А тем временем наш галеон набирал скорость. Все кругом говорили, что, если дело пойдет так и дальше, мы скоро будем на месте. Казалось, сама стихия вступила с нами в заговор, чтобы как можно скорей умчать меня от берегов Англии. Я отошла от господина Адамса, переместившись поближе к носу корабля. Свежий ветер раздувал паруса и трепал мое платье.
Чем дальше мы продвигались к западу, тем шире становилась Темза. Вдали уже виднелось ее устье, а за ним — море. Казалось, что это совсем близко; возможно, уже через час мы выйдем в открытое море. И прощай, добрая старая Англия! Галеон раскачивался на волнах, голова кружилась, и я покрепче вцепилась в деревянные поручни у борта. Когда я теперь вернусь обратно? И что изменится тогда, какую страшную весть привезу я с собой на родину? Наверное, я буду уже совсем другим человеком и никогда больше не стану такой, как сейчас.
— Госпожа Ролин, вам нехорошо? Морская болезнь? — послышался сочувственный голос Чарльза Адамса.
Он оставил своих собеседников и направлялся ко мне.
— Простите, что я говорю вам такое, но вы страшно бледны, — продолжал он. — Надеюсь, вы не боитесь пиратов? Если боитесь, то совершенно напрасно! Мы очень неплохо вооружены, а наш капитан — настоящий морской волк, гроза морских разбойников.
Я кивнула, надеясь, что Адамс вернется к остальным пассажирам. Но не тут-то было.
— Госпожа Ролин, позвольте мне угостить вас ягодами. На корабле нет ничего, кроме солонины и хлеба, вот я и позаботился, захватил кое-чего повкуснее. Ей-богу, свежие фрукты и ягоды поднимают настроение.
Господин Адамс порылся в небольшой сумке, которую всюду носил с собой, и вынул бумажный пакет. В нем оказались сочные спелые вишни.
— Матушка сказала, чтобы я обязательно взял их в дорогу, — застенчиво улыбнулся он.
— В таком случае я отказываюсь: ведь она приготовила их для вас, — сказала я.
Но молодой человек упорно не отставал. Пришлось взять одну спелую ягоду и положить в рот. Мягкая, сочная, она была удивительно вкусной. У нас в монастыре тоже росли вишни, и я очень любила лакомиться ими.
Итак, мы стояли на палубе, господин Адамс болтал без умолку, а корабль на всех парусах мчался вперед. Вот нос его резко поднялся на волне вверх, нырнул вниз, и веер брызг осыпал нас. Мы отскочили от поручней. Господин Адамс рассмеялся. Я стряхнула воду со шляпки, но несколько капель попали мне в рот, и я даже вздрогнула, почувствовав вкус соли. Пресная речная вода здесь уже успела смешаться с соленой морской.
— Еще вишенку? — Он снова протянул мне пакет.
Я взяла еще одну. Эта показалась мне еще слаще. Я закрыла глаза; солнце ласкало щеки, а я с наслаждением смаковала сладкий плод. И над головой время от времени хлопали паруса. До чего же хорошо!
— Благодарю вас, — вежливо сказала я. — Я очень люблю вишни.
— Вот и матушка моя тоже, и сестра… У нас под Лондоном есть домик и вишневый сад, там очень много деревьев. Мне говорили, что вишни довольно трудно выращивать… им требуется тщательный уход и все такое.
— Да, — отозвалась я. — У нас в Дартфорде тоже росли вишневые деревья, и мы много ухаживали… — «Господи, что это я? Как это у меня вырвалось слово „Дартфорд“?» Я похолодела.
— Ах, вы до замужества жили в Дартфорде? — спросил он.
— Нет-нет… — промямлила я. — Я… я там гостила у друзей.
Кажется, я совсем запуталась и зарапортовалась: мой промах только усугубился. Но господин Адамс, похоже, ничего не заметил. Он спрятал вишни обратно в сумку и принялся толковать про книги, которые хотел бы купить в Антверпене. Едва слушая его, я только кивала. К счастью, ко мне уже возвращался Жаккард. Слава богу, слава богу, что он не слышал, как я оплошала!
— Жена, кажется, хочет немного отдохнуть, — обратился он к Чарльзу Адамсу.
— Да-да, — энергично закивала я, — я очень устала.
Господин Адамс склонил голову:
— Ну, конечно-конечно… впрочем, я полагал, что вишни немного взбодрят вас.
— О да, вишни были бесподобны, — едва улыбнулась я.
Жаккард проводил меня до каюты, где было очень душно, просто нечем дышать. Но я с радостью оказалась в четырех стенах после того, как столь глупо вела себя на палубе. Сперва хотела было рассказать все Жаккарду, но потом решила не тревожить его еще больше, он и так в каждом встречном видел шпиона. Я была уверена, что Чарльз Адамс скоро забудет мою неловкую оговорку, а возможно, уже и забыл.
Я легла на койку, которую уступил мне один из офицеров, и свернулась калачиком. Жаккард вышел и не возвращался. Не дождавшись его, я уснула. Меня разбудили звуки ключа, поворачиваемого в замке. Дверь кто-то открыл. В каюте было темно, как в погребе, я ничего не видела. Но почуяла чье-то дыхание. Это был Жаккард, и от него пахло вином. Я слышала, как он возится в каюте, устраиваясь на полу. Я снова быстро уснула. Мерное раскачивание огромного судна убаюкало меня, и я погрузилась в глубокое забытье.
В стенке каюты было крохотное застекленное оконце, вполне достаточное, чтобы внутрь проникал свет. Лучи утреннего солнца коснулись моих век. Я открыла глаза и потерла их, просыпаясь.
В нескольких дюймах от меня стоял Жаккард и смотрел на меня сверху вниз.
Я широко распахнула глаза. Нет, в этом взгляде вожделения заметно не было. Напротив, глаза моего спутника были холодны как лед, так он на меня еще ни разу не смотрел.
— Что случилось? — прохрипела я.
— Ничего.
Ролин уже успел переодеться, и я была ему благодарна, что он сделал это, пока я спала, чтобы не смущать меня.
— Я приказал, чтобы нам принесли поесть в каюту, — сказал он. — Оставайтесь здесь, пока я не приду за вами. Ветер попутный, мы будем в Антверпене еще до ночи. — Он помолчал и поинтересовался: — Вы меня хорошо поняли, Джоанна Стаффорд?
— Да, разумеется, что же здесь непонятного? — ошеломленно отозвалась я.
Он вышел из каюты и хлопнул дверью.
Я сполоснула лицо водой из тазика, оделась и позавтракала. Скорее всего, холодность Жаккарда, рассудила я, объясняется просто. Миссия у нас как-никак опасная. Вчера буквально за несколько минут до отплытия он получил дурные новости, а всю прошедшую ночь почти не спал. Сегодня мы ступим на землю Нидерландов, впереди неизвестность. Наверняка все это тоже тревожит его, как и меня; правда, проявляется у нас нервное напряжение по-разному.
Мое беспокойство нарастало, у меня даже руки вспотели, но, слава богу, Жаккард скоро вернулся за мной.
— Сейчас наш сундук заберут наверх, — сообщил он.
Мы покинули каюту и куда-то пошли по узенькому проходу. В конце его, всего в нескольких футах, виднелись ступеньки, ведущие на палубу.
— С Шапуи встретимся вечером, попозже. А как только прибудем в Антверпен, первым делом перекусим. Я знаю одно местечко…
— Перекусим? — удивилась я. — А почему не сразу к Шапуи? Ведь наша миссия для него очень важна.
Голландец не отвечал.
Оказавшись на палубе, я сразу забыла про странную резкость, с которой говорил со мной Жаккард. Как все-таки чудесно снова ощущать на лице свежий ветерок и солнечные лучи. Пока я спала в каюте, наш корабль успел пересечь неширокий пролив. Теперь мы шли по узкому протоку между берегом Нидерландов и каким-то островом. Вот она, процветающая земля с большими городами: Брюсселем, Амстердамом, Антверпеном и Гентом. Видно, что здесь живет больше людей, чем на всем английском побережье. До самого горизонта тянутся крыши теснящихся друг к другу домов, повсюду башни, колокольни и шпили церквей. Наш корабль медленно и осторожно входил в устье реки Шельды. Как и Темза, она глубока и судоходна, по ней мы доберемся до нужного города. Господи, сколько же кораблей на этой реке! Тут и галеоны, такие же огромные, как наш, и множество судов поменьше.
— Давненько я уже здесь не был… такое чувство, будто весь мир устремился в Антверпен, — сказал, подходя к нам, Чарльз Адамс.
— Так оно и есть, — отозвался Жаккард. — Португальцы везут пряности, немцы — печатные книги, купцы из Милана — шелка, венецианцы — свое знаменитое стекло… А сегодня, — он отвесил поклон в сторону собеседника, — прибывает еще и английский торговец тканями. Всех деловых людей так и тянет сюда. Фландрией правит династия Габсбургов, но истинные князья Антверпена — банкиры. Даже евреи нашли здесь для себя надежное прибежище: во Фландрии не одобряют, что их преследуют в Испании.
Остаток пути вверх по Шельде Жаккард весело болтал с Чарльзом Адамсом: о книгах, о вине, о музыке. Наблюдая, как горячо спорят эти двое, я поняла, что они уже не первый час сегодня обсуждают все те же предметы. Похоже, и минувшую ночь Жаккард провел в обществе этого купеческого сынка, к которому проникся явной симпатией.
Никогда не забуду нашего прибытия в порт Антверпена. Солнце в небе стояло уже довольно низко и отражалось во всех окнах прибрежных домов и таверн. Золотистые лучи его тысячами осколков сверкали в воде. К тому времени, когда мы нашли место, где бросить якорь, на город уже опустились сумерки. В ожидании шлюпок, которые должны были отвезти нас на берег, Чарльз Адамс пустился объяснять мне происхождение названия Антверпен.
— Вы не слышали старинную легенду? Говорят, что в незапамятные времена на берегах Шельды обитал великан, который со всех проплывавших мимо его владений требовал дань, а тому, кто отказывался платить, отрубал руку и выбрасывал ее в реку. А «бросать руку» по-голландски звучит как «hand werpen». Именно поэтому город так и называется.
— Какая милая история, — иронически сказала я.
Даже в сумерках было видно, что наш спутник покраснел.
— Пожалуй, я выбрал не самую подходящую тему, чтобы развлечь юную леди, — смущенно пробормотал он. — Надеюсь, вы не сердитесь на меня? Прошу прощения, если невольно вас напугал…
— Не беспокойтесь, моя жена обожает всякие страшные истории, — каким-то странным тоном заметил Жаккард. Что, интересно, он имел в виду?
Но я не успела это как следует обдумать, потому что как раз прибыли шлюпки, и уже совсем скоро мы ступили на твердую землю. Я очень удивилась, услышав, что Жаккард пригласил Чарльза Адамса отужинать с нами, а когда тот, сославшись на усталость, попытался было отказаться, стал настаивать.