карство конкурентки.
Певун не умел следить за временем, поэтому отведённые для отдыха часы пролетали быстро или тянулись долго, смотря чем он занят; но главное было вернуться до темноты, чтобы запереть конюшню. После смерти мистера Поупа миссис Поуп дополнительно наняла четырёх мужчин — двух лакеев прислуживать за столом, мальчишку в конюшню и Сола Гривса — командовать прислугой. Прежде Гривс служил конюхом в «Голове короля» в Редрате и поэтому задирал нос. Он недолюбливал Певуна и подшучивал над ним, но нехотя признавал его одарённость по части лошадей.
День был пасмурный: туманные клубы дождя ходили кругами и орошали деревню, а тучи нависли так низко, что и не поймешь, скоро ли стемнеет. Нужно ещё успеть прогуляться до Киллуоррена, так что Певун не стал затягивать с чаепитием. Он выгнал котов и кур на улицу и запер нижнюю створку двери на задвижку. Но верхняя створка не запиралась, так что коты легко вскарабкивались, а куры могли вспорхнуть наверх, если вздумается.
Сжимая в руках охапку спаржи в заляпанной газете, он вприпрыжку двинулся из деревни, но через полмили вдруг вспомнил, что надо опустить пятки. Певун прошёл мимо церкви и двинулся короткой дорогой — через ступени в изгороди к Фернмору. У ворот он заметил, что в его сторону идут два человека. Они пока не миновали Фернмор, но уже отошли от «Герба пройдохи» на пару сотен ярдов по переулку. Женщина поддерживала мужчину под руку.
Это оказалась Эмма Хартнелл с Беном Картером. Завидев Певуна, Бен выпрямился и вытер рот рукой.
— Вечер добрый, — поприветствовал их Певун. — Бен, Эмма. Громыхает прям весь день. Опять дождь скоро нагрянет. Далече собрались?
— Да недалече, но плетёмся уж больно медленно! — с трудом выговорила запыхавшаяся Эмма, в алом плаще, но без головного убора; на её волосах сплел паутину дождь.
— Дальше я сам, — прохрипел Бен. — Возвращайся. — Он высвободил руку. — Спасибо, Эмма. Оставь меня, я сам доберусь.
Не успел он сделать пару шагов, как колени его подогнулись, и он бы упал, не успей Эмма его вовремя подхватить.
Она невесело усмехнулась.
— А по-моему, Бен пока не в состоянии справиться сам. Верно, Бен? Ничего страшного, красавчик. Я доведу тебя до дому.
— Куда направляетесь? — спросил Певун.
— Не твое дело, — ответил Бен.
— Пойду-ка и я, — продолжил Певун. — Иду вот к доктору Энису. Принёс ему кой-чего. Пойду, пожалуй.
Он прошёл мимо, а те проследовали дальше. Певун остановился и оглянулся. Эмма — крупная женщина, а Бен не верзила, но он всё время наваливался на неё, так что чуть не сбивал с ног. Певун прежде не видел Бена в таком состоянии и решил, что на шахте с ним произошёл несчастный случай. Он побежал обратно.
— Что стряслось? — спросил Певун. — Дай-ка мне, Эмма. Я помогу. Что стряслось, Бен? Упал что ли?
— Упал в моём заведении, Певун, — ответила Эмма. — Весь день там просидел, да Бен? Печальный и грустный денёк.
Оба взяли Бена под руки и побрели к церкви Сола.
— Не знала, что и делать, — пожаловалась Эмма. — Бен весь день у нас просидел. Наверное, надо было его выгнать пораньше. Но не понравилось его настроение. Дурное настроение, да, Бен? Нед в Труро. Бен явился в одиннадцать и с тех пор так и сидел. Я приготовила ему поесть, а он и не притронулся. Только ром пил. Стакан за стаканом. Один ром.
Тут до Певуна дошло, что стряслось с Беном. Он хохотнул и сразу заткнулся. Всё-таки Бен — важный человек. Капитан на шахте Уил-Лежер. И брат Кэти. Так непохоже на него. Куча народа напивается в стельку, но не Бен.
— Нед в Труро, — повторила Эмма. — Вернётся не раньше десяти. Уехал на телеге. Сказала ему, что всё равно много так не сэкономишь. Но он и лошадь забрал.
— Оставьте меня, — пробурчал Бен. — Я могу идти.
— Хотела довести его до церкви, — сказала Эмма Певуну, — он слегка шатался, но только мы вышли за порог, как он вообще перестал на ногах держаться.
— Не нужна мне помощь, — ворчал Бен, — возвращайся в пивнушку, Эмма.
— Я беспокоюсь не за пивнушку, — ответила Эмма, — а как там Сэмми и Бет. Ладно, не страшно, на этот раз как-нибудь сами справятся без меня. Гляжу я, мы уже много прошли.
У Грамблера Бен уговорил их пойти по старой тропинке позади шахты, не желая, чтобы его видели в таком состоянии. Особенно его унижало, что в помощниках оказался Певун, деревенский шут. У шахты Эмма извинилась и ушла, уверенная, что теперь Певун справится без неё. Она помчалась обратно в «Герб пройдохи».
Для обычного пьяного состояния слабость Бена казалась необычной. Очевидно, выпивка всё сильнее ударяла Бену в голову, периодически он отключался и норовил упасть. Поэтому время от времени он приваливался к стене или изгороди, чтобы собраться с мыслями и силами, пока Певун добросовестно ждал рядом.
День клонился к вечеру. Редкие кривые деревца припали к земле, словно в ожидании порки. Нависающие облака неслись, несмотря на безветрие. Все краски в пейзаже исчезли, оставив от зелени один унылый серый цвет, как будто декабрь, только с листьями.
У церкви Сола несколько зевак уставились на странную парочку, ковыляющую по тропинке. Пара человек их поприветствовали, и обоим Певун бодро ответил. Когда они дошли до лавки, Бен остановился и, шатаясь, попытался поправить шейный платок.
— Ладно, хорош, — выговорил Бен. — Я уже дома. Можешь идти, юный Певун. И спасибо.
Бен качнулся к двери, и тут колени его подогнулись.
В итоге Певун толкнул дверь лавки, внутри никого не оказалось. Он затащил туда Бена и чуть ли не на себе поволок его по крутой тёмной лестнице в спальню.
Он довёл его до кровати, но не успел уложить, как послышался грохот шагов и появилась Кэти.
— Это ещё что значит? Певун, чего ты тут делаешь? Бен, ты где был? Мама подняла ужасный шум. Где ж ты его нашёл, Певун?
И он объяснил, пока они укладывали Бена в постель. Умение объяснять никогда не было сильной стороной Певуна, а дело усугублялось тем, что Кэти требовала объяснений, и язык у него стал заплетаться; но правда всё-таки вылезла наружу. Бен целую неделю не ел, а в последние дни ещё и пил не просыхая. Джинни Картер вышла, воспользовавшись присутствием Кэти, и оставила лавку на её попечение, чтобы повидать родителей в Меллине и разузнать у них, ходил ли Бен на шахту, обедал ли у них, как и что.
Бен сердился на помощников и ворчал, что он не маленький и сам о себе позаботится, и ежели ему захотелось выпить, то их это не касается, так что шли бы они оба к чёрту.
Кэти с грохотом спустилась по лестнице, чтобы приготовить чашку крепкого чая с молоком, и поставила на огонь кастрюлю с супом из баранины. Певун дважды крепко приложился головой о стропила, прежде чем освоился, и тут заметил орган, который Бен пристроил к стене. Его восхитило это сооружение, ужасно захотелось подудеть и нажать ногами на педали; и лишь злобный и неблагодарный взгляд Бена не позволил ему это сделать.
Вернулась Кэти, и Бен, сперва поворчав, что его стошнит, глотнул чая и стал понемногу успокаиваться. За окном почти стемнело.
Кэти подобрала бумажный свёрток и развернула его.
— Мама дорогая, что это?
— Спарража, — улыбнулся Певун, который каким-то образом до сих пор не потерял свёрток.
— Твоя что ли?
— Ага. Нёс доктору Энису, но потом увидал Бена.
— Где ты её раздобыл, Певун?
— Чего раздобыл?
— Спаржу.
— Не знаю.
— Так я и поверила. Ты её нарвал.
— Ну... Выдрал в саду.
— В каком саду?
— В Плейс-хаусе.
— Просто взял без спроса? Или тебе кто-то дал?
— У доктора Эниса лихорадка. Думал его порадовать.
— Так значит, ты её взял? Спёр, получается?
На вытянутой физиономии Певуна отразились тревога и смущение.
— Тяжко найти чего-нибудь для доктора Эниса. Думал его порадовать.
— Да, но... — Кэти откинула волосы и забрала у Бена чашку. — Тебе полегчало?
— Если тебя порадует ответ, — пробормотал Бен, — то так и скажу.
— Схожу-ка за бараньим супом, — проговорила Кэти и опять загрохотала вниз по лестнице.
Лицо Певуна просияло улыбкой.
— Навроде шахта хорошо работает, а? Хорошо работает, это самое, славно работает.
Бен промолчал.
— Какой чудный орган, Бен, — не утерпел Певун. — Красивый-прекрасивый. Как он звучит?
— Как самый обычный орган, — ответил Бен.
— Ага, — только и произнёс Певун, изогнувшись под таким углом, что любому бы стало ясно — он хочет сесть на скамейку перед органом, но всё никак не получал одобрения.
— Говорят, любой трудяга на Уил-Лежер получит премию на Михайлов день. Жаль, я не работаю на Уил-Лежер.
— Лучше сиди, где сидишь, — посоветовал Бен. — Ты разбираешься в лошадях. А в меди и олове ничего не смыслишь.
— Медь и олово, медь и олово, — стал повторять Певун, поскольку ему понравилось звучание слов.
Кэти вновь очутилась на пороге с дымящейся чашкой.
— Выпей-ка, Бен. Согреешься.
— Мне кажется, пожар во мне лучше облить водой и потушить, — ответил Бен.
— Не надо так грустить! Боже мой, родной брат болтает такое!
— Медь и олово, — зарядил Певун. — Медь и олово.
— Эй, Певун, — встревоженно сказала Кэти. — Разве ты не обещал вернуться на конюшню до темноты?
Певун выглянул в окошко.
— Гляжу я, на улице темно и мрачно. Ветер тоже завывает. Не удивлюсь, если опять польёт.
— Ты обещал вернуться?
— Обещал. Но могу и забыть.
— Тогда возвращайся немедленно! Пошевеливайся! Иначе не оберёшься неприятностей! Этот Гривс...
— Эх, ну, наверное, тогда я лучше пойду. — Певун огляделся, но не стал забирать свёрток со спаржей. — Я лучше пойду, Бен.
— Пока, — попрощался Бен. — И спасибо, что подмогнул.
— Ой, — на радостях от стольких благодарностей Певун попятился и треснулся головой о дверной косяк.
Потирая голову и бормоча что-то под нос, он спустился в пустую лавку, но у дверей его настигла грохочущая башмаками Кэти.
— Певун. Хочу с тобой поговорить.