Он приподнялся на подушках. Содрал с руки примочку из розмарина с лимоном, сжал ее в кулаке, недоверчиво на нее уставился, затем перегнулся и схватил с покрывала в изножье кровати маленький дневник. Я положила его там, чтобы подглядывать, пока работаю. Дракон воззрился на заклинание, перевернул книжицу, чтобы рассмотреть корешок — словно глазам своим не верил! — и обрушился на меня:
— Ты, невозможная, несчастная, несуразная упрямица, что, ради всего святого, ты натворила на сей раз?!
Я негодующе откачнулась на пятках назад: и это после того, как я только что спасла не только его жизнь, но все, что только в нем есть, и все королевство от того чудовища, что сотворила бы из него Чаща!
— А что от меня требовалось? — осведомилась я. — И откуда мне было знать, что делать? Кроме того, оно же сработало, разве нет?
Почему-то мои слова лишь разозлили его так, что он аж дар речи утратил. Он вскочил с моей постели, швырнул книжицу через всю комнату — заметки разлетелись во все стороны! — и выбежал в прихожую, не произнеся ни слова.
— Мог бы хоть спасибо сказать! — крикнула я ему вслед, сама разозлившись не на шутку. И лишь после того, как шаги Дракона затихли в отдалении, я вспомнила, что ранен он был, спасая мою жизнь, и что наверняка свершил невозможное, чтобы вообще успеть ко мне на помощь.
Эта мысль, понятное дело, моего настроения не улучшила. Равно как и утомительная работа по уборке моей жалкой комнатушки и перестилание постели: пятна не отстирывались, все пахло отвратно, хотя и без привкуса искажения. Наконец я решила, что в кои-то веки воспользуюсь магией. Я начала было один из тех заговоров, которому научил меня Дракон, но тут же передумала и пошла подобрала дневник в углу. Я была не сказать словами как благодарна этой маленькой книжице и ее автору, магу или ведьме из далекого прошлого, — даже если от Дракона благодарности не дождешься! Уже на первых страницах я, к вящей моей радости, нашла заговор для освежения комнаты: «„Тишта“ — петь то выше, то ниже, трудами направить». Я до середины пропела его про себя, пока переворачивала влажный запачканный чехол. Воздух вокруг меня сделался холодным и хрустким, но не неприятно кусачим; к тому времени, как я закончила, постельное белье стало ослепительно-чистым, точно его только что выстирали, а чехол пах так, как будто только сейчас из летнего стога. Я снова собрала кровать, тяжело опустилась на нее, словно бы сама себе удивляясь, когда последние остатки отчаяния меня покинули, а вместе с ними и силы. Я рухнула на постель и едва успела натянуть покрывало, как тут же и уснула.
Просыпалась я медленно, мирно, благостно, сквозь окно на меня изливался солнечный свет — и лишь постепенно я осознала, что в комнате не одна.
Дракон сидел у окна на рабочем стульчике, пепеля меня взглядом. Я приподнялась на постели, протерла глаза и в свой черед гневно воззрилась на него. Он протянул мне книжицу.
— Почему ты выбрала именно ее? — осведомился он.
— Там же полно заметок! — объяснила я. — Я подумала, это наверняка что-то важное.
— Ничего там важного нет, — заявил Дракон. Я, правда, ему не поверила: иначе с чего бы он так разозлился из-за этой книжицы? — Она бесполезна — она оставалась бесполезной на протяжении всех пяти сотен лет с тех пор, как эти записи были сделаны, и за целый век пристального изучения из нее не удалось извлечь никакой пользы.
— Что ж, сегодня она оказалась очень даже полезной, — возразила я, скрещивая на груди руки.
— Откуда ты узнала, сколько именно взять розмарина? — спросил Дракон. — И сколько лимона?
— Так ты же перепробовал самые разные дозы, судя по этим таблицам, — объяснила я. — Я и подумала, что количество не так уж и важно.
— В таблицы занесены неудачи, ты, нескладная дуреха! — заорал Дракон. — Никакая из этих доз не сработала — ни по отдельности, ни в качестве примесей, ни в сочетании с какими-либо заклинаниями — так что ты такое сделала?
Я глядела на него во все глаза:
— Ну, взяла ровно столько, чтобы запах был приятным, обдала кипятком, чтобы еще усилить аромат. И использовала заговор с той же страницы.
— Но там нет никаких заклинаний! — запротестовал Дракон. — Два тривиальных слога, и только, в них нет никакой силы…
— Когда я пропела их достаточно долго, магия хлынула потоком, — объяснила я. — Я пела на мотив «Многая лета», — добавила я. Дракон побагровел и вознегодовал еще больше.
В течение часа он придирчиво допрашивал меня, как именно я налагала чары, и раздражался все сильнее: я едва могла ответить на его вопросы. Дракон хотел знать, какие в точности слоги я использовала и сколько раз они повторялись, хотел знать, на каком расстоянии я находилась от его руки, и сколько было розмариновых веточек, и сколько лимонных шкурок. Я пыталась отвечать как можно точнее, но чувствовала — все это неправильно, не так; и наконец, пока он яростно записывал что-то на своих листочках, я не сдержалась:
— Но ведь все это вообще не важно! — Дракон приподнял голову и сердито воззрился на меня, а я продолжала, невразумительно, но убежденно: — Это просто… вроде как идти куда-то. Идти можно не одной дорогой. — Я указала на его записи. — Ты пытаешься отыскать дорогу там, где ее нет. Это все равно как… все равно как собирать что-нибудь в лесу, — внезапно поняла я. — Ты продираешься сквозь заросли и меж деревьев, и каждый раз делаешь это по-разному, — торжествующе закончила я, искренне радуясь тому, что подыскала объяснение настолько понятное и простое. А Дракон лишь отшвырнул перо и недовольно откинулся в кресле.
— Но это же чушь, — почти жалобно отозвался он и расстроенно уставился на собственную руку, как будто предпочел бы скорее вернуть порчу, нежели признать, что, возможно, неправ.
Он свирепо воззрился на меня, когда я так ему напрямик все и высказала — к тому времени я и сама разозлилась изрядно: мне хотелось пить, я прямо-таки умирала от голода, и на мне по-прежнему было Кристинино драное домотканое платье, которое спадало с плеч и совсем не грело. Решив, что с меня довольно, я встала и, не обращая внимания на выражение его лица, объявила:
— Я пошла в кухню.
— Отлично! — рявкнул Дракон и в бешенстве удалился в библиотеку.
Но вопрос, оставшийся без ответа, не давал ему покоя. Еще до того, как сварился куриный суп, Дракон снова возник у кухонного стола с новой книгой в руке — увесистой и элегантной, переплетенной в бледно-голубую кожу с серебряным тиснением. Он положил книгу на стол рядом с разделочной доской и твердо заявил:
— Я все понял. У тебя просто талант к целительству, и ты интуитивно угадала верное заклинание — пусть даже теперь ты не в состоянии точно вспомнить подробности. Это объясняет твою бестолковость в целом: целительство — это совсем особая разновидность магических искусств. Полагаю, обучение пойдет куда успешнее, как только мы сосредоточимся на дисциплинах целительства. Мы начнем с малых чар Грошно. — И он накрыл ладонью тяжелый том.
— Не начнем, пока я не пообедаю, — возразила я, не отрываясь от работы: я шинковала морковь.
Дракон пробормотал что-то сквозь зубы насчет несговорчивых идиоток. Я пропустила замечание мимо ушей. Небось он и сам был счастлив и рад сесть за стол и подкрепиться супом, когда я подала ему миску с толстым ломтем деревенского хлеба, который я испекла… всего-то позавчера, осознала я; меня не было в башне только сутки. А казалось, прошла тысяча лет.
— А с химерой ты покончил? — спросила я, зачерпывая суп ложкой.
— К счастью, Владимир не дурак, — ответил Дракон, промакивая губы наколдованной салфеткой. Я не сразу поняла, что он говорит о бароне. — После того как он прислал гонца, он подманил тварь поближе к границе, подбрасывая ей телят, а его копейщики между тем не давали ей никуда свернуть. Владимир потерял десять человек, но сумел-таки отогнать химеру на расстояние меньше часа езды от горного перевала. Мне удалось убить ее быстро. Химера оказалась совсем небольшая — всего-то размером с пони.
Голос его звучал до странности мрачно.
— Но ведь это хорошо, разве нет? — уточнила я.
Дракон раздраженно глянул на меня.
— Это была ловушка! — рявкнул он, подразумевая, что для любого разумного человека оно ясно как день. — Меня бы удерживали вдали от долины, пока порча не захлестнула бы весь Дверник и не распространилась дальше. — Дракон покосился на свою руку, сжал и разжал кулак. Он уже сменил рубашку на зеленую шерстяную. Рукав, схваченный у запястья золотым браслетом, закрывал все предплечье; я подумала, не осталось ли шрама.
— Значит, я была права, что пошла? — робко предположила я.
Лицо его сделалось кислым, как молоко, оставленное на июльской жаре.
— Ну, можно сказать и так, ежели, конечно, закрыть глаза на то, что ты извела меньше чем за день мои самые ценные зелья, на составление которых ушло пятьдесят лет. Тебе не приходило в голову, что если бы их можно было расходовать направо и налево, я бы просто выдал по полдюжине склянок всем деревенским старостам и избавил бы себя от необходимости вообще выходить в долину?
— Вряд ли зелья ценнее человеческих жизней, — выпалила я.
— Одна жизнь здесь и сейчас не стоит ста жизней в другом месте три месяца спустя, — парировал Дракон. — Послушай меня, дурочка, у меня в тигле стоит на возгонке огнь-сердце — в количестве ровно на одну склянку. Я начал работу шесть лет назад, когда король смог позволить выделить мне золота, и через четыре года зелье будет готово. Если мы изведем весь мой запас раньше, ты думаешь, Росия великодушно воздержится от того, чтоб спалить наши поля, отлично зная, что прежде, чем мы сумеем отплатить ей той же монетой, мы умрем с голоду и станем молить о мире? И все прочие зелья, что ты потратила, обходятся не дешевле. Тем более что в Росии три мага-магистра, умеющих варить эликсиры, приходятся на наших двух.
— Но мы же не воюем! — запротестовала я.
— Но по весне будем воевать, — заверил Дракон, — если только пойдут слухи об огнь-сердце и камень-коже, и твоем расточительстве, и росияне решат, что преимуществ