– Ладно, дядь Коль, пойду я. Вы уж тут долго не сидите, ладно? Тётя Даша переживает.
– Чегой-то она переживает? – покосился он на меня.
– Любит, наверное, – пожала я плечами и полезла обратно.
Тётка Дарья работала на огороде. Я решила, что помощь ей не помешает, поэтому подобрала мотыгу и присела рядом с ней на корточки около грядки со свёклой.
– Чего он? – спросила соседка, отбрасывая в сторону сорняки.
– Поел. – Я стала рыхлить влажную землю, выщипывая травинки.
– Сыч болотный… – крякнула тётка Дарья и вытерла вспотевший лоб. – Молчит?
– Да чтой-то, разговаривает.
– И об чём? – нахмурилась она.
– Мы о Вере говорили, про её поиски. Как всё организовано было, и вообще…
– Ну, понятное дело, что искали. И потом тоже. Сколько лет уж… Может, она всё-таки уехала, а, Марьян?
– Может. Хорошо, если живёт где-то и всё у неё в порядке. Но если её насильно увезли, то…
– Ой, господи, – перекрестилась тётка Дарья. – Врагу не пожелаешь такой доли. Ребёнка потерять и не знать, что с ним, худшее мучение!
– А её родители согласны дело закрыть! – возмутилась я.
Соседка неодобрительно покачала головой:
– Ты это брось людей осуждать! Им одним ведомо, как поступить. Дело делом, да только сердце-то всё равно кровью исходит!
– Да понимаю я! Принять не могу! А тут ещё…
– Чего?
– Ничего. – Я стала с удвоенной силой вскапывать землю, за что получила по рукам.
– Ты мне сейчас всю свёклу порежешь, малахольная!
– Ой, тёть Даш, я чего спросить-то хотела! – Отложив мотыгу, я подтянула рукава до локтей и стала работать руками. – Вы Василису, бабку Полуяновых знали?
– Конечно знала, а что?
– Правда, что она гадать умела?
– Вроде правда. – Тётка Дарья распрямилась и потёрла поясницу. – К ней многие ходили.
– Вы тоже?
– А мне зачем? Вот ещё дурь какая! По гадалкам ходить… Тебе всякой ерунды наговорят, а ты как дурак в это верить будешь. А верить надо только в бога или уж в себя, коли божьей веры нет.
– То есть не сбывалось, что она говорила, да?
– Вот заладила! Сбывалось, не сбывалось, какая теперь разница? Померла Василиса.
– Это я знаю. Просто думаю, а если бы она сказала что-то такое человеку, отчего бы он очень сильно испугался и решил, например, уехать. Так может быть? Ну, чтобы свою судьбу изменить?
Тётка Дарья вытерла руки о край передника и поправила узел платка, смешно выдвинув подбородок.
– Я тебе только что про это самое и говорила, Марьяна. Сказать можно что угодно и тем человеку жизнь поломать. Ну или наоборот, поправить. Психология! – подняла она указательный палец. – А вот я тебе пример приведу: как раз мы с Василисой к нашему участковому терапевту в одно время попали. Ждали, значит, у кабинета. А тут жена Завьялова идёт. Вся такая в костюме, с причёской. Увидела нас и спрашивает, мол, не пропустите ли вперёд? Направление взять. Ну я, конечно, сказала, чтоб шла. Куда мне торопиться? А Василиса-то упёрлась. И вот чего ей взбеленилось, не знаю, только она на Завьялову прям волком зыркнула!
– А Светлана Александровна что? – удивилась я.
– Ничего. Развернулась и ушла. А Василиса ей в спину прошипела, мол, иди, ничего у тебя не выйдет!
– Что не выйдет? – тихо уточнила я.
– А шут его знает, – пожала плечами тётка Дарья. – Чего я в чужие дела полезу? Глаз у Василисы был такой… цыганский! Вдруг бы сглазила? – Она перекрестилась.
– Вы же не верите в это?
– Не верю, но остерегаюсь!
На огороде мы пробыли около часу. Стало припекать, от земли шёл самый настоящий пар.
– Пойду душ приму и переоденусь, – сказала я после того, как сгребла кучки травы между грядок и отнесла их к компостной яме.
– Вот удружила, Марьяна! Без тебя я бы тут до обеда кувыркалась! Теперь чайку да полежать в тенёчке. Ты к Георгию-то когда пойдёшь? Я ему сумку собрала… – В голосе тётки Дарьи опять появились слезливые нотки.
– Когда скажут, тогда и пойду! – твёрдо заявила я. – Никуда он не денется. Вас послушать, так через час его по ссыльному тракту в Сибирь отправят!
Тётка Дарья опешила, а потом замахала на меня руками:
– Типун тебе на язык, Марьяна!
– Мы тут скоро все с этими типунами ходить будем, поголовно. Всё, тёть Даш, отдыхать!
Мы разошлись. Я направилась к своему дому. В голове занозой сидел наш с ней разговор. Конечно, я могла ошибаться, думая, что к Василисе приходила именно Вера, но это можно было проверить.
По-быстрому сполоснувшись, я натянула старенькую футболку и занялась поисками школьного альбома. Долго искать не пришлось: он стоял вместе с книгами в книжном шкафу в большой комнате. Красный кожаный переплёт выделялся на фоне томиков любимых писателей, которые собирала ещё моя бабушка.
Конечно, на первой странице была моя фотография, а не Верина. Но она была вместе с остальными одноклассниками – в самом центре, рядом с Даней. Внизу, по правую руку от своей матери, сидела Ирина. Сашка возвышался над Верой, его рука лежала на её плече. Я не помнила, обратила ли тогда внимание на этот жест, сейчас же мне стало очень грустно, потому что прошлое впрямь осталось в прошлом… Общая фотография была сделана недели за три до выпускного, альбомы нам выдали, кажется, накануне. Если бы мы только могли знать, что буквально через несколько часов случится непоправимое… если бы…
Я достала телефон и навела камеру. Увеличив лицо Веры, сфотографировала. Кадр получился немного размытым, но вполне читаемым. Уверена, соседка Полуянова узнает в нём девушку, которую встретила на лестнице, когда та уходила от его бабки-ведьмы.
Сложно сказать, чего я тем самым хотела добиться. Одиночество, долго подавляемый страх, вызванная признанием моих бывших друзей ярость – всё внутри меня свернулось в тугой узел. Я не хотела думать о них, но Вера теперь стала моим невидимым союзником. Она звала меня и хотела, чтобы я по крохам собрала то, что от неё ещё осталось.
20
Прежде чем уйти, я зашла в свою комнату, чтобы занавесить окно. И тут мой взгляд упал на другую фотографию, которая стояла на полке. На ней я была со Светланой Александровной в момент награждения за победу в областном конкурсе рисунков. Мне тогда было тринадцать. Завьялова выглядела по-королевски: в длинном синем платье, на высоких каблуках. Причёска немного другая, но в целом с тех пор моя учительница мало изменилась. Я вытащила снимок из рамки и сунула его в сумку.
По дороге купила коробку зефира и пачку хорошего чая. У дома Полуянова я оказалась минут через двадцать. Вычислила его балкон, но он был пуст. Возможно, Данька находился на работе или ещё где, встречаться с ним я не планировала. Быстро зашла в подъезд и поднялась на нужный этаж. Подошла к квартире его сердобольной соседки и нажала на кнопку дверного звонка. Конечно, она тоже могла отсутствовать – мало ли дел у пенсионерки? – но за дверью послышались шаркающие шаги, и я нацепила на лицо радостную улыбку.
– Здравствуйте, Ангелина Михайловна! – Не дав ей опомниться, я просочилась внутрь квартиры и протянула свои дары. – Помните меня?
– Маша?
Я открыла рот, чтобы поправить её, а потом вспомнила, что этим именем назвалась в нашу первую встречу. Кивнув, продолжила:
– Вот, хотела поблагодарить вас за участие.
Лицо пенсионерки разгладилось.
– Ну, проходи, раз пришла! Не ждала… А у меня давление, голова раскалывается.
– Так погода-то какая! То солнце, то дождь! Меркурий ретроградный шалит, не иначе.
– Рассказывай, что у тебя, как?
– Всё хорошо.
– С Данькой-то всё, разбежались?
– Разбежались, – ответила я и ощутила что-то сродни облегчению.
– Вот и славно! Не пара он тебе.
Ангелина Михайловна покрутила пачку чая и убрала её в шкаф. Следом за ней отправился и зефир.
– Я ненадолго. Мне кое-что узнать у вас надо, – не стала я юлить и тянуть время. – Помните, вы мне про Василису рассказывали, про гадания и всё такое…
– Помню, чай, из ума не выжила.
– Так вот, я тут фотографии принесла. Посмотрите, пожалуйста, может, вспомните кого-нибудь?
Ангелина Михайловна надела очки и вгляделась в фотографию на экране. Пожевала губами, взяла телефон и подошла к окну.
– Ну точно, она это! Та, в красном пальто.
– Её Вера зовут. Зубова.
Ангелина Михайловна приподняла брови, очки тут же сползли на кончик носа.
– Зубова… Погоди-ка, что-то имя больно знакомое…
– Она пропала здесь пять лет назад.
– Ох ты ж! Так это она, что ли?
– Она. А вы её только тогда видели? Вера с Даниилом встречались…
– А что я тебе говорила? Дурное семя! Сидела бы себе дома, книжки читала, глядишь, ничего бы и не случилось! А то – встречались, тьфу!
– А ещё вот эту женщину вы, случайно, не видели здесь? – Я достала фотографию и протянула её Ангелине Михайловне. Рисковала, конечно. Завьялова – человек в городе известный. Не хотелось бы, чтобы мои расспросы направили мысли этой женщины по ненужному пути.
Ангелина Михайловна взяла фотографию, покрутила её, то отдаляя, то приближая к себе, а потом посмотрела на меня:
– Так это ж… В Доме культуры я её видела, и в городе.
– А к бабке Полуянова она, случайно, не ходила?
– Погоди-ка, ты что ж думаешь, я за соседями, что ли, подсматриваю?
– Ничего такого я не думаю. Просто спросила.
– Может, кто и ходил к Василисе, не моё дело! И что это ты свой нос суёшь, куда не следует, а? Померла Василиса! Отмучилась и померла! Это её бог наказал за непотребство! Гадание – страшный грех, вот что!
Она не на шутку рассердилась. Пихнула мне фотографию и скрестила руки на груди, сурово глядя на меня поверх очков.
– Но если бы вы её видели, то сказали бы, правда? – не унималась я.
– Да что я, Завьялову бы не узнала, что ли? Её все в городе знают. Говорю же, не видела! Вот мужа ейного видела с рыжей сиделкой. На улице.
– Да? – удивилась я. Впрочем, чему удивляться? Городок-то маленький.