О предстоящем приёме долго не упоминали. Но за ужином Джордж высказал свои соображения:
— Я подумал над твоим предложением, что следует пригласить Джереми Полдарка. Не стану возражать, если тебя это порадует.
— Порадует? — Харриет пребывала в дурном настроении. — Клянусь своими собаками, да мне всё равно! Я уже давно об этом забыла.
Джордж тревожно прихлебывал суп из зайчатины.
— Что ж, мне это тоже безразлично. Но я подумал, тебе хочется, чтобы он пришёл.
— Это твой праздник. Поступай, как знаешь.
Суп доели, а остатки унесли. На стол поставили седло барашка, две курицы, несколько овощных блюд и соусы.
— Джереми Полдарк приехал надолго? Или он окончательно вернулся домой?
— Дней на десять. Его полк расквартирован в Брюсселе.
— Пусть развлекаются.
— Их там убивают.
— Больше не убивают, — сказал Джордж. — Он удачно выбрал время для поступления на военную службу.
Ужин продолжился.
— Вообще-то, — заявил Джордж, — нужно приготовиться к наступлению мира. Как тебе известно, я рискнул крупной суммой в 1810 и 1811 годах, ожидая окончания войны — то есть мирного соглашения; а это, безусловно, и случилось бы, не предай принц-регент политическую партию, к которой он принадлежал всю сознательную жизнь. Когда мир не наступил, я потерял около половины состояния.
Харриет посмотрела по сторонам и убедилась, что все слуги временно покинули столовую.
— И всё, чтобы заполучить меня, — уколола она. — Боже правый, для тебя я постоянный источник расходов, даже до нашего брака!
— Не волнуйся на этот счёт, — раздраженно бросил Джордж. — Я лишь хочу сказать, что имей я тогда финансовую поддержку и стабильность, чтобы удержать в руках все свои приобретения, то теперь был бы куда богаче. Даже полгода назад, сумей я разглядеть признаки неизбежного краха Наполеона, я покрыл бы бóльшую часть убытков, заново скупив текстильные мануфактуры. Или, может, даже скупая металлы... Должен признаться, такое мне редко приходило на ум. После таких убытков...
— Обжёгшись на молоке.
— Как?
— Будешь дуть и на воду, — заметила Харриет.
— Да уж, у старых кумушек найдутся поговорки на все случаи жизни.
— Я и впрямь старая кумушка, — ответила Харриет. — Благодарю за комплимент. В любом случае, если теперь ты не настолько богат, как до нашего знакомства, во-первых, это из-за глупой сделки, во-вторых, меня дорого содержать; и всё же у тебя прочное финансовое положение, я права?
— Что ж, верно.
— Так какая разница, увеличилось ли вдвое наше состояние или нет? Если наш годовой доход составляет икс гиней и столько же гиней уходит на жизнь, то разве важно, что годовой доход не икс умножить на два?
— Когда подрастают дети, затраты увеличиваются, — не сдавался Джордж.
— В частности, все эти чертовы соглашения с Джоном Тревэнионом. О, только не надо о них говорить, мне не хочется знать подробности. Да, я порадуюсь за Валентина, при условии, что наш образ жизни останется прежним и я сохраню всех своих скаковых лошадей...
Когда в комнату вошел лакей и две горничные со вторым блюдом, она тут же умолкла. После чего они перестали обсуждать эти проблемы. Разумеется, Харриет была не против обсудить дела перед слугами; ей с детства внушили, что слуг не следует замечать. Но она сразу поняла, что Джордж болезненно реагирует на подобное. Если слуга заболеет — другое дело; в отличие от Джорджа, Харриет беспокоило здоровье больного, почти в той же степени, как здоровье захворавшей лошади.
По окончании трапезы Джордж спросил:
— Стало быть, мне приглашать Джереми Полдарка?
— Если тебя это порадует.
— Меня радует, когда ты рада, Харриет. Это не повлияет на исход.
— Какой исход? — не поняла Харриет.
— О... исход замечательного вечера.
Получив приглашение, Джереми немедленно рассказал о нём матери.
— Собираешься пойти? — спросила Демельза.
— Думаю, да. Если позволишь.
— Если позволю? Ты слишком любезен.
— Что ж, я ведь приехал очень ненадолго. И уже пообещал провести один день с Клоуэнс и Стивеном. И ещё мне нужно повидаться с Голдсуорти Герни. А на это понадобится третий день — или полдня. Разумеется, я могу вернуться в тот же вечер. Если я уеду оттуда в полночь...
— Поступай, как тебе захочется, — ответила Демельза, — десять дней пролетят быстро.
— Скажи, я ведь иногда несносен?
— Как и все сыновья.
— И дочери?
— И дочери.
Они стояли на утёсе прямо перед Уил-Лежер. Джереми захотел проверить небольшую лебёдку, поднимающую руду из шахты, и, хотя ту установили ещё в прошлом году, Джереми никак не мог выкроить время, когда у матери нет дел, чтобы показать ей лебёдку вблизи. Наконец, сегодня это получилось.
Демельза глубоко вздохнула. Даже если всю жизнь живешь у моря, приходит зимняя пора, когда все проводят дни дома, почти не выходя на улицу и не пересекаясь даже с ближайшими соседями. Тогда ты забываешь — или просто не замечаешь — как приятно дышать морским воздухом. Море, лежащее вдали, переменилось и пережёвывало песок, словно кофемолка, выжидая возможность наброситься на скалы — своего извечного врага.
— Надеюсь, у неёе всё сложится хорошо, — сказала она.
— У Клоуэнс? Конечно. Думаю, что не делается, всё к лучшему.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Никто не станет утверждать, что он — идеальная партия, но во второй раз она пошла на это с открытыми глазами. Имея хоть немного разума, я на вашем месте поступил бы так же, если бы моя дочь оказалась в подобном положении. Чтобы позже она никогда не могла сказать: «Вот если бы они не стояли у меня на пути...» или «Они дали мне неправильный совет»... Что-то в этом роде.
Демельза склонила голову.
— Я лишь надеюсь, что она знает о своих недостатках.
— Недостатках?
— Видишь ли, это часто расценивается как недостаток, хотя многие, наоборот, называют это достоинством. Иногда я поражаюсь, насколько она принципиальна... И до недавнего времени она даже не представляла, что значит идти на уступки. Я лишь надеюсь, что когда схлынет первая волна страсти, она не станет настолько принципиальной в отношении Стивена, а продолжит идти на своего рода уступки, вроде тех, что перед свадьбой.
Джереми приобнял мать за плечо.
— Вы с отцом поженились по любви, правда?
— О да.
— Так когда же схлынула первая страсть и ты стала замечать его недостатки?
Демельза рассмеялась.
— Мы уже подходим к дому, Джереми, но, раз уж ты спросил, я скажу — она так и не схлынула. Ну, по крайней мере, пока.
— Примерно такой вывод я и сделал на основе своих наблюдений. Ну, а когда ты начала замечать его недостатки?
— Что ж, особых недостатков у него и нет! А те, которые есть — всего лишь часть его натуры, поэтому не могут меня расстраивать.
— И поэтому вы не ссоритесь?
— Думаю, да. Иногда любовь можно направить в такое русло, когда недостатки становятся неотъемлемой частью человека, уже не портящей общую картину.
— Если бы ты изобрела какое-нибудь снадобье вроде пилюль или настоек, направляющее любовь в это русло, то заработала бы состояние! Но скажи, мама, если вам с отцом удалось достичь столь редкого единства, то почему ты думаешь, что твой старший сын и дочка, одной крови с вами, не сумеют прийти к такому же успеху в браках?
— Хотелось бы верить, что сумеют. Надеюсь, так и будет.
— Как и я, — заметил он, — как и я. Стивен начал жизнь с низкого старта. Ниже не бывает. Может, женившись на Клоуэнс, он наверстает упущенное. — Минуту спустя он добавил: — Бен, конечно, очень разочарован.
— Я видела его издалека в понедельник, но, похоже, он попытался избежать встречи.
— Он попросил недельный отпуск. Сказал, что это на то время, пока я здесь, но он бы никогда не взял отпуск. Это на него не похоже.
— Мне жаль его, Джереми. Нам всем его очень жаль. Но таков выбор Клоуэнс. Что тут ещё поделаешь?
Джереми снова взгляд на насос и прислушался — ему показалось, что на мгновение ритм механизма замедлился. Но это оказалось ложной тревогой. Девушки промывали руду в сарае. Вода непрерывным потоком стекала из штольни к подножью скал.
— У меня есть ещё одна причина поехать к Уорлегганам, — сообщил Джереми. — Возможно, Кьюби тоже там будет.
Он сказал это с такой прямотой и лёгкостью, что сначала Демельза обманулась, решив, что всё позади.
— Ты ей писал?
— Нет.
— Валентин...
— ...Должен быть далеко от дома — семестр ещё не закончился, хотя он вполне может уехать, никого не предупредив. Возможно, он всё же появится, чтобы объявить о помолвке.
— Но если ты считаешь, что всё к этому идет, то почему хочешь снова с ней встретиться?
— Так, взбрело в голову, — ответил Джереми. Он просто не смог сказать матери, что переспал с бельгийской девушкой в Брюсселе и теперь чувствовал в себе больше сил, чтобы сопротивляться влиянию Кьюби.
— Увлёкся кем-то другим? — уточнила Демельза.
Он рассмеялся.
— Милая мама, ты не должна спрашивать меня о таких вещах! А то я начну подозревать, что ты ясновидящая.
— Может, во мне и просыпается ясновидение, когда дело касается детей. Например, я знаю, что с января того года ты стал очень тревожным и несчастным. Это из-за того, что ты рассказал мне о Кьюби и Валентине? Ведь ты узнал об этом именно тогда, так?
— О да. Да. Это и ещё кое-какие неприятности. Я слишком увлёкся и потерял чувство меры. Это все, что я могу сказать, даже тебе.
Демельза выжидала, но он ничего не добавил. Так что она повернулась к спуску по тропе в утёсах. Джереми настоял на том, чтобы помочь ей, хотя на этом пути она держалась не менее уверенно, чем он сам. Когда они спустились, он заключил её в объятия и пару секунд подержал над землей, прежде чем опустить.
— Ты останешься в армии? — спросила она.
— Боже упаси. Меня там слишком многое раздражает. Это грубая жизнь, несмотря на товарищеский дух. Порка приводит меня в ужас.