Скотный базар тоже не новость. Бывала она здесь всего два раза, но память у нее хорошая, и никаких неприятностей от скотного базара Белолобая не ждала.
Непонятное началось к вечеру, когда хозяин направил ее не обычной дорогой к дому, а в степь. Шли довольно долго, к горам, пока дорогу им не пересек ручей. Здесь хозяин остановился, посмотрел по сторонам, вздохнул и снял с Белолобой седло. Она поняла это как разрешение отдохнуть — и удивилась: целый день ведь отдыхала на базаре. Однако, щипнув травы раз-другой и ощутив во рту восхитительный вкус, позабыла обо всем на свете. Эту траву обдували прохладные степные ветры, она таила в себе свежесть воды и солоноватый привкус земли.
Краем глаза Белолобая видела, как хозяин потрогал ногой седло и пошел прочь.
Наевшись до отвала, она захотела пить. Ручей разливался здесь небольшим озерцом, источавшим сильный запах. Белолобая понюхала, постояла и стала медленно цедить сквозь зубы невкусную воду — что поделаешь, если другой нет, случалось пить и похуже.
Потом она выбрала местечко повыше, куда еще попадали лучи закатного солнца, улеглась и задремала. Чуток был ее сон: она проснулась от шума крыльев и сразу же вскочила. Большой орел сердито заклекотал, запрыгал и, развернув крылья, тяжело полетел в сторону барханов. Она была полна, как добросовестно набитый чувал, и все же снова потянулась к траве, теперь уже разборчиво выщипывая то сочные стебли чаира, то душистый евшан, то нежные лепестки горного клевера.
Жевала лениво и ждала хозяина. А хозяин все не возвращался. Это было непривычно и тревожно, потому что уже стемнело и на небе появились звезды, пора бы возвратиться в загон, где можно поспать, уткнувшись мордой в теплый овечий бок.
Подождав еще немного, Белолобая побрела к дороге. Сначала шла, бесшумно переступая по дорожной пыли маленькими копытцами, потом побежала. И когда ветер донес до ее ноздрей знакомые запахи поселка, она почувствовала такое волнение, какого не испытывала прежде.
Вот и загон. Но дверь оказалась запертой. Ослица остановилась в недоумении, прислушиваясь: утробно сопит, пережевывает свою бесконечную жвачку эта толстобокая дура корова, мелко похрустывают травой овцы. Овцы учуяли Белолобую и тихонечко приветливо заблеяли.
Вытянув шею, Белолобая посмотрела через ограду загона. Она увидела корову и овец, увидела свой пустой угол и жалобно закричала, зовя хозяина.
Хозяин вышел сонный и сердитый. Поднял с земли палку, больно ударил Белолобую по спине. Ничего не понимая, она шарахнулась от него; хозяин снова ударил. Она заметалась по двору под жгучими ударами палки, а дверь загона все оставалась закрытой. Белолобая выбежала на улицу. Хозяин вроде бы успокоился. Но когда ослица направилась в ту сторону, где росла капуста, он снова догнал ее и опять стал бить.
Она не понимала, в чем провинилась, за что на нее такая напасть, и со всех ног бежала по улице поселка, сопровождаемая бранью хозяина и лаем проснувшихся собак.
Наконец сердитый хозяин отстал. Возле чьего-то забора, под низким тутовником, Белолобая остановилась, перевела дыхание.
Впервые пришлось ей спать под открытым небом, поэтому спала она вполглаза и проснулась — чуть начало светать. Первым побуждением ее было — идти домой. Но вспомнилась хозяйская палка, от которой все еще ныли бока…
День начинался как будто самый обычный. Идя в стадо, протяжно мычали коровы, блеяли овцы. Появились куры и принялись рыться в соломе и свежем навозе. Закричали ослы, требуя корма, воды и работы.
У Белолобой дрогнуло горло, но она сдержалась и не стала кричать. Впервые не закричала поутру. Ей не нужны были ни трава, ни вода, ни работа. Она хотела только одного: очутиться в своем углу загона и почувствовать на шее ласкающую руку хозяина.
Так и стояла в нерешительности до тех пор, пока не увидела мальчика. Он тоже был ее хозяином, младшим хозяином, и Белолобая, сразу позабыв все свои страхи и сомнения, доверчиво потянулась к нему. Мальчик накинул на нее недоуздок, сел верхом, сказал: — "Хых!" — и Белолобая послушно засеменила своими тонкими точеными ногами.
У нее легкая поступь и хорошее настроение. Она изо всех сил старается понимать, что приказывает ей мальчик, охотно выполняет все его приказания и радуется, что ее нашли рано утром, что на ней едут и разговаривают с ней. Ей легко нести на себе мальчика, ей хочется не идти, а бежать. Бежать далеко-далеко, к барханам, хоть там и летает злой желтоглазый орел. Но мальчик приказывает остановиться, и она понимающе останавливается возле седла, которое вчера бросил хозяин. Мальчик седлает ее, снова садится, и Белолобая трусит дальше в степь.
Солнце поднялось уже на полтора дерева, когда мальчик остановил ослицу возле Соленого ручья. Там сидели и прихорашивались утки. При виде непрошеных гостей утки закрякали и шумно улетели.
Мальчик снял седло и недоуздок, попоной вытер Белолобой спину, погладил ее по лбу и между ушей.
— Вот мы и приехали, — сказал он, — здесь тебе и жить. Трава есть, вода есть, а там для тебя дела не осталось: на машинах всё возим, на машинах работаем. Ты теперь как живое ископаемое — никому не нужна, ни к чему не годна. Жалко тебя, но что делать. Как-нибудь проживешь. Все лучше, чем в Заготживсырье тебя сдавать. Живи, не сердись на нас…
Белолобая слушала его, опустив голову. Она знала, что, когда говорят "хых", надо идти; когда говорят "ишш", надо остановиться, понимала и еще кое-какие человеческие слова. Но такую длинную речь понять было трудно, и только по тону мальчика ослица понимала, что он не сердится на нее, не собирается бить, и ей было радостно.
Мальчик присел к ручью и стал смотреть, как бурлит и пузырится вода, словно под ней огонь. Потом вымыл руки и умылся. Для питья вода была неподходящей — не зря ручей назывался Соленым, — поэтому мальчик пить не стал. Он расположился на склоне бархана, напился из фляжки, развернул платок и разложил на нем чурек и брынзу.
Посматривая на него, Белолобая щипала траву, стараясь не уходить далеко.
Мальчик брынзу съел, а с куском чурека подошел к ослице. Касаясь его ладони нежными шелковистыми губами, она с удовольствием взяла лакомство и, вполне успокоенная, снова вернулась к своей траве.
— Прощай, — вслед ей сказал мальчик. — Где-то здесь, говорят, другие ослы живут — найдешь себе компанию, веселее будет. Прощай…
Он медленно пошел по тропинке туда, где темнела ниточка асфальтовой дороги, по которой во все стороны с ревом проносились машины. Одна из них остановилась, и мальчик уехал.
Его отсутствие не вызвало беспокойства у Белолобой. Она вдосталь наелась, как накануне, напилась и уснула на солнышке. После тревожной бессонной ночи спала крепко и долго, ни орел, никто другой ее не тревожил.
Зато ночь была еще хуже предыдущей: Белолобую нещадно кусали комары. Несколько раз она ложилась на песок и каталась. Отряхиваясь от песчинок и комаров, снова и снова кричала, зовя хозяина. Хозяин не отвечал, но неожиданно где-то неподалеку отозвался осел. А вскоре и появился — серый, как мышь, широкогрудый. Остановился возле Белолобой, соблюдая ритуал знакомства, пошевелил ноздрями, принюхиваясь, и дал обнюхать себя. Потом неторопливо спустился к ручью, напился и пошел прочь, исполненный собственного достоинства.
Через несколько шагов оглянулся, удивленный, что Белолобая не идет следом. Немного помедлил, словно размышляя, покачал тяжелой ушастой головой. Белолобой очень не хотелось оставаться одной, она уже сделала шаг по направлению к Серому, но тут взгляд ее упал на брошенное седло — нет, нельзя уходить, надо дождаться младшего хозяина. И она снова призывно закричала.
За всю ночь она почти не сомкнула глаз, напряженно прислушиваясь к трескам, шорохам, писку и другим непривычным звукам. Заслышав плеск и тихое пофыркивание у ручья, Белолобая подошла поближе в надежде, что вернулся Серый. Но это был не он, а какие-то поджарые пугливые козы. Она все равно обрадовалась, ее одиночество кончилось. Однако пахло от нее хлевом и человеком, и осторожные джейраны на всякий случай отошли подальше, посовещались, сбившись тесной стайкой, и вдруг исчезли, словно растворились в темноте. Белолобая обиделась на неучтивых коз, трубно высказала им вслед свое мнение по этому поводу и стала ждать более общительных гостей.
Вдалеке завыли шакалы. С этими тварями ей встречаться не приходилось, но инстинкт подсказывал, что здесь на знакомство напрашиваться не стоит. И она примолкла, чутко поводя ушами. Звуки были неприятные, тоскливые и в то же время угрожающие, они вызывали непроизвольную дрожь, желание очутиться в укрытии. Но вокруг были только кустарники и барханы.
Ближе к рассвету шакалий вой прекратился. Уставшая от напряженного ожидания, Белолобая прилегла. Однако тут невесть откуда появился верблюд. Склонив голову набок, он стоял над Белолобой и разглядывал ее с высоты своего роста.
Белолобая торопливо, будто в знак уважения, встала, легонько потерлась о толстую мосластую ногу гостя. Верблюд приветливо посопел, свидетельствуя, что и он рад приятному знакомству.
К сожалению, и его обществом Белолобая утешалась недолго: как и Серый, верблюд ушел восвояси, едва лишь утолил жажду. Вконец расстроенная, Белолобая стала щипать траву, благо уже всходило солнце.
При желании она могла бы найти дорогу домой, хотя на этот раз путь был намного длиннее. Но что-то удерживало ее. То ли она твердо решила дождаться младшего хозяина и поэтому время от времени подходила к седлу и обдавала его своим теплым и шумным дыханием, словно спрашивала, долго ли им еще ждать; то ли при мысли о доме вспоминались и незаслуженные и очень чувствительные побои.
Так или иначе Белолобая провела весь день у Соленого ручья. Наевшись, она стояла, опустив голову к воде, и какие-то неясные образы, будто призрачные струйки, проплывали в ее памяти, обтекая самое главное и неприятное — чувство одиночества и беспомощности.
С наступлением темноты появился Серый. И когда он, утолив жажду, пошел прочь, Белолобая шумно вздохнула, последний раз посмотрела на сиротливо лежащее седло и побрела за Серым. Он принял это как должное, с уверенным равнодушием сильного, и даже не покосился в ее сторону. Она не обиделась. Поняла, что так и надо, что это — в порядке вещей. Решение было пр