При этом с выборами войскового атамана в августе семнадцатого года тоже не все оказалось так гладко, как я думал первоначально. Если кто-нибудь теперь мне скажет, что безальтернативные выборы с одним кандидатом изобрели большевики, то я плюну ему в морду. Оказывается, семнадцать потенциальных соперников Каледина, в том числе и сам Николай Голубов, по разным причинам сняли свои кандидатуры, в результате чего генерал баллотировался в полном одиночестве. Иначе обстановка в области Войска Донского могла сложиться прямо противоположным образом. Но что сделано, то сделано; глупо сожалеть об упущенных возможностях, необходимо распутывать уже сложившуюся ситуацию, которая созрела будто гнойный нарыв.
- Нет уж, товарищи, - сказал я, - так дело не пойдет. Ведь я - Защитник не только донских казаков, а всего великого русского народа, и казненные за свои убеждения рабочие вопиют к отмщению. Такие вот есаулы Чернецовы также бросают во вспаханную двумя революциями землю зубы дракона гражданской войны, как и товарищи Богдановы. И если я не покараю по всей строгости непосредственных виновников этих преступлений, казаки они или нет, то потом тяжесть отмщения ляжет на все донское казачество. А мне такого не надо. Опять получится так, что преступления совершают одни люди, а кара за них по принципу коллективной ответственности падает на головы невиновных и непричастных.
- Но ведь есаул Чернецов всего лишь выполнял приказ генерала Каледина! - воскликнул войсковой старшина Голубов.
- Преступный приказ, достойный иностранного оккупанта, а не русского офицера, - парировал я. - Вот вы, Николай Матвеевич, сколько вам таких приказов ни отдавай, исполнять их не будете. И потому вы, как и другие товарищи казаки, находитесь здесь, среди нас, а не рядом с взбесившимся от злобы атаманом Калединым. А вот есаул Чернецов такой приказ выполнил, и это превращает его из участника боевых действий в обычного уголовного преступника. И при этом совершенно неважно, что это миру еще неизвестно понятие «военное преступление» - главное, что оно ведомо мне. Такие уж у меня полномочия - данные не только товарищем Лениным, но и самым высоким начальством во всех подлунных мирах.
- Да, - со вздохом подтвердил Филипп Миронов, - полномочия у товарища Серегина преобширнейшие. Как вспомню, как он в два шага провел наш полк от Александровска до окрестностей Каменской, так просто мороз по коже. Одна нога коня еще там, а другая уже здесь.
- Одним словом, эту дискуссию пора заканчивать, - сказал я. - Отряд есаула Чернецова я беру на себя. Сейчас, насколько мне известно, он занимает Макеевку и собирается отходить22, потому что отряды Сиверса и красногвардейцы Донбасса обходят его по флангам. Гнаться за его отрядом никто не станет, ибо местным красногвардейцам это неинтересно. Таковы особенности местнической тактики армий, состоящих из отдельных территориальных отрядов. Впрочем, и казаки-калединцы, когда обстановка в корне переменится, начнут убегать к себе в станицы и стараться рассосаться среди мирного населения. А потом будут стрелять исподтишка из револьверов в спины своим противникам. Мне тут докладывают, что в Основном Потоке товарища Голубова таким вот образом, выстрелом сзади, убил такой недорезанный чернецовец, а товарищей Подтелкова и Кривошлыкова повесили, когда как они попали в окружение и сдались белоказакам под гарантии личной неприкосновенности.
Впрочем, эти два события произошли уже после того, как на Дону погусарствовал товарищ Антонов-Овсеенко со своими миньонами, и в настоящий момент все может быть еще не столь плохо.
- Что именно не так плохо, товарищ Серегин? - спросил меня Миронов.
Я вздохнул и ответил:
- Забвение между противниками всяческих понятий о чести и верности данному слову говорит о том, что конфликт между революционерами и контрреволюционерами перешел в фазу войны на истребление, когда никакое примирение уже невозможно. А именно этого я и намерен избежать. Одним словом, господина Чернецова и его отряд я постараюсь захватить живыми. Если есаул так плох, что его уже нельзя исправить, то я тряхну стариной, вызову его на Божий Суд и лично убью своей рукой в поединке на холодном оружии. Устроит такой исход ваши казачьи понятия о чести, чтобы потом не было пересудов?
- Да, устроит, - сказал войсковой старшина Голубов, - но должен предупредить, что есаул Чернецов - весьма опытный фехтовальщик с большим боевым опытом партизанских действий в германских тылах.
- Ну, вот и посмотрим, чей опыт больше, - хмыкнул я. - Прежний владелец моего меча в своем мире считался величайшим воином и даже богом войны. И ничего, помер как миленький. А ведь я тогда вышел на него с голыми руками, а он был с мечом, копьем, щитом и в полном доспехе гоплита. Впрочем, хватит разговоров, поздно уже, пора расходиться по домам. Я со своими людьми отойду ночевать к себе на базу, встретимся тут же завтра утром.
- А разве вы не встанете на постой в Каменской? - спросил Филипп Миронов.
- Для этого сейчас нет причин, - сказал я. - Внезапное ночное нападение, пока Чернецов в Макеевке, вам не грозит, да и ночевать мне и моим людям все же лучше в пункте постоянной дислокации, а не в чистом поле, или напрягая на постой местных жителей. Кроме того, если я у вас задержусь дольше какого-то определенного времени, то лучшая и активная часть вашего красного казачества начнет испытывать непереносимое желание поступить ко мне на службу и принести встречную клятву верности. Уж таково мое свойство Защитника Русской Земли и Бога Справедливой Оборонительной Войны - призывать под свои знамена всех настоящих воинов. Поэтому и бывать у вас тут мне желательно короткими наскоками. А вот тех ваших оппонентов, что не приняли революцию и в тоже время услышали Призыв, я заберу с собой с превеликим удовольствием, ибо так будет лучше для всех.
- Да, так будет лучше для всех, - согласился Филипп Миронов, и на этой оптимистической ноте мы расстались. Помимо своих людей, я прихватил с собой и Нестора Махно с его хлопцами: посещение Тридесятого царства входило в его перевоспитательную программу.
24 (11) января 1918 года. Поздний вечер. Область Войска Донского.Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
С утра я выпустил в небеса над областью Войска Донского штурмоносец и приступил к тщательной воздушной разведке местности перед генеральным сражением за подавление Калединщины. Вместе со мной в рубке присутствовали Филипп Миронов и Нестор Махно, в то время как прочие деятели Донского ВРК из имеющейся массы сочувствующих советской власти казаков пытались сформировать конную бригаду Красной гвардии. Предназначение этого формирования состояло исключительно в поддержании на своей территории революционного порядка и предотвращении грабежей и кровавых эксцессов, а не в войне с «калединцами» и «добровольцами».
При этом энергооболочка доложила, что в Основном Потоке войсковой старшина Голубов тоже создал бригаду аналогичного состава и предназначения. Но после его отказа выдать на расправу «казачьих контрреволюционеров», включая бывшего главу войскового правительства Митрофана Богаевского, Антонов-Овсеенко приказал казачью бригаду разогнать, а Голубова арестовать. Бригаду голубовцев у красных опричников разогнать получилось, ибо воевать тогда казаки не хотели ни на одной стороне, а вот сам Голубов от ареста утек и позже был застрелен в спину бывшим участником банды есаула Чернецова. После этих сведений желание как можно скорее отдать Антонова-Овсеенко в разработку Бригитте Бергман усилилось до непреодолимого. И Троцкий, и Свердлов во время допросов в моей службе безопасности на казачью тему уже наговорили столько, что даже сотрудники товарища Дзержинского только качали головами, так что было бы неплохо добавить в это дело откровения еще одного фигуранта.
Отряд Чернецова грамотно снялся с позиций под Макеевкой с наступлением темноты (в шесть часов вечера) и в полном порядке, с обозом, пехотой и пулеметами на телегах, принялся стремительно (около шести с половиной километров в час) отступать в общем направлении к станице Шахтинской (город Шахты). Гнаться за ним ни Сиверс, ни донбасские красногвардейцы не собирались, поскольку не имели такого желания. По расчетам Елизаветы Дмитриевны, прибудут в пункт назначения они за сорок восемь часов, и после краткого отдыха снова будут готовы вести боевые действия.
При этом сам есаул в сопровождении личной охраны верхами, меняя лошадей, выехал в направлении Новочеркасска - очевидно, для того, чтобы поискать там надежных подкреплений своему отряду из числа «добровольцев» (ибо казаки против казаков, за исключением отдельных отморозков, по большей части уже собранных в его отряде, не воюют). Меняя лошадей в станицах, с одной остановкой на кратковременный отдых, до атамана Каледина он доберется примерно за сутки.
- Ну вот, товарищи, - сказал я, - ситуация просто идеальная: есаул Чернецов отдельно, а его головорезы отдельно. Хорошие сапоги, надо брать.
- В каком смысле брать, товарищ Серегин? - не понял Миронов, в то время как Махно только понимающе кивнул.
- В смысле арестовывать - без крови и шума, отдельно от его людей, - пояснил я.
- А если он не дастся? - спросил войсковой старшина.
- А кто ж его будет спрашивать, дастся он или не дастся, - хмыкнул я. - Есть у нас методы и на такие случаи, причем это не какие-нибудь там особые способности, а технологии далеких-предале-ких будущих времен, для невооруженного глаза никак не отличимые от старой доброй магии.
Так и получилось. Сначала на хвост скачущим рысью есаулу и его спутникам упал один «Шершень» в полицейском обвесе и, оставаясь незамеченным под маскирующим полем, взял их на сопровождение. Если просто шарахнуть депрессионным излучением по скачущим всадникам, то вместо ценного пленного можно получить труп со свернутой шеей. Но чуть за полночь, не доезжая до поселка Матвеев курган, компания остановилась и спешилась для отправления естественных надобн