ы она позволила себе вновь поверить в счастье. И оно у неё было, теперь я это точно знаю. И мне невыносимо стыдно за то, что я противилась ему, заставляя её страдать.
– А я смотрю, сидит… Сидит и сидит, как приколоченная!
Я оторвала взгляд от экрана телефона. От калитки шла тётка Дарья, испуганно поглядывая на меня и теребя концы накинутого на плечи платка. Она села рядом и приобняла меня за плечи.
– Бедная ты моя. Приехала как не домой, а… – свободной рукой тётка Дарья прижала платок к глазам. – Господи, ужас-то какой! Как жить, Марьяночка, как жить-то?
Думаю, на моём лице было написано что-то вроде отчаяния, потому что тётка Дарья тут же быстро-быстро заговорила, успокаивая меня:
– Не мог он, слышишь? Не мог! Хоть режь меня, хоть что со мной делай, а не мог!
– Я знаю, тёть Даш, – тихо ответила я.
– Знает она! Да что ты знаешь-то! Ведь как убивался человек, что его рядом с твоей матерью тогда не было! Уж сколько он её уговаривал, чтобы с работы уходила. С больным-то сердцем разве ж можно напрягаться? Она и тебя-то родила, чуть богу душу не отдала!
– Как это?..
– Да вот так… Ты ж крупненькая была. Но, слава богу, откачали Людмилку-то… Врач сказал, что рисковать здоровьем ей больше нельзя.
– А Георгий об этом знал?
– Конечно знал, – вздохнула тётка Дарья. – Людка ведь ему не раз и не два отказывала. Мужик он здоровый. Такой и с десяток детишек настрогает! – Она кашлянула. – Но мать твою он любил. Переживал об ней. Да и об тебе тоже. Ты ж ему навроде дочки, как ни крути. И с деньгами помог. Другой бы плюнул, а он…
– С какими деньгами? – выпрямилась я и уставилась на соседку. – Это мамины деньги были… Он же сам сказал!
– Да какие у неё деньги! Зарплата смешная за такую-то ответственность. Сама посуди, чего сравнивать? Георгий ведь лучший вальщик в леспромхозе. И людям завсегда поможет: кому крышу перекрыть, кому дровяник сложить.
Сумма, которую мне в своё время прислал Георгий, была довольно крупной. Одно хорошо, что я сумела распорядиться деньгами по уму. Но ведь если бы я знала, что это деньги отчима, то, наверное, отказалась бы сразу. Гордая я уродилась, не знаю в кого.
Ну что я за человек такой, а?
– Завьялов ему тогда очень хорошо помог. Ты уехала, Георгий как сыч жил. Вот начальство-то его работой выше крыши и загрузило. Приедут вместе вечером, посидят малёха и по домам. Мой всё к ним присоседиться хотел, а куда там! У них все разговоры только об своём, да и не видала я, чтоб Георгий-то пьяным ходил.
– Ну да, – усмехнулась я. – Я тоже никогда не видела.
– Вот то-то и оно, девонька. Хороший мужик всегда денег заработает. Мой-то Колька, не гляди, что козлом блеет, это у него от свободы. От пенсии, то бишь. Пока в силе был, тоже кой-чего соображал. Иначе бы детей не подняли. А потом уж что, разве удержишь? Да и много ли ему надо? – Тётка Дарья махнула рукой, а я боднула её плечом в качестве поддержки.
– Тёть Даш, а я ведь у мамы была…
– Ой ли? Видала памятник-то?
– Видала.
Солнце скрылось за облаком. Я обхватила себя за плечи, ощутив, как вместе с прохладным ветерком по моему телу пробежал озноб.
– Пока я там была, убили Лилю.
Тётка Дарья развернулась и недоверчиво посмотрела на меня, а я кивнула, подтверждая свои слова.
– Господи… да что же это делается-то?! – тоненько завыла она.
– Ладно, тёть Даш, хорош голосить. Даже удивительно, что вам меня со всеми потрохами не сдали ваши осведомители.
– Так это… сказали, что девка какая-то свидетельницей была, а кто… чья… тайна следствия.
– Чья, чья… я это была.
Рассказав обо всём тётке Дарье, я испытала невероятное облегчение, будто поделилась половиной тяжёлого груза с тем, кто был готов его у меня забрать. Разумеется, про Казбич я умолчала, помня о нашей договорённости. И хоть меня прямо-таки подмывало поведать соседке об отношениях Георгия и молодой следовательницы, я не имела на это никакого права. К тому же, зная тётку Дарью, мне бы не хотелось переживать о том, что она каким-то образом вольно или невольно выдаст мою тайну. Или, не дай бог, что-то произойдёт такое (о чём я боялась даже думать), и преступник правдами и неправдами захочет выведать у этой простой женщины о наших беседах.
Нельзя было забывать, что этот человек ходит среди нас и знает о нас очень многое.
– Тёть Даш, а вы не знаете, у Лили есть родственники? Наверное, они в шоке от того, что произошло… – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более естественно. Хотя что может быть более естественным, чем волнение, которое в этот миг меня распирало.
– У Лильки-то? – Тётка Даша выразительно глянула на меня, а потом задумалась. Мыслительный процесс проявился на её лице в виде сдвинутых бровей и сжатых в «куриную гузку» губ. – Не местная она, с области. Вроде как к жениху приехала… А, ну да, точно! Приехала, а замуж за него не вышла. Это уж давно было.
– А почему не вышла?
Тётка Дарья пожала плечами и прихлопнула комара, нагло усевшегося на её колено.
– Почему бабы замуж не выходят, понятно, – сказала она. – Нынче все как с ума посходили, любовь да романтику им подавай. А всё одно, как щи начнёшь варить и детей рожать, вся эта романтика козе под хвост!
– Скажете тоже, – возразила я, – бывает любовь настоящая! Такая, чтоб на всю жизнь!
– Ой ли?
По взгляду, которым смерила меня тётка Даша, я поняла, что своими словами лишь раззадорила её.
– Как же в это не верить? – гнула я свою линию. – Об этом и стихи пишут, и кино снимают… Если её нет, то откуда тогда поэты и музыканты черпают вдохновение?
– Черпают, ну надо же! – всплеснула руками тётка Дарья. – Слова-то какие… Я Людмиле всегда говорила, что ты у неё не от мира сего. И хорошенькая, и умненькая. Но с придурью!
– Она папу очень любила. А он её.
Тётка Дарья тихонько вздохнула и похлопала меня по колену.
– Так и есть, касатка, так и есть…
– Или вон Завьяловы, – не унималась я. – Сами же говорили, что хорошая семья. И я с вами полностью согласна! Давеча была у них в гостях, посидели немного. И знаете, так хорошо на душе стало, глядя на них!
Разумеется, я умолчала о том, что напилась и устроила дома скандал. Сейчас это выглядело совсем уж крипово[1], как любит выражаться дизайнер Антон.
– А за кого Лиля замуж собиралась? – спросила я, продолжая выпытывать необходимые мне сведения.
– Ты что же думаешь, я всё про всех знаю, что ли? – закипятилась тётка Дарья.
Именно так я и думала, но настаивать не стала. Тут главное было – бросить зерно, рано или поздно оно всё равно прорастёт.
– Получается, замуж не вышла, а в городе осталась? – хмыкнула я. – Я бы сразу уехала.
– Так ты и так уехала. А вот, если бы у тебя здесь парень какой был, то, глядишь, и не рвалась бы в свои столицы. Потом бы, конечно, пожалела, это как пить дать, – вздохнула тётка Дарья. – Думаю я, не просто так она здесь осталась. Нашла, наверное, другого мужика.
– Мама говорила, она пользовалась спросом. В том смысле, что…
– Да в том смысле и пользовалась, – передёрнула плечами тётка Дарья. – Ладно, чего уж теперь.
– А вот я ещё спросить у вас хотела, – начала я, но в отдалении вдруг раздался громкий музыкальный аккорд, а следом за ним запел хор:
Когда уйдём со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса…
У меня заложило уши и повлажнели ладони. Это было так неожиданно – услышать музыку, с которой были связаны самые приятные и страшные воспоминания…
– Что это? – прошептала я и привстала.
Музыка сделалась тише, но я всё равно продолжала её слышать.
– Так выпускной скоро, – ответила тётка Дарья. – Репетируют, наверное.
– В школе?
– Ну да.
– В нашей школе? – зачем-то уточнила я.
Тётка Дарья кивнула, а потом спохватилась:
– Засиделась я… У меня же ещё куры не кормлены. Слушай, Марьяна, я ведь чего спросить хотела. Ты ж всё равно к следователю пойдёшь, так? Спроси, что Георгию передать, – в её голосе послышались слёзы. – Ведь как был забрали, в одних портках и рубахе! Неправильно это. Всё неправильно, понимаешь?
– Понимаю, тётя Даша. Я всё узнаю! Обещаю!
Я крепко обняла её и поцеловала в щёку.
– Мне тоже пора. Присмотрите за домом, ладно?
– Марьяна, спроси ещё, что из еды можно! И про курево не забудь! – крикнула мне вдогонку соседка.
15
Разумеется, тётка Дарья была права. Следовало позаботиться о Георгии, но, в отличие от неё, я знала, что лучше всего это получится у Воли Казбич. Я была уверена, что она изыщет возможность поддержать его. А у меня возникла ещё одна идея, ради которой я сейчас и шла по улице в сторону школы.
Чем ближе я подходила, тем сильнее стучало моё сердце. Песни сменялись, обрываясь где-то на втором куплете. Вероятно, таким образом создавался плей-лист для выпускного. На самом деле песни всегда были одни и те же, просто звучали в разном порядке. Когда заиграли «Крылатые качели», я уже почти дошла.
Остановившись на противоположной стороне улицы, я смотрела на выкрашенные розовой краской школьные стены и бликующие в лучах июньского солнца окна и думала о том, что не была ни на одной встрече выпускников. Чего я могла ждать, кроме настороженных и многозначительных взглядов за своей спиной? Но дело было не только в этом. Моя новая жизнь будто вытеснила старую, заполнила все дыры и трещины, однако оставила при этом ощущение потери, которое до сих пор продолжало мучить меня.
Я помнила последнее классное собрание, где нам в тысячный раз разъясняли условия и правила сдачи экзаменов, балльную систему и открывающиеся перед нами возможности. Все были взволнованы предстоящими испытаниями.
На следующий день состоялся последний звонок.
Школьное фойе было украшено надувными шарами и гирляндами, торжественная линейка проходила перед входом, и, кажется, полгорода собралось поглазеть на происходящее.