-то сказать мне. В его глазах не было ненависти, даже тени упрёка. Ничего-то я о нём не знаю… и не понимаю, вот что страшно.
– Ты уверена, что никто не догадывается о вас?
Казбич посмотрела в окно, а затем на меня.
– Не каждый же день он ко мне днём ходил. Иногда и ночью. Я на первом этаже живу в ведомственном доме, жёлтый такой. В угловой квартире. Это служебная площадь. Там за окнами кусты и ни одного фонаря.
– Ясно. – Я представила, как Георгий перелезает через подоконник, и мне стало смешно. – Романтика…
– Тот, кто подкинул сумку, хотел избавиться от Георгия, – уверенно сказала Казбич и вновь потянулась за сигаретами.
– Да, я это понимаю.
– Если станет известно, что Георгий был у меня, его сразу выпустят, так?
– Так, – кивнула я и придвинулась ближе, чтобы не пропустить ни слова.
– В этом случае меня могут отстранить от дела, потому что я являюсь свидетелем. А мне необходимо иметь доступ к следственным документам и экспертизам. Потому что я уверена, что сделано это было для того, чтобы разделить вас с ним. Чтобы ты осталась одна.
– О господи! Это ещё зачем?
– Хороший вопрос! – Казбич заглянула в пустую чашку, и я тут же плеснула туда заварки. – Следует понять логику преступника, успеть разгадать его намерения. Этот кто-то достаточно хорошо тебя знает.
– Получается, и я его тоже знаю? – ужаснулась я.
– Вот скажи, что бы ты сделала, если бы я не пришла к тебе?
– Честно? Я хотела уехать… Меня ничего здесь не держит. Не держало. То есть я продолжаю думать о том, что случилось с Верой, но моя жизнь, она теперь совершенно другая. Я не зарабатываю миллионы и не провожу время на островах, но я хотя бы вижу возможности и перспективы, понимаешь?
– Конечно, – хмыкнула Казбич.
– По-твоему, я говорю глупости, да? Ты уехала из большого города, значит, у тебя тоже были причины сделать это.
– Не сработалась с начальством, вот и всё. Здесь было место. Оформила перевод. Думала, приеду в тихую провинцию, отосплюсь. За грибами-ягодами в кои-то веки схожу.
Глядя на Казбич, я с трудом удержалась от смеха.
– Ты что, правда так думала?
– Ну а что? Мне мой бывший начальник так и сказал: тебе, Казбич, самое место в медвежьем углу. Вот я и решила: наверное, замечательные люди там живут. В этом медвежьем углу. Крепкие и стойкие.
– Обычные люди, как везде, – развела я руками.
– Ну, я бы поспорила, конечно. Одно скажу, что места здесь замечательные. А воздух… И ночи такие тихие, что слышно, как звёзды падают.
– А ещё ты встретила Георгия, – подсказала я.
– Да, я встретила Георгия.
– Я всегда думала, ну что моя мать в нём нашла? Он же такой…
– Он настоящий. Цельный и крепкий. Как кусок гранита.
Я собрала тарелки и поставила в раковину, раздумывая над её словами. А ведь мне всегда казалось, будто влюблённость выглядит как-то по-особенному, и я страшно боялась, что кто-нибудь поймёт, что я чувствую к Денису Перчину. Или, что ещё хуже, он сам заметит это. От одной этой мысли у меня тряслись поджилки и обмирало сердце, словно любовь была чем-то стыдным. Я не могла представить нас вместе, вот в чём беда. Он был для меня недосягаем, как самая далёкая звезда – Эарендел. Знал бы Денис Александрович, какими эпитетами я его тут награждаю, посмеялся бы от души над наивной провинциальной простушкой. Я бы даже не обиделась, потому что именно такой и была.
– Я тут встретилась кое с кем… Со своими одноклассниками… С друзьями… С Полуяновым и Стрешневым. Но ничего конкретного не узнала. Мы стали совсем чужими.
– А вы были близки? – пощёлкала зажигалкой Казбич.
Я включила воду, газовый котёл натужно загудел.
– Теперь я уже ничего не знаю. И когда убили Лилю, всё только ещё больше запуталось.
– Или, наоборот, появилась ниточка. Зацепка.
Я непонимающе посмотрела прямо на неё. Воля барабанила пальцами по столу, глядя сквозь меня.
– Уж не думаешь ли ты… Ну, нет, этого просто не может быть! Ты действительно считаешь, что смерть Лили может помочь найти Веру? – Я всплеснула руками, разбрызгав вокруг себя воду.
Казбич поначалу никак не отреагировала на мои слова, но потом подняла на меня осмысленный взгляд и покачала головой:
– Прошло столько лет. Марьяна, боюсь, что её уже нет в живых. А если это так, то лично я не понимаю, для чего понадобилось убивать Лилю. Разве что она знала что-то такое… Но что? Даже звучит абсурдно. Тебя просто долго не было в городе, а жизнь не стоит на месте.
– Да я бы и дольше не приезжала! – выпалила я, но тут же устыдилась своих слов. – Я виновата перед Георгием, но только в том, что подозревала его. В том, что произошло, кстати, есть и твоя вина. Если бы ты выслушала меня в парке, то мы бы могли… не знаю, предупредить его! Ну, чтобы он знал, что я не виновата! Что я не специально… Что мои чувства будто не мои! Я совсем запуталась…
– Прекрати насиловать собственные мозги, Марьяна. Прошлое уже прошло и не вернётся. Надо жить настоящим.
– Настоящее тоже как-то не особо радует.
– Всегда есть повод чему-то радоваться, уж поверь мне.
– Да, возможно, ты права.
– Тебе просто надо найти причину, которая мешает тебе легче смотреть на вещи.
Я вздрогнула.
– Я хочу знать, что произошло в ту ночь и куда делась Вера.
– Значит, мы попробуем докопаться до истины.
Это было невероятно! Слова Воли Казбич словно зёрна упали в благодатную почву моих переживаний и проросли там в считаные минуты. Я не могла знать, дадут ли они всходы, но ощущение того, что в моей жизни появился человек, который меня принимает такой, какая я есть, со всеми недостатками, вдохнуло в меня веру и силы.
– Я хочу, чтобы ты стала моими глазами и ушами, – сказала Казбич. – Любая твоя мысль или предположение должны быть озвучены. Я хочу знать всё о тебе и о тех, кто был рядом с тобой в то время, пока ты жила здесь.
– Даже не знаю, с чего начать… Мне надо хорошенько подумать…
– Думай, но недолго. Потому что кое-кто действует быстро и хладнокровно.
– Что ты имеешь в виду?..
– То, что ситуацию мы не контролируем. Но это пока.
– С чего же мне начать…
Внезапно тарелка выскользнула из моих рук и ударилась о дно раковины. На её поверхности появилась тонкая кривая трещина.
– Воля, я расскажу тебе о том, что узнала о Лиле. Она ухаживала за бабушкой Даниила Полуянова. У той случился инсульт, после которого она оказалась прикованной к постели. Сейчас в её квартире живёт Даня. Ещё я познакомилась с его соседкой, Ангелиной Михайловной, так вот она мне сказала…
– Погоди, я буду делать пометки, чтобы ничего не забыть! – Казбич вышла из кухни и через минуту вернулась с тетрадным листком и карандашом.
Я уже ничему не удивлялась. В конце концов, она бывала здесь и наверняка знала, где что находится.
– Итак, нам нужно узнать всё о Лилии Розовой, – сказала Казбич и нарисовала на листке инициалы Л и Р, а напротив них знак вопроса. – Выспрошу у Кириллова, пороюсь везде, где можно, а ты разузнай у тех, кто был с ней знаком. Согласись, так будет проще собрать информацию, не вызывая подозрений. У тебя ведь могут возникнуть вопросы касательно её личности, учитывая, что она работала с твоей матерью? Это нормально.