М а к с ю т а. Слушай, Мухин, куда тебе столько денег? Часы циркачу починил, теперь за картину взялся. На что ты их копишь, откройся!
З о б о в. У него семья большая.
Ребята смеются.
М а к с ю т а. Ты жадный, Мухин. Леха, жадность — это порок?
А н т и п о в. Экономит старик.
М у х и н. Я, как всем известно, платы не беру, окромя хорошего отношения.
М а к с ю т а. Во-он ты чего захотел! А я вот как раз подумал, Мухин, когда стояли в очереди за помидорами, — нет, не бывает.
М у х и н. Чего?
М а к с ю т а. Любви, Митрофан.
Ребята смеются.
М у х и н. Да будет вам. Собрались — идите. Нашли себе игрушку. Вот погоди! Припечет и вас. Скоро, скоро.
Снова дружный смех.
М а к с ю т а. Комик ты, Мухин. Мы тебя в Березниках в театр сдадим.
Прихватив полотенца, р е б я т а уходят в душевую. Оставшись один, М у х и н прячет картину в облезлой раме под свою кровать, затем убирает газету с подоконника, кладет часы в карман и уходит. Затемнение.
З о б о в (один, на авансцене). Нас теперь все смешило или раздражало в Мухине. Здорово насмешило и это его «пророчество» насчет «скоро, скоро припечет». А тут еще подвезло: я нашел на нашем столе под журналом листок из школьной тетради, исписанный каракулями Акимыча. Подумал, что письмо, и читать не собирался, но случайно на глаза попалась строчка: «Одна современная жена…» А дальше эта жена говорила супругу: «Мне надоела семья, хочу пожить только для себя». Оказывается, это было не письмо, а черновик или просто начало целой поэмы о женщине, жене Мухина, как мы скоро установили, которая бросила Акимыча вместе с дочерью — дочку, правда, она потом к себе взяла.
В комнате снова т р о е р е б я т.
М а к с ю т а (в руках листок). Слушайте! Слушайте! «А как же быть с детями, говорит супруг? — Пустяки, сантименты — буду платить алименты!»
Последние слова покрывает веселый хохот.
А дальше! Слушай дальше. «Но алименты не заменят мать, — отвечал отец…» (Некоторое время от смеха не может продолжить чтение, затем, поборов себя, читает дальше.) «…отвечал отец, — они не есть делу венец».
З о б о в (на авансцене, в зал). Если бы Мухин вдруг появился в тот момент, я не знаю, что могло бы произойти. И что нас так развеселило, чему мы до такой степени обрадовались? Кажется, наоборот, у человека несчастье — семья распалась, ушла любимая женщина. Но мы настроились на то, что Мухин смешной и ничтожный, и уже ничего не замечали, не хотели замечать. (Возвращается к ребятам.)
А н т и п о в. А давайте нарисуем профиль и подпишем: «Поэт Муха».
М а к с ю т а. Точно, точно, и вот сюда, над тумбочкой приклеим. (Рисует карикатуру и прикрепляет листок.) Одобряешь, бригадир?
Входит М у х и н. Пауза.
З о б о в. Извини, Митрофан Акимыч, это я виноват. Как-то не додумал. Мы хотели просто пошутить. Я нашел листок, возьми, пожалуйста.
З о б о в (на авансцене, в зал). Я подал руку Мухину в знак примирения, он нехотя пожал и отвернулся. (Возвращается к ребятам.)
М а к с ю т а (лежа на кровати). «Вы спросите: а где же совесть и принципиальность, наконец? Пустяки — этих понятий у ней просто нет».
З о б о в. Заткнись.
Затемнение.
З о б о в (один, на авансцене). Вечером пришел Альфред Жаков. Я думаю, ребята позвали его нарочно — подтолкнуть события.
В комнате З о б о в, А н т и п о в, М а к с ю т а и Ж а к о в.
М а к с ю т а (хлопнув гостя по плечу). Он еще и в баскет играет.
Ж а к о в (скромно). Имею разряд.
М а к с ю т а. Парнишка что надо, видно невооруженным глазом. Ты, Альфредик, не тушуйся — получится. Верно, бригадир?
Ж а к о в. В армии вообще-то я спринтером считался.
М а к с ю т а. Сдохнуть можно с тобой. Усекаешь, Никита Сергеевич? Начальство у нас, Альфред, вот такое. Объявим бригаду молодежной и устроим такую жизнь! Такую жизнь!
Ж а к о в. А что? Я ничего.
Смеются.
Мне тоже устроиться хочется.
З о б о в, Сделаем, устроишься. У нас и со стимулом знаешь как поставлено.
Ж а к о в. Да я не за этим.
М а к с ю т а. Брось придуриваться, тут все свои — деньги всем нужны.
Ж а к о в. Ну, это, конечно, — закон жизни. Гляжу, шторки, картины. Живете!
А н т и п о в. А мы всегда! Только так. Номер на четверых, иногда и люкс перепадает. Пятый, Иван Сорокин, женился — теперь отдельно.
Ж а к о в. А он не будет против меня?
З о б о в. Не стану темнить, скажет — против. Но ты не переживай, уговорим.
М а к с ю т а. Представляешь? Парню двадцать лет, а наш Митрофан взял и оженил его. «Если полюбил, женись».
З о б о в. Иван у нас детдомовский. Захотел семейного уюта.
М а к с ю т а. Да я с шестого класса у тетки жил! Десятилетку надо было кончать, а у нее — дом в городе. И ничего, нормальный, никакой тоски по семейному очагу. Семья — это хомут.
А н т и п о в. Иван по характеру ближе всех к Мухину. Он, конечно, будет жалеть Акимыча.
М а к с ю т а. Перебьется. У него теперь Наташка, пусть ее жалеет.
А н т и п о в. Эх, если бы не Мухин, мы бы Ванюшу не отдали.
З о б о в. А тебе, значит, с багром стоять не понравилось?
Ж а к о в. Не мое. Платят, все терпимо, но — не мое.
М а к с ю т а. А вот эта постелька будет твоя.
Ж а к о в. Не сглазь.
Смеются. Максюта откупоривает вторую бутылку шампанского, принесенную гостем, разливает в стаканы.
Конечно, неплохо бы с вами объединиться.
Все дружно выпивают.
З о б о в. Выгорит, будь уверен.
Ж а к о в. А где он?
А н т и п о в. В дежурке, с тетей Зиной чаи гоняет.
М а к с ю т а. Сергеич, ну чего застрял? Сколько можно, давай решать. Сегодня сказать, завтра — нету разницы.
А н т и п о в. Разница вообще-то есть.
М а к с ю т а. Жалеешь? А кто тебя пожалеет, суслик? Имей в виду! Он тебе не даст здесь с Танькой встречаться. Пока не распишетесь.
А н т и п о в. Да при чем тут она?
З о б о в. Альфред нам нужен — ну, значит, так и сделается.
М а к с ю т а. Вас понял. (Жакову.) Мы знаешь какие краны собираем? От которых все отказываются.
З о б о в. А мне нравятся трудные краны.
Входит М у х и н.
М а к с ю т а. Стучаться надо, между прочим. Подай дяде ручку.
Ж а к о в. Здравствуйте!
М у х и н. Здравствуй, парень.
М а к с ю т а. Его зовут Альфред. (Жакову.) Мы с самого начала собираем и разбираем самые трудные краны.
А н т и п о в. Все отказываются, а мы берем и делаем.
М а к с ю т а. За счет смекалки вырываемся.
М у х и н. За счет вот его, Никиты Зобова, смекалки.
М а к с ю т а. А я и не присваиваю, чего ты?
З о б о в. Посиди с нами, Акимыч.
М у х и н. Спасибо, я за вареньем.
М а к с ю т а. Вот ты какой, Митрофан, упорный, все из дома норовишь, погулять!
Ребята смеются.
А твой джем я еще вчера съел.
М у х и н. Быстро.
Ребята смеются.
Ну ничего, попьем так. (Уходит.)
М а к с ю т а. Видал? Он у нас с «начесом», малость «того».
Ж а к о в (Зобову). Откуда у тебя смекалка? Учился?
А н т и п о в. Ага. Техникум кончал — угадал.
Смеются.
З о б о в. Задачку на экзамене решил по-своему, а мне говорят: «Так нельзя, садитесь подумайте». Я отвечаю: «Можно — как раз сидел, думал». А мне опять — нельзя. Я тогда: ну и пошли вы все! И уехал, на стройку. Потом, конечно, пожалел — без документа остался.
А н т и п о в. Он там был умнее всех доцентов!
М а к с ю т а. Во характер.
З о б о в. А чего вы меня нахваливаете? Вот Лешка каждый месяц полсотни — матери, а полета сестре посылает. Максюта…
М а к с ю т а. Родителям письма пишет!
А н т и п о в. Акимыч за тебя пишет.
М а к с ю т а. Такие, старый черт, письма стал писать… Мать перепугалась: уж не заболел ли сыночек. А не скинуться нам и не купить ли катерок на четверых? Гулять, так гулять с ветерком, а?
Входит М у х и н, приостанавливается у двери.
Опять ты не стучишь? Этикет не соблюдаешь, Мухин!
З о б о в. Акимыч, ты чего стоишь? Присаживайся, угощайся.
М у х и н (помедлив). Уговариваете?
Молчание.
Мешать не буду.
М а к с ю т а. Ну, тогда, может, чего посоветуешь?
М у х и н. Как бригадир скажет.
З о б о в. Ты бы выпил с нами, Акимыч.
М а к с ю т а. Стой, Мухин. Ты куда? Садись, выпей!
Мухин не двигается.
Ты посмотри — начальства не слушается. У тебя что, рука отвалится взять стакан и выпить за хорошего человека? Бери, пей. За его здоровье. Не хочешь?.. Ты знаешь кто? Ты чужой! Понял?
З о б о в. Ладно, отстань от него.
М а к с ю т а (подходит к Мухину со стаканом). Прошу!
М у х и н. Убери руку. Сказал — нет, значит, нет. (Уходит.)
А н т и п о в (с восхищением). А он тебя чуть не стукнул, Максюта! Чуть не врезал.
М а к с ю т а. А я, может, этого и добивался. Но все равно — он уже готов! Осталось заявление подписать.
Затемнение.
З о б о в (один, на авансцене). Но тут я впервые засомневался. Мне не понравилась вся эта сцена и мы все в этой сцене. Мне не понравилось, главное, что мы как бы применили силу вместо закона. Еще вчера я был абсолютно уверен в нашей правоте, а тут пошли сомнения, вмешалось какое-то постороннее чувство. Может, я проявил в тот момент слабость и надо было действовать до конца по плану?.. Недавно прочитал заголовок в газете: «Чувства становятся убеждением». Плохо, когда чувство тянет в одну сторону, а разум — в другую… С этого вечера отношения с Мухиным резко ухудшились, он уже сам искал повода, чтобы пошуметь, опять стал учить нас жить и не стесняясь, к месту и не к месту кричал: «Я старик, я старый человек…»