Штрем торопливо прошел в свой номер и тут же вышел, держа правую руку в кармане пиджака. Подошел к окошку. Усатый, уткнувшись в бумаги, не обращал на него внимания.
— Мне бы дежурного администратора… — сказал Штрем.
— Пожалуйста, я вас слушаю, — ответил усатый, подняв голову. За стеклышками очков блеснули приветливые глаза.
— Я хотел бы товарища Берга…
— Он у нас теперь не работает.
— Что с ним приключилось, заболел?.. Или уехал куда?
Новый администратор огляделся по сторонам.
— Арестовали его вчера, — зашептал он, — говорят, кого-то убил или чего-то украл… Даже не верится, с виду такой скромный, тихий — и не подумаешь.
Едва сдерживая волнение, Штрем дрогнувшим голосом объяснил:
— Бергу я хотел вернуть вот это, — и достал из кармана "Рокамболя", маленькую, в ярко-красном переплете книжицу, которой зачитывались тогда любители приключений. — Она ему принадлежит.
— Ничем не могу помочь вам. — Администратор развел руками. — Впрочем, оставьте книгу у себя. Бергу теперь не до нее.
Не отдавая себе ясного отчета, Штрем немедля вышел на улицу и долго бродил по закоулкам старого Ташкента, обдумывая свое положение. Берга арестовали за старые дела в Поволжье — это вне сомнения. Кто знает, как он поведет себя на следствии? В милиции начнут интересоваться кругом его знакомых. А вдруг Берг проболтается, ненароком проронит имя Штрема? Это явный провал! Тогда схватят и Мюллендорфа, всю резидентуру. Но судьба других его заботила меньше всего. Сейчас, думая лишь о собственной шкуре, он старался усыпить в себе даже проблески заботы о своих приспешниках: где гарантия, что Мюллендорф не запродался чекистам? Архитектор должен был знать о приезде Штрема, но ничего не предпринял, чтобы встретиться… Нет, главное — спасти себя, добраться до Ашхабада, до верных людей, там до границы рукой подать.
Штрем дважды подходил к гостинице и не решался пойти туда. Ему всюду мерещилась засада. Но в номере остался чемодан. Правда, в нем ничего особенного не было, но он мог навести на след чекистов. Рано или поздно заинтересуются, кому принадлежат вещи. Начнут искать хозяина… А если Берг уже развязал язык и надеется ценою Штрема облегчить свою вину?
Штрем задворками подкрался к гостинице. От наметанного глаза опытного разведчика не ускользала даже малейшая деталь. У подъезда гостиницы на высоком табурете чистильщика сидел молодой военный в комиссарской кожанке. Он заразительно смеялся шуткам веселого армянина-чистильщика. По другую сторону улицы медленно прохаживались двое мужчин. Третий, с кульком в руках, видно дожидаясь кого-то, стоял у входа в соседний сквер. Вдали маячили две женские фигуры. Кто они — чекисты или просто прохожие?
У страха глаза велики. Штрем, напуганный арестом Берга, не сумел трезво оценить сложившуюся обстановку, растерялся, вел себя словно затравленный. После, обдумывая свои поступки, он решил, что, оставив в гостинице чемодан, совершил роковую ошибку. Германский разведчик и впрямь ошибался: люди, находившиеся в тот момент у гостиницы, к органам ОГПУ никакого отношения не имели.
"Не чисто работаете, — презрительно думал он. — Меня голыми руками не возьмешь".
Штрем не подозревал — за ним следили оттуда, откуда он не ожидал. Из окон двух соседних домов с него не сводили глаз. И еще, чекисты имели отношение к одной весьма существенной детали. Берг, заранее устроившийся в гостиницу дежурным администратором, был оперативным работником ОГПУ. Чекисты, убедившись, что у фашистского эмиссара, кроме Мюллендорфа, других связей в Ташкенте нет, решили "спугнуть", вернуть его в Ашхабад. Для органов госбезопасности теперь его дальнейшее пребывание здесь интереса не представляло.
Штрема как ветром сдуло. Забыв о предосторожности, он перемахнул через ветхий глиняный дувал, очутился на безлюдной улице. Долго петлял по городу, словно затравленный хищник. На вокзале появился за час до отдыха "максимки" — пассажирского поезда, курсировавшего между Ташкентом и Ашхабадом.
Приехав в Ашхабад, Штрем заторопился с переходом границы. Наспех переговорив с Гофманом, Розенфельдом, передал пароль для связи и с Мюллендорфом, через него с Келлером, сторожем кладбища бывших немецких и австрийских военнопленных.
Пока германский эмиссар был в пути, ташкентские чекисты взяли под наблюдение Мюллендорфа, уже вернувшегося из поездки, установили его связи с неизвестными лицами. Встречи архитектора проходили по всем правилам конспирации, с профессиональным знанием методов контрразведки.
В "игру" снова вступили чекисты. Один из них, отлично владевший немецким языком, взял на себя роль Штрема и встретился с Мюллендорфом, затем с Келлером. Кладбищенский сторож оказался крупной птицей, возглавлял ташкентскую резидентуру немецкой разведки.
Чекисты умело обезвредили шпионов и их пособников, работавших в различных учреждениях города. На допросе резидент признался, что поддерживал тесный контакт с германским посольством в Москве, что получал крупные суммы денег на разведывательную и диверсионную работу в Средней Азии.
До окончания операции в Ташкенте ашхабадские чекисты умышленно оттягивали отъезд Штрема. Немецкий разведчик ни словом не обмолвился о неудаче, постигшей его в Ташкенте, но заметно нервничал, постоянно напоминал о своем отъезде. Гофман под влиянием Розенфельда посоветовал Штрему не спешить с уходом, сообщить через тайник о времени перехода границы, чтобы его встретили на той стороне. Когда уговоры не подействовали, Розенфельд полуобиженным тоном заявил:
— Мы заботимся о вашей безопасности, шеф. Верные вам люди сообщают, что на границе неспокойно. Из Ирана зачастили контрабандисты. Пограничники выставили много дополнительных постов, подняли на ноги местное население. Поэтому мы и хотим, чтобы вас встретили на левом берегу Сумбара. К тому времени, может, станет потише.
Этот довод отрезвил Штрема. Связной понес в тайник зашифрованное письмо эмиссара и привез ответ.
По железной дороге Штрема провожал Розенфельд. С поезда сошли ночью, на глухом полустанке, перед самым Кизыл-Арватом. Отсюда Штрем продолжал путь один. Километров двадцать шел по азимуту, пока не наткнулся на срытый по краям холмик. Здесь его ждали Бердыев и старый охотник Шаммы. Чуть отдохнув, двинулись дальше. На рассвете добрались до заброшенной землянки, спрятавшейся между двух сопок. Проводник и старый охотник поочередно охраняли сон Штрема. Немец на редкость спал чутко, просыпался при малейшем шорохе.
С сумерками вышли в путь. Теми же тропинками темной ночью вел Ага германского агента. С берданкой в руках шествие замыкал Шаммы. У больших валунов старик отстал, а Штрем и Бердыев зашагали вперед. К границе добрались далеко за полночь.
Перед самой контрабандной тропой Штрем, приставив дуло нагана к спине Бердыева, прошептал:
— Сворачивай влево, пойдем тропой архаров.
— Вас ждут по этой дороге, — ответил Ага, кивнув головой в темноте.
— Тише, ты! Меня на всякий случай ждут и здесь и там, — прошипел Штрем, злясь, что проводник так громко разговаривает. — Пошевеливайся! Скоро твоя миссия закончится, потерпи.
Неужели Штрем почуял западню? Но голос… Ага уловил нотки угрозы.
В тот миг за спиной Штрема хрустнул сучок. Штрем с проворством барса повернулся, готовый разрядить в любого весь барабан нагана. Этих долей секунды Бердыеву хватило, чтобы обхватить немца сзади и заломить его руки за спину. Завязалась схватка. Два сильных тела сплелись в тугой клубок. Из темноты к ним бросились две тени. Штрем, обезоруженный, с кляпом во рту, лежал на земле.
Тут же подошли молодой чекист Касьянов, руководивший операцией, Розенфельд и Шаммы-ага. Не мешкая, чекисты продолжали задуманную "игру".
По ту сторону кордона до рассвета ждал германского эмиссара старый контрабандист, совмещавший обязанности проводника шпионов. Он слышал ночные выстрелы, видел, как две фигуры, отчаянно отстреливаясь, побежали к реке, но пули пограничников настигли их на советской земле. Крюгер, услышав рассказ проводника, ужаснулся: какой непоправимый провал ждет немецкую разведку, если Штрема и Бердыева взяли живыми. Он и не подозревал, что "завербованный" немецкой разведкой Ага Бердыев не кто иной, как оперативный работник ОГПУ. На исходе тысяча девятьсот тридцатого года молодому чекисту удалось внедриться в фашистскую резидентуру и перехватить ее каналы связи.
Через несколько дней Крюгеру доставили из тайника письмо. Надежный человек сообщил, что в ночной перестрелке Штрем убит. Бердыеву же удалось уйти. Германский резидент еще долго скорбел по-своему ценному агенту, так нелепо нарвавшемуся на пограничный наряд. Утешало его лишь то, что начальство в Берлине одобрило идею создания в Туркмении "пятой колонны", похвалило Крюгера за то, что ему "удалось" создать там "антибольшевистское подполье". Так советский разведчик Ага Бердыев вошел в доверие фашистской агентуры. И теперь, спустя несколько лет после описанных событий, из Берлина на запрос Фюрста прислали маленькую выписку. Там значилась фамилия Бердыева, "члена антибольшевистского подполья, сына бая, племянника главаря басмачей".
Прогуливаясь по улицам Берлина, Ага перебирал в памяти события последних дней: встречу с Юсуповым. Этот предатель жаловался, что влияние комитета ничтожно, кругом карьеристы, шкурники. Казахи ненавидят Каюм-хана, поговаривают, что это он отравил Мустафу Чокаева.
Президент ненавидит и боится всех. Идея с "Туркестанским легионом" лопается как мыльный пузырь. Часть его уже разбежалась, единственный боеспособный батальон, который сформировал Мадер, почти целиком перешел на сторону Красной Армии, осталась жалкая кучка.
Юсупов доверительно говорил, что на днях было совещание у Гиммлера, который орал и топал ногами на представителей национальных комитетов. Мадер предложил новый план: вместо мелких национальных комитетов создать единый комитет всех "порабощенных большевиками народов". Создать единую армию под эгидой СС и под командованием его, Мадера, сколотить десантную армию, способную совместно с националистическими силами активно действовать в тылу советских войск.