В а л я. А как? Может, так, как я первый раз замуж выходила? Платье белое, цветы, ключи от комнаты, а потом — мордой об стол.
Т а м а р а. Не обязательно. У меня лично — по-другому.
В а л я. А, уж у тебя.
Т а м а р а. Во всяком случае, не развелась. (Сквозь слезы.) Что я, за себя, что ли, переживаю? За себя?!
В а л я (берет наконец платье). Оно все-таки летнее, можно и пониже.
Т а м а р а. Давай указывай. Мне хоть до каких.
В а л я. Ты еще оборку обещала.
Т а м а р а. Да вот она, твоя оборка. Только говори, где пришивать.
В а л я. Как — где? Посередине плеча, как в журнале.
Т а м а р а. А надо?
В а л я. А как же. Там написано: рекомендуем, у кого широкие плечи.
Т а м а р а. «Написано». Твои плечи, дорогая моя, оборками не прикроешь.
В а л я. А я и в семнадцать была такая. И с такими плечами и со всем прочим. И никто меня «тростиночкой» не звал!
Т а м а р а. Чего ты, ну? Не волнуйся, подруга, все твое — с тобой, носи себе на радость. Но я бы на твоем месте не приплясывала, ага, а то как останешься с одними оборками!
В а л я (мрачно). Ладно. Не нужно. Ничего не нужно. Ни оборок, и платье тоже брось. Дай сюда. (Хватает со стола ножницы.)
Т а м а р а (отпрыгивает с платьем). Ты что? Уже совсем, да?..
В а л я. Я все равно его порежу на тряпки, отдай. «Приплясываю». Дай, я тебе сказала!
Т а м а р а. Это мой труд, между прочим!
В а л я. Ты что думаешь, он не знает? Отлично знает. (Дергает за платье.) И какие плечи! И про мою Валюшку! И сколько мне лет! И как меня муж мой бывший мучил! И как я все терпела ради семьи! Так что мне скрывать поздно! (Платье наконец у нее в руках, но ножницы потеряны.) А тебя попросила как человека…
Появился С е м е н е н к о, слушает, стоя на лестнице.
Т а м а р а. А я и не отказываюсь. Я тебе и раньше шила и сейчас не отказываюсь.
В а л я. Про меня все все знали, и все равно осталась хуже всех. Все сочувствовали, и все равно виновата, что от мужа ушла. А теперь… Что у меня с Толиком, одна я буду знать, никто ничего. И отец в том числе!
Т а м а р а. У тебя так не выйдет.
В а л я. Что — не выйдет?
Т а м а р а. Ничего не выйдет.
В а л я. Ничего?!
Т а м а р а. Не-а. Кто умеет, тот умеет, а кто уж не умеет… не научится.
В а л я (не сразу). Ну, тогда мне лучше и не пытаться. (Собирается уйти.)
С е м е н е н к о уходит.
Т а м а р а. Куда это ты?
В а л я. К себе пойду.
Т а м а р а. К Толику, что ли?
В а л я. Я сказала — к себе. А куда же? Когда заранее все известно. Пойду спать!
Шаги на лестнице: это М и х а й л о в н а, на голове — бигуди.
М и х а й л о в н а. Вот чего не могу себе простить — шить не умею.
Т а м а р а. Ты ведро пожарное повесила на щит, красавица? Смотри! Уволит он тебя! Я тут сезон отматросила, когда Валентина на лесоповал замуж выходила, знаю его!
М и х а й л о в н а. А мне не страшно, у меня муж есть. Любящий. (Подняла с полу оторванный рукав.) Ой, девки, девы мои, какое платье-то шикарное. Сшила бы и мне такое, Тамара. Только вырез поболе. А что? Я теперь могу носить все что пожелаю! Раньше-то как? Красное — ярко, боже сохрани, белое — больно наивно. Зеленое — вроде и совсем вызывающе. А тепе-ерь! Свобода. Ой, девы, хорошо замужем. По всем статьям хорошо! Каждую минуту хорошо. Меня теперь ничем не расстроишь, а раньше — все расстраивало.
Т а м а р а (берет у нее из рук рукав). Ой, да ладно, слыхали уже. (Садится за шитье.) Как будто без замужества и прожить нельзя — какого-никакого хватай.
М и х а й л о в н а. А ты зачем хватала плохого? Я себе взяла хорошего, дождалась! Женщина — кузнец своего счастья. Мой Гри-иша-а! Король.
Валя смеется.
Т а м а р а (с возмущением). Неужели мне было ждать до сорока шести?! Если б я дожила до таких годов без мужа, я б в жизни не пошла — позориться-то.
В а л я (с упреком). Тамарк…
М и х а й л о в н а. А пусть, пусть. Пусть. У ней брак неудачный. Ах, Тамарочка, бедная, много ты понимаешь — «позориться». Счастье это! Что я, для людей, что ль, живу? Я ведь для себя живу! Верно, Валентина? Поддержи, поддержи.
В а л я. Она у нас женское счастье не признает.
М и х а й л о в н а (подхватывает, играя). Да ну? Надо было получше глядеть, когда мужа выбирала.
Т а м а р а. Неужели я и с седой головой все буду про любовь мечтать?! У меня детей двое, мне есть чему себя отдать!
М и х а й л о в н а. Слушай, Тамар, у тебя ведь еще Иван, муж. Ведь он от тебя сбежит! Ты не обижайся.
Т а м а р а. Он? От меня? Да пускай. Деньги все равно платить обязан.
М и х а й л о в н а. Ой-ой-ой, скука какая. (Вале.) Не верь ей, не поддавайся.
Т а м а р а. Была любовь, была, не скрою. А теперь — жизнь! Да вот я ее (показывает на Валю) больше вижу, чем Ивана.
М и х а й л о в н а. Уж очень ты суха, мать.
Т а м а р а. Конечно, что тебе на старости лет не побаловаться: без детей, без родителей — гуляй, казак, никаких забот.
М и х а й л о в н а. Валентина, замечаешь? У нас с тобой одна линия: меня всегда попрекали, что замуж поздно вышла, теперь — что детей нет. А тебя — что ребенок без отца, что с мужем развелась. А еще раз выйдешь, обязательно скажут: эгоистка, ребенка не пожалела. Вот она — первая!
Т а м а р а. А неужели не скажу? (Крутит ручку машинки.) Ой, ну что с вами делать, с женщинами! Ну вот сколько я знаю, все одно и то же, одно и то же! Опыт-то какой-то должен быть?! Жизнь вас чему-то учит? Или нет?
М и х а й л о в н а. А ты нам не сочувствуй. У тебя один опыт, у нас — другой. Верно, Валентина?
Т а м а р а. Ха-ха-ха, не надейтесь. Все одинаковое! Чего напрасно-то выделяться? Рукав оторвала, сумасшедшая. Хорошо еще — по шву. Совсем голову потеряла.
В а л я. Михайловна, а можно верить мужчинам?
М и х а й л о в н а. А это смотря какой мужчина, к чему расположен. Толику — можно.
В а л я. Да Толик ни при чем. А почему ему можно?
Т а м а р а. Она останавливать, конечно, не будет!
М и х а й л о в н а. А ты что, про него плохое знаешь?
Т а м а р а. Ничего не знаю, а жизнь за себя говорит. По-твоему, бросайся, ломай голову — все хорошо.
М и х а й л о в н а. А везде риск. А тут, на воде сидим — не рискуем? (Вале.) Доверяй, доверяй, не сомневайся.
Т а м а р а. А если не сложится?!
М и х а й л о в н а. А это от нее зависит — она кузнец своего счастья.
Т а м а р а. Ой, надоела…
В а л я. Не права ты, Михайловна. Что от нас зависит?
М и х а й л о в н а. Да все. (Тамаре.) Чего ты смотришь? Все! Местком тебе не поможет, не жди.
Т а м а р а. А отец?! Ему опять переживать? Один развод! Второй развод или там не развод, уж теперь нельзя сказать что!
М и х а й л о в н а. А ты зачем ее пугаешь? Какой твой интерес?
Т а м а р а. Такой. Нерасписанные — раз… А ребенок?! Валюшка маленькая. А где жить?! А народ?! Мнение общественное? А как вернуться?! С какими глазами?
М и х а й л о в н а (машет на нее руками). Да сидите. Сидите! Курицы мокрые. Кому вы нужны?! Ну?!
Т а м а р а. А чего ты меня спрашиваешь? Я, между прочим, еще замужем.
М и х а й л о в н а. Ага! Слыхала, Валентина? Отмежевывается! Вот так-то. Ну, мои горькие, я на вахте, на дежурстве — пошла я от вас. (Вале, интимно.) Видишь, человек хороший — держись. Борись, действуй. А если он никто да ты никто, ну и выйдет… ништо. И винить будет некого. (Пошла вниз по лестнице.) Все равно некого!
В а л я. Поеду. Рано мне спать!
Палуба. Помещение кассы. У открытого окошка — В а л я. Здесь же, у притолоки, стоит С е м е н е н к о. Он курит, выдыхая дым к потолку — из уважения к даме.
В а л я (в сторону окошка кассы). Три тридцать.
М у ж с к о й г о л о с. Тридцать?!
В а л я. Три рубля и тридцать копеек.
С е м е н е н к о (приоткрыв дверь, выглядывает наружу). Командировочный.
В а л я. Испугался. Все, что ль?
С е м е н е н к о. Пока все, отдыхай. (Деликатно берет Валю за руку, глядит на ее часы.) На «Льве Толстом» моя Татьяна теперь в буфете. Заказывай, чего взять — для тебя, для твоей Валюшки.
В а л я. Это какая Татьяна?
С е м е н е н к о. У меня на турбазе была поварихой.
В а л я. Как она теперь? У нее тоже девочка…
С е м е н е н к о. Живет! В порядке. С моей легкой руки.
В а л я. Вот, Семененко, а я сижу. Как привязанная.
С е м е н е н к о. А чем тебе здесь плохо?! (Предостерегающе.) Валюша! Тебе неплохо.
В а л я. Да я не жалуюсь.
С е м е н е н к о (загибая пальцы на руке Вали). А — дом и работа вместе. Б — отпуск три месяца. В — красота, какую редко где встретишь, будем говорить прямо. Г — перспектива. И Д — я рядом. Если что. Тоже важно.
В а л я. Да все нормально, все о’кей.
С е м е н е н к о. Все-все?
В а л я. Все-все. (Улыбаясь.) А ты… пожалеть пришел?
С е м е н е н к о. А разве это плохо?
В а л я. Спасибо, не надо.
С е м е н е н к о. Ты мне улыбаешься?
В а л я. У меня сегодня настроение, Семененко. Живу хорошо.
С е м е н е н к о. А должна — еще лучше.
В а л я. Ой, ты у нас прямо гадалка. Погадаешь мне?
С е м е н е н к о. А я и так знаю. На днях у меня на турбазе начальство ночевало. Был разговор насчет будущего нашего района. Большое будущее, Валюша! Вместо этой вашей пробки (постучал ногой в настил палубы), извини, конечно, за выражение, намечается построить пристань, стационар.
В а л я. Правда, Семененко?
С е м е н е н к о. Я, Валюня, никогда не унижусь до неправды.
В а л я. И зарплату прибавят. Пристань — это ж совсем другой класс.
С е м е н е н к о. Николай — начальником, ты — его правая рука! А пониже — стайка матросни.