(Вскакивает на ноги.) Ты не понимаешь.
М у ж ч и н а. Чего же я не понимаю?
Ж е н щ и н а. А вот чего. Когда я увидела записку… А ты ведь мне ничего не говорил! Я вдруг поняла: у тебя — своя жизнь, а у меня, значит, своя.
М у ж ч и н а. Не понимаю.
Ж е н щ и н а. Да чего там понимать. Я не посмела спросить у тебя! Не посмела. Тихонько положила записку обратно. И все оборвалось. Два чужих человека. Вот тогда я испугалась. Уж лучше, как одна моя знакомая — среда и пятница, и никаких иллюзий. Так что «рэвность» тут ни при чем.
Мужчина задумывается. Пауза. Звонит телефон.
М у ж ч и н а (не сразу берет трубку, по телефону). Да… Але. (Меняя тон.) Але!.. Колотков?.. Это ты, Виктор?.. Ну что?.. Почему?.. А что же будет? (Встает, отходит с телефоном в сторону.) Когда?.. Но мы же договорились!.. «Белая ночь» и красная обивка!.. Но ведь так можно и в сурике ездить и в мешке ходить!.. Нет, постой, я не кричу, Витек, но машина-то моя! Крашу-то все-таки я… Почему же три дня назад была, а сейчас пропала?.. А какая есть?.. Я не нервничаю, я сам достану!.. Достану и привезу. На такси, к воротам… Как — нельзя?.. А что же делать?.. Мне что делать?.. Ну хорошо, посоветуй, пораскинь умом… Может, со старшим мастером поговоришь?.. Ты, Витек, знаешь, я человек свой… Да, свой… Когда позвонишь-то?.. Ты не забывай, мне на работу ездить полтора часа на трех транспортах, да еще на консультации… Когда?.. В среду?.. Может, в понедельник?.. Или во вторник?.. В среду?.. Ну ладно, буду ждать… Да, жду. Жду! Привет жене!
Гудки отбоя.
(Кладет трубку.) Ах, как трудно мне все достается. Все, все, начиная с тебя. «Записка». Какая чепуха. Я ей был нужен по делу! А ты?.. Сразу выводы, сразу — «чужие». Поменьше бы думала о себе и побольше — о других! Что вот мне сейчас делать? Что? Сколько переплатил десяток! Сколько с ними выпил! На «ты» перешел. А квартира? А ремонт? Помнишь, потолок протекал. Я всю осень подставлял тазы. Приходил какой-то гражданин из жилконторы и уверял, что это временно. Пока я сам не полез на крышу и не залил ведром гудрона. А телефон? Ведь я же врач, я столько лет кого-то обхаживал. Писал прошения! Собирал подписи! Сидел в очередях! Пока не попался мне один товарищ с прободением. Теперь — с машиной. Через неделю — праздник, вот он и звонит. Да мне не жалко! Только ведь… (Неожиданно остановился перед ней.) Ты вот все говоришь, мечтаешь, рассуждаешь. А ты можешь все бросить и уехать со мной в деревню?! Топить печь, таскать воду, делать обед — в общем, сидеть в деревне ради мужчины, врача? Поедешь?
Ж е н щ и н а. А если я отвечу — да?..
М у ж ч и н а. Конечно, все не просто. И всем не просто! Кстати, сколько сейчас времени? Надо ехать. Надо. Ты можешь здесь побыть, а может… со мной? Только будешь сидеть в машине. Возьмем такси и быстро смотаемся туда-обратно. (Начинает собираться.)
Ж е н щ и н а. А куда?
М у ж ч и н а. Понимаешь, нужно провести небольшую операцию. Одному лицу делаем подарочек. Человек он ничего себе, но не в этом дело. Хорошо еще, если возьмет! Тут, правда, податься некуда — со свадьбой дата. Я на работу поеду. Мне домой к нему не надо, зачем? На работу, как бы официально…
Ж е н щ и н а. А кто он?
М у ж ч и н а (посмеиваясь). Крупный деятель. К гостям выходит в одной калоше, делает вид, что живет на небе. (Достал из шкафа зонтик.) Хорош?
Ж е н щ и н а. Ему? Но он же дамский. (Открыла зонт.)
М у ж ч и н а. Какая разница! Пойдет жене.
Ж е н щ и н а. А ему?
М у ж ч и н а. А ему… Вот — коньячок. (Достал коробку из шкафа.)
Ж е н щ и н а. От «бэбэ», благодарных больных.
М у ж ч и н а. Не играет роли.
Ж е н щ и н а. А зачем такая осада?
М у ж ч и н а. Вот именно. Он все сможет, если захочет. Поехали, поехали, не стой в задумчивости. Не расстраивайся, купим и тебе такой. (Складывает зонт.)
Ж е н щ и н а. Ты прекрасно знаешь, что я не из-за этого.
М у ж ч и н а. Знаю.
Ж е н щ и н а. А что тебе от него надо?
М у ж ч и н а. Как — что? Нашу же клинику разделили.
Ж е н щ и н а. Да, мне Соломин сказал.
М у ж ч и н а. А меня на кафедре не оставили. И я сейчас попал, по существу, в обычную больницу. Это после двадцати лет научной работы! И при том, что в тридцать пять я уже был доктор наук. Я у разбитого корыта, и что мне делать — этого никто не скажет. В том числе и ты.
Ж е н щ и н а. Ты хороший врач, у тебя всегда будет работа.
М у ж ч и н а. «Работа». Это пожалуйста! В шесть мест зовут на консультацию. А что толку-то? Ничего же не двигается! Все остановилось!
Ж е н щ и н а. Что — все?
М у ж ч и н а. Да будет тебе. «Земский доктор».
Ж е н щ и н а. Ну, неси.
М у ж ч и н а. Стал бы я ему зонтики носить. Нет, пиджак долой, наденем-ка свитер. Этот вот, с дыркой. Попроще!
Ж е н щ и н а. Кошмар.
М у ж ч и н а. Кошмар и есть, никто не спорит. Ты готова?
Ж е н щ и н а. Егор, я не поеду, я тут тебя подожду. Или домой пойду.
М у ж ч и н а (посмеиваясь невесело). Злая ты.
Ж е н щ и н а. Да я ничего. Ей-богу, ничего.
М у ж ч и н а. А что такое? Что такое?! Что я опять натворил?
Ж е н щ и н а. Мне не нравится, что ты носишь подачки. Пусть это делают другие.
М у ж ч и н а (помолчав, мрачно). Ты, Женя, образно выражаешься, но ты не всегда права.
Ж е н щ и н а. Я не спорю.
М у ж ч и н а. И нечего мне тыкать в нос вещи, которые я сам делаю с отвращением!
Ж е н щ и н а. А зачем делать то, что делаешь с отвращением?
М у ж ч и н а. Да потому, что такая жизнь!
Ж е н щ и н а. Неправда.
М у ж ч и н а. Я не могу себе позволить жить за облаками!
Ж е н щ и н а. А кто живет?
М у ж ч и н а (не слушает). И никто не может себе позволить жить за облаками! В том числе и ты! И не морочь мне голову. (Уходит, но скоро возвращается.) Это неблагородно. Ты ведешь себя просто неблагородно!
Ж е н щ и н а. Не сердись, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты был ты. Это мое женское право, в конце концов. Можно же не любить того, чего не любишь. И любить то, что любишь. Вот и все. Невзирая на то, как идут твои дела.
М у ж ч и н а. Да брось ты. У тебя на всех всегда хватало жалости! И к этой арбатской старушке и даже к этой даме! На всех хватает сочувствия и понимания, кроме меня. Меня ты не жалеешь!
Ж е н щ и н а. Я люблю тебя безжалостно. Ты — мой рыцарь.
М у ж ч и н а. Иди ты к черту. Сумасшедшая. (Быстро уходит в другую комнату. После паузы вновь появляется.) Пожалуйста! Пожа-алуйста! Да, действительно, я неплохой хирург, и у меня действительно неплохие руки. Но я стану получать вполовину меньше. Это раз. И кроме того, лишусь возможности заниматься наукой — это два. Ты же и пострадаешь.
Ж е н щ и н а. Конечно.
М у ж ч и н а (передразнивает). «Конечно». (Бросает зонтик в шкаф.) Хорошо, давай жить так. Давай, давай. Не пустила. Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему те трое не хотят замуж. Не хотят работать? Так? Не хотят потрудиться.
Ж е н щ и н а. Так.
М у ж ч и н а. Хочешь замуж — сделай себе мужа сама.
Ж е н щ и н а. Присядь, пожалуйста. Сядь, сядь, успокойся. Все будет так, как ты хочешь, можешь не сомневаться. (Приобнимает его.) «Жил на свете рыцарь бедный… Молчаливый и простой, с виду сумрачный и бледный, духом смелый и прямой».
М у ж ч и н а. У него болела печень. (Освобождается.) Если человек мрачен — значит, он болен. И бледный.
Ж е н щ и н а. Доктор, не сердись.
М у ж ч и н а. Да ну. Я не люблю этого — мы бедные, благородные, а кто устроился, тот подлец. Кста-ти! А старушка? Ты меня о чем просила? Чтобы я ее устроил. И я устроил. Ее возьмут, а кому-то откажут. Ты напрасно думаешь, что в жизни все так прямолинейно! Сколько я знал блестящих хирургов, которые вели себя совсем не как святые. Бросали жен! Пили! Брали деньги! Шли по головам! И я еще не знаю, к кому бы ты предпочла лечь на стол под нож — к какому-нибудь душевному бездарю или к талантливому мерзавцу, который взял бы с тебя и деньги или… зонтик.
Ж е н щ и н а. Ну и что? Ну и что?! Настоящие ученые всегда настоящие люди.
М у ж ч и н а (не слушает). Да, и деньги возьмет, и бабник, и сукин сын, и операцию сделает вдохновенно. Вскроет! Увидит! Решит! И блестяще выполнит! Вот вам и мораль! А ты ханжа. (С ненавистью.) Стрижешь! Стрижешь! По живому. (Почти выбегает из комнаты.)
Ж е н щ и н а (подошла к открытой двери). Нет. Человек платит за все. Это закон. А иначе — лучше застрелиться.
М у ж ч и н а (появляясь). Да, но ты платить не хочешь! (Скрывается.)
Ж е н щ и н а. А ты хочешь, чтобы я тебе врала? Ты хочешь, чтобы я тебе подыгрывала? Я этого делать не буду.
М у ж ч и н а (появляясь). Нет-нет, не надо! Нехорошо! Правда, и только правда! Но жена должна помогать мужу! Поддерживать. Так же как и муж. А иначе вот именно — каторга.
Ж е н щ и н а. Конечно, все правильно — развод, известное дело. Послушай, милый Егор. У каждого есть право жить, как он хочет. Живи!
М у ж ч и н а (кланяется, в ярости). Спасибо. Ну спасибо! Зачем?! Я не хочу жить, как я хочу, я хочу, чтобы из меня ковали человека. В рубище! В рубище меня, этакого пролазу!
Ж е н щ и н а (достает зонтик). На, возьми.
М у ж ч и н а (крепко держит зонтик). Не вмешивайся. Женщина не должна во все вмешиваться. Пойми ты это.
Ж е н щ и н а. Какие слова! Как здорово ты поставил меня на место.
М у ж ч и н а. Не мешай мне. Решай свои проблемы, а я буду, как умею, решать свои. У меня нет времени, я должен ехать. (Взял портфель, положил туда коробку с коньяком, взял зонтик, ушел в переднюю, надел плащ, кепку. Несколько секунд постоял молча: быть может, сейчас он, как никогда, похож на сурового рыцаря. Затем быстро ушел из дома.)