Она запирает входную дверь, прошла на кухню.
О н а. Нет, это просто возмутительно, наконец! (Берет чайник.)
О н (перехватывает чайник). Э, нет.
О н а. Отдайте. Отдайте!
О н. Ни-ни. Не дам. Завтра получишь.
О н а. Ну вы подумайте!
О н. Нечего и думать, все известно. Ахнуть не успеешь — голову чайником прошабашат. Вон у меня брат, двоюродный… Инвалидность получил — потерял бдительность! Знаем вас.
О н а. Пахомий Николаевич, отдайте чайник — я возьму кипяченой воды. Не буду я вас трогать, вы мне совершенно не нужны!
О н. На. Пей. Вот это правду сказала — не нужен. (С разными интонациями.) Правильно. Правильно. Правильно!
О н а. Вам надо отдохнуть.
Она идет к себе, он — за ней и успевает прихватить дверь.
Зачем? Зачем?
О н (с чувством). На минуточку. И ухожу. Картину посмотрю… Ммладенца. (Входит, долго смотрит на картину, потом на нее. Блаженно.) А я сегодня видел… Был в музее. Узнал! Нашел, узнал. Точно! Это. (Помолчав.) Что ж ты меня не хвалишь?
О н а (пожав плечами). Ну посмотрели, ну хорошо… (Нервно перебирает газеты на столе, затем направляется к двери.)
О н (протянул руки к ней). Ну погоди ты! Погоди. Что ты все… отворачиваешься! Ну посмотри на меня — ну чем я плох! Ну подойди, ну куда ты? Птичка ты моя безмужняя. Ты одна! На кой тебе все эти «мапы»? Как ты мне нравишься… ленинградочка! Ты и на бабу-то не похожа. Такая ма-аленькая! А тоже… держишься, воюешь! (Делает шаг к ней.) Ну подойди! (Касается ее рук.) Лапки!
О н а (отступая, ледяным тоном). Немедленно уходите. Вы слишком много себе позволяете, Пахомий Николаевич.
О н. Да?
О н а. Сейчас же уходите.
О н (мрачнея). Ладно. (Выходит из комнаты. Садится на стул около телефона, рядом с ее дверью.)
Она присаживается у стола. Теперь они друг друга не видят. Пауза.
(Повернувшись в ее сторону.) Че же ты дверь не бежишь запирать? Ладно, я, допустим, такой-сякой, необразованный. Христа не узнал. А у тебя что? Кроме твоей хваленой культуры, что у тебя есть? Чего ты добилась этой культурой?! Ни-че-го. Да, вот если по обычной жизни тебя спросить — что?! (Загибает пальцы.) Мужа — нет. Где он? Неизвестно. Телевизора — нет. Квартира — общая. Ковра — и того нет! Холодильник — с почтовый ящик. Смех! Работаешь где?! В библиотеке! Ну бедность — это ладно, бедность не порок, знаем. (Помолчал.) Да-а. Чего это телефоны сегодня не трезвонят? Ну да, ты уж тут без меня отговорилась. (С чувством.) Вот ведь — не пошла в кино! «Пахом Николаевич!», «Пахом Николаевич!» А все — вранье! Все, понимаешь, хвостом туды-сюды… Че молчишь? (Вздохнул.) Вот что у тебя хорошо, то хорошо — всегда горячая вода! Да-а, история. Никогда я не был на Босфоре! На Босфоре… Хочешь не хочешь. Ты мне скажи! Ты почему такая спокойная? Вообще! А?.. Откуда ты такая спокойная? Чем это ты там довольна? Ну чем?! Ведь у тебя ничего нет, че тут радоваться?! Баптистка, да? Картину повесила, сидишь под ней, как не знай кто, а всему твоему царству — цена три рубля! Я узнавал сегодня… Тоже мне — «культура»! (Начинает подремывать.) Нет, все-таки интересно… Почему в кино не пошла? Не съел бы тебя. В буфет сходили… Босфор бы… съели. (Засыпает.)
Позднее утро следующего дня.
О н а выходит из своей комнаты, в руках телефон; видит, что дверь его комнаты закрыта.
О н а (в трубку). Нет! Нет!.. Все в том же положении!.. Ну ты подумай… Прямо трагедия!.. (Смеется.) Скоро одиннадцать. Может быть, он боится?.. Что?.. Уйти?.. Да… да… Пожалуй, ты права… А может быть, все-таки разбудить?.. Вдруг и сегодня занятия на курсах… Правда, сегодня воскресенье… Кто, я?.. Перестань так глупо шутить! (Смеется.) А?.. Кто, он?.. (Оглядывается еще раз на дверь и уходит к себе.)
Выходит о н, в носках, ищет ботинки. Короткой перебежкой проскакивает в сторону входной двери, берет тапочки, заглядывает на кухню, потом в кладовую. Возвращается к себе, стараясь потише прикрыть дверь. Выходит о н а с телефоном.
Как будто кто-то выходил, одну секунду! (Зовет негромко.) Пахомий Николаевич!.. (По телефону.) Нет, вероятно, он спит… Я?.. Почему странным?.. Обычным голосом… Да ну тебя, какие там у меня халаты!.. По нашим временам мой халат — это не оружие! (Смеется.)
Появляется о н. Подошел, положил на телефонный столик ключ.
О н. Вот… ключ. Извините, конечно, мне бы телефон. (Ушел к себе.)
О н а. Моему соседу нужен телефон… Да!.. Да!.. (Негромко.) И почему-то отдал ключ!.. Да!.. Позвони!.. Нет, лучше я! (Кладет трубку. Зовет.) Пахомий Николаевич! Телефон свободен!
Появляется о н, с чемоданом, в тапочках.
(Неприятно удивлена.) Уезжаете? Так скоро?
О н. Зачем — скоро. (Начинает набирать номер телефона.) Поеду, когда надо.
О н а. Но чемодан…
О н. Чемодан мой… и в чемодане все мое.
Гудки, занято все время, он снова набирает номер.
О н а. Да, но зачем вы его уносите?
О н (смотрит на нее, потом на свои ноги). Где?
Она пожимает плечами.
Не сбежал бы… могла и не прятать.
О н а. Что — прятать?
О н. Обувь.
О н а (смеется). Боже мой! Ваши ботинки живут в этой комнате! Вы их там вчера «прописали»!
Он отправляется в пустую комнату, приносит ботинки, надевает, тапочки прячет в чемодан.
О н (очень недоволен). Что за порядки! Давно пора опломбировать… А вам бы следовало заявить.
О н а. Конечно. Я просто забыла. Вы надолго уходите, Пахомий Николаевич?
О н. Сейчас вот дозвонюсь… в нашу гостиницу. У нас, между, прочим, своя гостиница! (Снова набирает номер.) «Добро пожаловать!» Приезжайте, ночуйте!.. Буфет, чистота… полное культурное обслуживание!
О н а. Ну подумайте! Получается, что я вас обидела!
О н. Замнем для ясности. Приехал — и уехал.
О н а. В том-то и дело! Оставайтесь совершенно спокойно у Анны Степановны. Иначе чем же мне прикажете объяснить ей ваш переезд в гостиницу?
О н. А че объяснять. Там все свои, свой коллектив… Друзей-приятелей — вагон. Чемодан сдам на хранение…
О н а. По-моему, вам лучше остаться здесь. И потом, Пахомий Николаевич, вы же знаете, какая страшная я трусиха!
О н. Что я, сторож?
О н а. Ну что это такое! (Смеется.) Опять у нас с вами счеты! Вы замечаете, Пахомий Николаевич? Прямо какой-то рок. Вы не можете меня бросить, ну побудьте немножко сторожем! Вам не в убыток! А? Оставайтесь, оставайтесь, чего там. И магазины рядом. (Грозит пальцем.) А ведь вы дочке еще ничего не купили! Она когда должна звонить?
О н. Да не знаю. (Оставляет телефон.) Сегодня последний экзамен. Химия. Может, и сегодня позвонит.
О н а. Ну вот, видите! (Идет на кухню.)
О н (следует за ней с чувством полной независимости). Как вы тут живете! (Достает из холодильника сосиски.) Набаловались городом до предела. Утром надо есть горячее!
О н а. Это как кто привык, Пахомий Николаевич… (Достала из маленького холодильника яйцо.)
Молча сходятся у плиты, затем расходятся.
О н. Вот моя жена! Я встаю рано, а она еще раньше — я без горячего утром не могу! Органически.
О н а. Я вообще ем мало…
О н. Работенка у вас не пыльная.
О н а. Может быть, хотите супу? У меня приготовлен…
О н. Нет, не буду.
Снова сходятся у плиты и расходятся.
Ох, моя жена — спец по щам! Свинины принесет! Чесночку туда!
О н а. По дому соскучились…
О н. Мы с дочкой как сядем, так по две тарелки ахнем! Нам и второго не надо.
О н а. Ну подумайте…
О н. Ну-у, что вы! Вот когда праздновали мой юбилей! Такого понаготовили!
Снова сходятся у плиты и расходятся. Завтракают каждый за своим столом, спиной друг к другу.
О н а. А что за юбилей?
О н. Как — что за юбилей? Я разве не говорил? Мой юбилей — пятьдесят на тридцать пять! Ну-у, что было! Народу понаехало! Одного холодца — пять тазов. Только и было слышно: «У Гудкова юбилей»! Да, полтора года назад. Всего и не расскажешь. (Загибает пальцы.) В гостиной стояло три стола! В кабинете — стол! В спальной поставили! И на веранде. Один друг из Мариуполя! С братом. (Внушительно.) Брат — кандидат. Два — из-под Харькова! Отсюда, из Ленинграда, тоже были. Знали по всем дорогам!
О н а. Ну да, у вас же бесплатный проезд…
О н. При чем это здесь. Что вы думаете: все, что ли, от денег зависит. Странные у вас понятия!
Маленькая пауза.
Грамоту получил от главного управления дороги. Ну, такое уважение! Есть что вспомнить. (Загибает пальцы.) Телевизор! Экран — шестьдесят один по диагонали. Вот! Сервиз. Дулевский. Так? Скатерть! Жене — кофту! Мне — шапку пыжиковую! Так! Да что говорить, от души дарили, не экономили. Водка, правда, моя. Пятьдесят бутылок. Вина еще, пивко там… Конфеты, ну все… хочешь не хочешь.
О н а. Безумие…
О н. Ничего не дорого, так на так и вышло. В одном сервизе — двадцать предметов!
О н а. Ну, мне, кажется, пора… (Собирается уходить.)
О н (останавливает ее, начинает смеяться). Ой, мы так смеялись! Когда все ушли… Это уж когда было? На третий день, к вечеру. Я и говорю жене: а сервиз плохой. Она: «Чем это?» Я говорю: фарфор фальшивый. Она: «Как это?!» А у меня в руках ножик был. Я подошел, ка-ак по носику чайник, по краешку, как дал! Самый кончик дудки, закрутка эта, — как отрезало. (Смеется.) Знал, что делал! Ну тут началось: крик, шум… (Без видимого перехода.) Моя фотография висит на доске Почета, в городском садике. Да-а. Так что завидовать, соседка, мне вроде нечем