Чаша гнева — страница 24 из 59

- Мне трудно это признать, - криво усмехнувшись, сказал Ильич, - но товарищ Серегин оказался Специальным Исполнительным Агентом Доброго Боженьки. Провалившись с группой товарищей в такой далекий от нас мир, что все происходящее там кажется сказкой, он не поднял вверх руки и не стал сидеть на месте сиднем, а принялся, раздавая удары направо и налево, выбираться из этой ямы со всей возможной решительностью, попутно наращивая свои возможности. Товарищ Коба лично побывал на главной базе товарища Серегина и встречался там как с командирами, так и с рядовыми бойцами его армии, и эти люди рассказали ему, как все начиналось...

- Сначала, - сказал Коба, - товарищ Серегин действовал как бы сам по себе, а силы его нарастали подобно снежному кому: восемь бойцов, сто бойцов, две тысячи бойцов, двенадцать тысяч бойцов. И вот, когда эта армия набрала достаточную мощь, к ее командиру обратился Творец Всего Сущего, предложив заключить договор, по которому товарищу Серегину будет открываться дорога в вышестоящие, то есть более поздние миры, а тот будет приводить их к более счастливому виду: отражать вторжения кочевников на земли мирных поселян, прекращать смуты и кровопролития, свергать с престолов злых монархов и заменять их добрыми...

- А без монархов никак нельзя? - вякнул со своего места Николай Бухарин, между своими прозываемый Колей Балаболкиным.

- Выяснилось, что без монархов, то есть явных лидеров, ведущих за собой массы, обойтись никак нельзя, а любимое вами коллегиальное управление - это не более чем пережиток первобытнообщинного строя, - парировал будущий товарищ Сталин. - Даже крестьянские восстания в темные феодальные времена нуждались в подобных вождях, Степане Разине и Емельяне Пугачеве, а Великая Французская Революция быстро выродилась в диктатуру Наполеона Бонапарта, причем последний коллегиальный орган «Совет Пятисот» тот разгонял даже не пушечными залпами, а всего лишь барабанным боем. Разница между добрым и злым главой государства в том, что один чувствует единство со своим народом или добровольно доверившимися ему людьми, а другой использует свою власть исключительно в личных интересах. И так, и так бывает - и среди потомственных монархов, и среди народных вождей. Например, если доверить руководство Советской Россией такому деятелю, как товарищ Зиновьев, то никакого социализма он не построит, а превратит все вокруг себя в гноище и пепелище - хуже, чем проклинаемый всеми царь Николашка.

- Да что вы себе позволяете, товарищ Коба?! - взвился со своего места упомянутый для примера Зиновьев, но, напоровшись на кинжальный взгляд Ильича, плюхнулся обратно как подстреленный.

- Товарищ Коба, - нарочито спокойно сказал вождь мирового пролетариата, хотя внутри у него все кипело, - а теперь расскажите товарищам о том, как устроена армия товарища Серегина, что за люди идут с ним по мирам, каковы их происхождение и классовый состав, а также отношения между собой и со своим вождем. Ведь скажи мне, кто твои соратники, и я скажу, кто ты.

- Классовое происхождение воинства товарища Серегина довольно разнообразное, но по большей части рабоче-крестьянское и даже рабское (из тех миров, где существует такое явление), - сказал без пяти минут товарищ Сталин, - хотя в окружении этого человека встречаются и бывшие представители эксплуататорских классов. Но для всех его соратников их социальное положение осталось в прошлом. В этом войске имеются начальники и подчиненные, командиры и бойцы, но отсутствует деление на господ и нижних чинов, бар и быдло. Когда кто-то хочет присоединиться к его армии, то он и товарищ Серегин дают друг другу встречную клятву верности: «Я - это ты, а ты - это я, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу, потому что вместе мы сила, а по отдельности мы ничто». И после произнесения этой клятвы жизнь у нового воина или воительницы начинается с чистого листа. Те, что были даже меньше, чем ничто, разделяют все убеждения и стремления своего предводителя и становятся частью силы, способной колебать миры. Если учесть, что основной костяк армии товарища Серегина состоит из разных бывших униженных и оскорбленных, что прежде существовали на положении крепостных, рабов и даже хуже, то это воистину революционный и большевистский подход к людям.

- Но это же ужасно! - воскликнул Лев Каменев. - Такая сила в руках международного авантюриста, считающего себя не менее чем новым воплощением Христа и действующего только на основании своих желаний и убеждений, может представлять для нас величайшую опасность. Вдруг этот человек с явными монархическими убеждениями передумает нас защищать и захочет уничтожить советскую власть, а мы даже не сможем разагитировать его армию, как разагитировали солдат генерала Корнилова?

Коба пронзил Истинным Взглядом закоренелого диссидента и ответил:

- Для подобных вам, товарищ Каменев, этот человек и в самом деле должен быть страшен. Товарищ Серегин имеет вполне большевистские убеждения о необходимости построения справедливого общества и является закоренелым интернационалистом, но считает, что в конечном итоге для построения социализма под руководством партии большевиков пригоден один только русский народ, а все остальные народы, не теряя своей индивидуальности, должны действовать с ним в одной связке. Поэтому во всех мирах, через которые ему довелось пройти, он делает все возможное для того, чтобы защитить и уберечь от бед русское государство, будь это древние княжества Рюриковичей, московское царство времен Смуты, различные варианты империи Романовых или первое в мире государство рабочих и крестьян. Здесь, в нашем мире, он ставит своей задачей сохранение и всемерное укрепление Советской России, считая это первым этапом неизбежной мировой революции. Но при этом для товарища Серегина неприемлемо разрушение до основания государственной машины, предоставление самостоятельности национальным окраинам, революционный террор против представителей бывших эксплуататорских классов и вызванная этими явлениями гражданская война с многомиллионными жертвами, в первую очередь среди трудового народа. И точно так же, хоть и по другим основаниям, для него неприемлемо ни «однородное социалистическое правительство», за которое вы агитировали нас так недавно, ни коллегиальное управление партией большевиков, превратившее наше ЦК из коллектива единомышленников, где каждый отвечает за свой участок работы, в сборище токующих глухарей. И таковы тут далеко не все, но очень многие.

- Да, - подтвердил Ленин, - когда Володя из четырнадцатого года первый раз зашел ко мне в гости, то он назвал наш ЦК серпентарием, в котором каждая гадюка тянет одеяло на себя. Ну что же, теперь я вижу, что он был полностью прав, при этом некоторые такие гады, категорические воспротивившиеся плану товарища Серегина по радикальному укреплению Советской России, даже не пытаются на нас шипеть, а намереваются расползтись по темным углам, чтобы потом жалить нас исподтишка. А это архинеприемлемо. Есть сведения, что это может закончиться для партии большевиков и советского государства очень большими безобразиями. Сидите-сидите, товарищи, сейчас вы увидите небо в алмазах, потому что я пригласил поучаствовать в нашем заседании центральный комитет партии большевиков из тысяча девятьсот четырнадцатого года в полном составе. Прошу, как говорится, любить и жаловать.

После этих слов вождя революции рядом с его столом раскрылся портал и первым через него вошел... правильно, еще один товарищ Ленин, потом еще один Коба, Серго Орджоникидзе, умерший в шестнадцатом году Сурен Спандарян, Михаил Калинин, Степан Шаумян и еще одна Елена Стасова (после процедур у Лилии и мисс Зул суровая и прекрасная, будто сама богиня правосудия). Следом за товарищем Стасовой вошли четверо в военной форме: мужчина весьма сурового вида, с прямым мечом на бедре вместо обычной сабли и с бело-голубым нимбом святого над головой, женщина-брюнетка с нимбом алого цвета, вооруженная старинным ятаганом-махайрой, еще одна молодая женщина с седой косой до пояса и, наконец, еще один мужчина. Весь Центральный Комитет партии большевиков образца четырнадцатого года в сборе.

- Здравствуйте, товарищи. Ну что, не ждали? - сказал Ленин из прошлого, глядя на застывших от удивления участников совещания, после чего засмеялся мелким дробным «ленинским» смешком.

- Здравствуй, Володя, - ответил ему хозяин кабинета. - Но скажи мне, чего ты так веселишься?

- Да ты только посмотри на этих деятелей, которых ты набрал себе в помощники, - ответил его брат-близнец. - Они уже поняли, что ты специально заманил их в западню, и теперь отчаянно паникуют, при этом понимая, что бежать некуда, да и бесполезно. И мирный договор с Германией, который им как серпом по бубенчикам - это еще цветочки. Старая жизнь, при которой они что-то значили, закончилась безвозвратно. Теперь и я, и ты знаем, чего стоит эта публика, и ни за какие коврижки не доверим им мало-мальски значимого поста.

- Да, - подтвердил Ленин из восемнадцатого года, - теперь мы это не только знаем, как говорится, теоретически, но и видим собственными глазами. Товарищи Каменев, Зиновьев и Бухарин -это вообще просто восхитительная мерзость. Место им в выгребной яме истории, а не в руководстве партии большевиков.

- Да что же это делается, товарищи?! - округлив глаза, воскликнула Александра Коллонтай. -Это бонапартистский заговор, и теперь вы, товарищ Ленин, отправите всех нас в тюрьму, чтобы руководить партией единолично?

- А как же иначе, товарищ Коллонтай, - пожал плечами местный товарищ Ленин. - Взяв власть, мы, большевики, взвалили на себя огромную ответственность за страну, когда нужно принимать быстрые, единственно верные и точно выверенные решения, а потом молниеносно приводить их в исполнение. Советская власть победоносно прошагала по стране из края в край, но этот триумф пока что зиждется на жиденьком песочке, и для того, чтобы он не начал расползаться у нас под ногами, нам следует немедленно укрепить свой авторитет в массах, проводя в их интересах коренные преобразования. И тут выясняется, что при применении к суровой действительности коренные постулаты марксизма, до того ни разу не проверенные на практике, либо не работают, либо дают какой-то совершенно непредсказуемый результат. Необходимо срочно что-то делать, менять теорию или создавать совершенно новую, но как же этого добиться, когда у каждого члена ЦК по любому вопросу имеется свое мнение, которое он будет отстаивать до хрипоты. И, более того, выяснилось, что у некоторых из наших товарищей в революции имеется и своя цель, отличная от цели партии и интересов народа, оказавшего нам доверие. А это, как я уже говорил, архинеприемлемо. Еще немного, и товарищи Бухарины, Зиновьевы, Каменевы, а также им сочувствующие затянут нас в такую кровавую трясину, которая измажет нашу партию дерьмом с ног до головы.