Чаша гнева — страница 26 из 59

- Да, товарищ Серегин, расклад понятен и возражения снимаются, - миролюбиво ответил Коба-старший и совсем тихо спросил: - Это все ваша энергооболочка? Да?

- Да, - так же тихо ответил Артанский князь, - это энергооболочка. Едва я завижу какого-нибудь деятеля, отметившегося своими делами в Основном Потоке, как она тут же читает скрижали судьбы и пересказывает мне их содержание. Поэтому я всегда понимаю, сколько нужно вешать в граммах. Понимаете?

- Да, понимаю и ничуть вас не осуждаю, - ответил будущий товарищ Сталин. - Такие, как бывший товарищ Смилга, и есть главные враги советской власти, разъедающие ее изнутри.

И вот тут тот, о ком шла речь, понял, что судьба его решена окончательно, вскочил и завопил:

- Но я же еще ничего такого не совершил!

- Главное слово тут «еще», - ответил Серегин. - Есть такое понятия как карма, в соответствии с которым все воплощения человека несут полную ответственность друг за друга. Все члены ЦК, которых мы решили оставить в своей должности, тоже грешны, каждый по-своему, и некоторые очень сильно. Но всех их отличает то, что пользы от их деятельности для страны и народа было гораздо больше, чем вреда, и именно поэтому я беру на себя труд наставить их на путь истинный, чтобы вред исчез совсем, а польза только увеличилась. И в то же время от вас и таких, как вы, пользы не было вовсе, а имелся только вред. Все! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Товарищ Бергман, эти четверо ваши! Вместе с товарищем Дзержинским вы выдоите этих деятелей досуха, а потом мы посадим их на кол или передадим Кибеле для сексуальных экспериментов с летальным исходом. Ответственные за перевоспитание товарища Дзержинского, товарища Коллонтай и прочих - товарищи Ленин и Коба из четырнадцатого года, а также весь тамошний состав ЦК. Товарищ Кобра присоединяется к этой команде после того, как определит приговоренных к вечной ссылке на их постоянное место обитания. А я тем временем займусь еще одним потенциальным врагом советской власти - патриархом Тихоном. Никакого подобия Хазарского каганата в Советской России не будет, а потому большевикам следует примириться с церковью, причем обоюдно.

- Вы надеетесь уговорить этого упрямца жить с нами мирно? - хмыкнул хозяин кабинета. - Напрасно, батенька, напрасно.

- Я с патриархом Иовом разговаривал, а это действительно глыба человечище, не чета нынешним «служителям культа», - ответил Артанский князь. - Так что уж как-нибудь справлюсь. В крайнем случае подключится мой Патрон, а это, надо сказать, для разных грешных людей не самая приятная процедура. А патриарх Тихон грешен, в первую очередь фарисейством и политиканством. Но и вы тоже должны будете изменить свое отношение к Церкви как к явлению вполне допустимому и терпимому, ибо любые поползновения в сторону огульных репрессий против священнослужителей и верующих будут восприниматься мною как акт разжигания Гражданской войны, которой я хочу избежать. Впрочем, итоги моей встречи с патриархом мы с вами обсудим после того, как она состоится, а сейчас говорить об этом преждевременно.

- Надеюсь, товарищ Серегин, что так оно и будет, - кивнул Ильич из восемнадцатого года, -нам сейчас лишние враги тоже не нужны. И еще - поскорей возвращайте сюда товарищей, которых вы забираете на повышение квалификации, ибо работы у большевиков сейчас буквально невпроворот.

15 (2) января 1918 года. Поздний вечер. Москва, Троицкое подворье на Самотёке, покои патриарха Тихона.

Стемнело. За окнами сгустилась непроглядная тьма8,и патриарху Тихону чудилась, что это не обычный мрак, а вечная ночь под названием большевизм черным одеялом опустилась на Москву и всю Россию. В покоях патриарха тоже царила полутьма, лишь иконостас был освещен огнем свечей и нескольких лампад, и в их теплом сете лики Христа, Богоматери и святых казались живыми. И мнилось патриарху, что стоит горячо помолиться - и разомкнутся уста Спасителя, изрекая великую истину, что поможет вернуть ушедшие времена... Впрочем, тако же было каждый вечер: Предстоятель Русской Православной Церкви молился, а ответа все не было.

Но на этот раз, едва коленопреклонный патриарх успел один раз прочесть «Отче Наш», как вдруг его покои озарились невыносимо ярким бело-голубым светом исходившим откуда-то у него из-за спины, а в покоях густо запахло миррой и ладаном. С рукой, занесенной для очередного крестного знамения, Тихон обернулся и застыл, будто пораженный громом. Прямо перед ним стоял Господень архангел в полном облачении, в руке которого ярко сиял опущенный острием к земле обнаженный меч.

- Грешен я, Господи! - простонал патриарх, зажмурившись и осенив себя крестным знамением. - Грешен, грешен, грешен...

- Сам вижу, что грешен, только совсем не в том, в чем ты думаешь, - сурово сказал архангел, вкладывая меч в ножны, после чего сияние умерило свою яркость до приемлемой величины. - Точнее, грехом фарисейства и самодовольства оказалась насквозь поражена вся ваша Церковь. Власть в Российской империи утратила единство со своим народом, забыла о его нуждах и чаяниях, называла полыхавший то тут, то там голод недородом, а вы, превратившись в государственных чиновников по делам религии, молчали об этом, будто набравши в рот воды, однако призывали простых людей к внешнему благочестию и покорности перед обстоятельствами судьбы. Русский царь, забыв о том, что он должен быть своим подданным добрым отцом, совершил великое святотатство, назвав себя Хозяином Земли Русской, но вы молчали и об этом. Поступив так, он низвел себя с уровня Божьего Помазанника до статуса банального диктатора, удерживающегося у власти только грубой силой, но этого превращения среди вас никто так и не понял. Нет ничего более фарисейского, чем изрекаемая вами фраза «Христос терпел и нам велел». Сын Божий сознательно пошел на подвиг и крестные муки для того, чтобы вырвать человечество из скверны греха разлагающегося язычества и указать путь к Богу. Но ради чего в голоде, нищете и мраке невежества должны были погибать малоземельные и безлошадные русские мужики, чьи хозяйства были досуха высосаны мерзкой системой выкупных платежей? Три последних царя последовательно превращали простой русский народ в сухую солому для будущего революционного пожара, но никто из иерархов церкви не возвысил против этого свой голос, ибо все вы давно и прочно срослись с государством как сиамские близнецы. Вы даже не заметили, что четверть века должность обер-прокурора Святейшего Синода в ранге государственного министра занимал злой колдун манихейского толка, накинувший на Россию серую пелену заклинания подмораживания. С этого момента Российскую империю поразила тяжкая болезнь: ее верхи ударились в различные суеверия и оккультизм, а низы охватили апатия и безверие. Поздно теперь рвать на себе волосы и стенать о притеснениях и гонениях. Церковь, что должна быть хранительницей человеческой морали, в первую очередь среди власть имущих, позабыла об этом труде, и ее нива уже поросла даже не бурьяном, а кустами и деревьями. Напрасный труд -молить Бога о том, что должно быть сделано самими людьми, ибо Он не совершает ничего по требованию. Ты помнишь, как Он поступил с допотопными людьми, которые просили у Него урожая, даже не вспахав нивы и не посеяв семена?

Пока явившийся архангел под раскаты небесного грома читал патриарху Тихону нотацию, в том нарастало чувство протеста. Совсем не таких речей ожидал он от Господнего Посланца. Мнилось, что сейчас ему предложат полную поддержку с небес, после чего большевики будут низвергнуты и все вокруг вернется к исконно-посконному существованию - когда есть господа и рабы, баре и быдло, пастухи-священники и их овцы-паства... Кстати, против Февральского переворота церковь и вовсе не протестовала, скорее всего, потому что тот совершенно не задевал ее корпоративных интересов, а вот Октябрьскую революцию и Тихон, и прочие иерархи приняли в штыки.

Опираясь на посох, патриарх поднялся на ноги и препротивнейшим голосом заорал, лихорадочно крестясь:

- Изыди прочь, Сатана! Не верю в тебя! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Изыди! Изыди! Изыди!

Но незваный гость никуда исчезать не пожелал. Вместо того сияние его атрибутов стало нестерпимо ярким, а глаза загорелись как два прожектора.

- Вот видишь, Небесный Отче, - сказал он глубоким громыхающим голосом, - не верит он в меня, хоть бей ты его в лоб, хоть по лбу. Монах ведь, дери его за ногу. Не каждый может сублимировать отсутствие любви к женщине и собственным детям в любовь ко всему человечеству, как известный тебе отче Бонифаций; другие начинают любить только свою церковную корпорацию и ее положение в обществе, и плевать им на все остальное. И в то же время нужен мне господин Беллавин живой, здоровый и полный желания сотрудничать, а вот времени возиться с ним как с малым дитем у меня нет. Весьма неприятные события назревают в Киеве, так что уже завтра я должен быть там конно, людно и оружно. И в то же время, если изъять его для проработки в Тридесятом царстве, то уже завтра поднимется крик, что большевики похитили патриарха и держат его в тюрьме. Последствия можешь представить себе сам, ибо почти все иерархи в этой Церкви такие полоумные, а не только их главарь. Так что вся надежда только на твою помощь, Господи!

- Вижу, сын мой! - прогрохотало откуда-то с небес. - Помогу тебе чем смогу, но только не обессудь если что. Гордыня и предубеждения у этого кадра не только заскорузлые, но и закостеневшие, так что действовать придется грубой силой, ломая их через колено, а не мягким убеждением.

- О Боже! - воскликнул патриарх каким-то визгливым фальцетом и умолк. Глаза его расширились, по покрасневшему лицу катились крупные градины пота, потом его колени подогнулись, и он мешком опустился на пол.

- Лилия! - произнес куда-то в пространство Серегин. - Ты мне нужна!

Хлоп! - и рядом с ним прямо из воздуха возникла маленькая девочка в белом платьице с нимбом святой над головой.

- Я здесь, папочка, - сказала она. - Что нужно делать?