В Берлине, Гамбурге участились провалы, аресты активистов. Вскоре полиция разгромила клуб, где работал Штрем, арестовала многих его участников. Сам же провокатор целым и невредимым уехал в Югославию, пробрался в ряды белградских коммунистов. Его грязные следы вели в коммунистическое подполье Албании и. Австро-Венгрии. Штрем был слугою трех господ, агентом английской и французской разведок. Предан же был одному "богу" — Гитлеру, слепо разделял программу нацистской партии. С таким хитрым и коварным врагом пришлось нашим чекистам скрестить невидимые шпаги.
С какой целью шел фашистский эмиссар в Туркмению? Людвиг фон Крюгер, резидент немецкой разведки в Иране, в будущем генерал абвера, прощаясь со своим приспешником, наставлял:
— Вы, мой друг, как Робинзон, едущий на необитаемый остров. В дикой стране, именуемой Туркестаном, вы найдете себе немало верных Пятниц. Так приручайте их, послушных легче покорить. Создавайте антисоветское подполье, сколачивайте недовольных советской властью, обиженных судьбою и, как говорят на Востоке, аллахом… Руками этой оравы мы будем таскать из огня каштаны, а придет пора — поднимем ее на вооруженное восстание против большевиков.
В те годы враги нашего государства верили, что дни его сочтены, стоит лишь слегка подтолкнуть изнутри — и советский строй развалится, как карточный домик. Они делали ставку на эмигрантское отребье и жалкую кучку скрытых контрреволюционеров, мечтавших вернуть старое.
Всякое заблуждение врага нам было на руку. Шпионская служба Германии, дезинформируемая советскими контрразведчиками, жила неверными представлениями о Советском Туркестане.
Немецкий разведчик вез своим шпионам инструкции, деньги, и, главное, хозяева ждали от него подтверждения ошибочного мнения, овладевшего верхами германской разведки.
Пропустив вперед проводника — человека в барашковой шапке, немец не отставал ни на шаг. Двигаясь медленно, соблюдая все меры предосторожности, Штрем присыпал след табаком.
Проводник не мог унять дрожь в теле: то ли волновался, то ли продрог, лежа на холодных камнях. Штрем не подозревал о душевном состоянии своего спутника. Сам Крюгер поручился за Бердыева, родственника крупного бая, эмигрировавшего из Советской Туркмении в Иран. "Агент номер тридцать пять как свой двор знает Среднюю Азию, обычаи и языки тюркских народов, — отзывался германский резидент о Бердыеве. — Парень он молодой, холостой, с ветерком в голове, хочет денег подсобрать на калым за невесту. Зато человек — падежный связной".
Спустившись в долину, связной ушел далеко вперед, разведать дорогу, ведущую к знакомой мазанке известного в округе старого охотника. Там их ждали крыша над головой, отдых и горячий чай.
Ага оставил Штрема у двух валунов, в стороне от тропинки. Вернувшись, немца на месте не нашел. Сбежал… заблудился?
Он осмотрел все вокруг валунов и, опустившись на корточки, решил ждать. Штрем вырос будто из-под земли. Шпион прибег к испытанному приему проверки: ушел с того места, где его оставили, и со стороны наблюдал за поведением проводника, не привел ли кого с собой.
Осторожно подкрались к мазанке, одиноко стоявшей на развилке двух дорог. При свете керосиновой лампы за дверью хозяин добродушно улыбнулся Бердыеву. Спокойно оглядел с ног до головы его спутника, жилистого, с загорелым лицом русоволосого человека. Внешностью он сходил за русского агронома из райземотдела. Связной был выше ростом и чуть пошире в плечах своего сопровождаемого.
Штрем вопросительно взглянул на старого охотника.
— Это Шаммы-ага, свой человек, — успокоил его проводник, — мой родич… Говорите по-русски, он ни бум-бум на этом языке.
Старик повесил на треногу прокопченный чайник и с отрешенным видом взялся за свою работу, с изумлением вслушиваясь в чистую русскую речь ночного гостя. Он-то прекрасно понимал, почему немец назойливо расспрашивал Бердыева о дороге, о настроении пограничного населения, о транспорте, каким придется добираться до ближайшей станции, о хозяине явочной квартиры в Ашхабаде.
Через неделю Штрем и Бердыев приехали в Ашхабад. Спустя несколько дней, осмотревшись, немецкий разведчик, соблюдая правила конспирации, встретился с резидентом фашистской организации Фердинандом Гофманом, заведующим одной из ашхабадских аптек. В его доме в конце улицы Всеобуча, на городской окраине, собрались Иван Розенфельд, чекист, внедренный в агентуру врага, и чешский немец Алоис Мюллер, бывший солдат германской армии, владелец портняжной мастерской. Человек недюжинной физической силы, общительный, веселый по характеру, он никогда не подозревался в связях с вражеской разведкой.
Штрем рассказал собравшимся о положении в Германии, о деятельности национал-социалистов, поставил задачи перед резидентурой, призвал осторожно, но настойчиво сколачивать группы людей, недовольных советской властью. Гофман передал эмиссару собранную ранее разведывательную информацию, уже давно прошедшую через руки чекистов.
Больше всего обрадовал Штрема список участников антисоветского подполья. Прощаясь, он самодовольно сказал: "Ждите сигнала, друзья! Скоро Германия призовет вас под свои знамена!"
Убедившись, что за ним никакой слежки не ведут, Штрем встретился почти со всеми членами фашистской резидентуры. Органы ОГПУ знали многих немецких агентов, притаившихся в Ашхабаде и Ташкенте. Но арестовать их чекисты пока не торопились. Внедрив в их среду нескольких контрразведчиков, наши органы госбезопасности поставили под свой негласный контроль германских шпионов и вели дезинформаторскую работу. Надо было выявить всю вражескую агентуру, а затем ее обезвредить.
Немцу не терпелось повидаться и с "главарями" местного "подполья". Двух старых коммунистов и одного партизана — участников большевистского подполья в Закаспии — представили Штрему как "вдохновителей" басмачества в Каракумах.
Вскоре связной отправился к тайнику, устроенному в дупле тутовника, у восьмого изгиба Сумбара. Он понес с собой сведения, переданные Штремом. Среди них был пространный список "пятой колонны" в Туркмении. В числе первых стояли фамилии Бердыева и старого охотника из Сумбарской долины Шаммы-ага.
Не дождавшись возвращения Бердыева, Штрем уехал в Ташкент. После долгих блужданий по городу он наконец устроился в гостинице "Регина". Хотелось снять номер поблизости к вокзалу. Не удалось. Кое-где посулил взятку — отказались, еще и пристыдили. Любезные администраторы "Шарка" и "Юлдуза" отсылали всех приезжих в гостиницу "Регина".
В первые дни Штрем предельно осторожничал, выходя в город, постоянно проверял, нет ли слежки, чувствовалось, что здесь нет таких связей и явок, как в Ашхабаде. Они были утеряны, и шпион старался их отыскать.
Штрем начал приглядываться к работникам гостиницы, познакомился с дежурным администратором Бергом. Новый знакомый, к счастью, оказался немцем с Поволжья, где будто живут его родители — владельцы крупного, разумеется, кулацкого хозяйства. Берг чего-то не договаривал, скрытничал, обходил причину своего поселения в Ташкенте, опасался не только Штрема, но и всех сослуживцев.
У шпионов сложилось впечатление, что администратор совершил какое-то уголовное преступление и вынужденно покинул родительский дом. Штрем расспросил о нем у других работников гостиницы и наконец решил — на Берга можно положиться.
Третий месяц жил Штрем в Ташкенте, казалось, сумел расположить к себе Берга. Однажды ему удалось разговорить подвыпившего администратора. Во хмелю Берг пожаловался, что истосковался по дому, по молодой жене, родителям. Но появиться там не может, боится — арестуют, сошлют в Сибирь: в Поволжье он убил председателя сельсовета, спалил общественный амбар с зерном и скрылся.
Откровенность Берга окрылила Штрема: человек с такой биографией — редкая находка для вербовки агента. Эмиссар без обиняков предложил Бергу сотрудничать в германской разведке. Тот после недолгих колебаний согласился.
Вскоре Берг получил первое задание — разыскать архитектора Мюллендорфа и организовать с ним встречу Штрему. Мюллендорф уже попадал в поле зрения органов госбезопасности, нередко посещал германское посольство в Москве. Бывший военнопленный, офицер германской армии, он после революции решил остаться в Советской России, работал архитектором в Ташкенте, успел завоевать репутацию крупного специалиста. Он хорошо знал среднеазиатские республики, постоянно разъезжал в командировки, был осведомлен о положении на южной границе страны.
Берг не застал Мюллендорфа дома, тот находился в Душанбе, в очередной командировке. Эта весть заметно огорчила Штрема. Он задумал поехать следом за Мюллендорфом. Но Берг отговорил: в Душанбе строгий пограничный режим.
Встреча двух шпионов грозила провалом Ивану Розенфельду, удачно внедрившемуся в фашистскую организацию Ашхабада. От Розенфельда цепочка связи тянулась и к другим законспирированным чекистам, действовавшим вместе с ним. Ведь не кто иной, как Розенфельд, рекомендовал фашистской разведке Бердыева как байского сынка, племянника басмаческого главаря. Наконец, их встреча могла сорвать задуманную чекистами операцию. Барон Мюллендорф знал рабочего из Гамбурга, бывшего солдата Розенфельда, еще по окопам первой мировой войны, знал как смутьяна, спартаковца, социал-демократа, а после — коммуниста, работавшего вместе с Эрнстом Тельманом. Архитектор, конечно, не поверит, что Розенфельд, которого Штрем наметил в связные между ашхабадским и ташкентским резидентами, вдруг изменил своим убеждениям, переметнулся в лагерь своих идейных противников.
До завтрака Штрем обычно совершал прогулку. Ровно в восемь, с дотошной пунктуальностью, выходил из гостиницы и отправлялся в соседний сквер, выходивший к мутному Салару.
Сегодня, проходя мимо дежурной комнаты, за окошком вместо Берга он увидел незнакомого усатого мужчину. Какая-то неясная тревога заставила изменить заведенному правилу, отказаться от прогулки. Вернулся Штрем с завтрака раньше времени. В дежурке по-прежнему сидел тот же незнакомец, неуверенно оформлявший документы приезжих.