Демельза штопала дырку на чулке малыша Генри. На ней было светло-зелёное кружевное платье, свободное в талии и с рюшами на шее, Джереми очень его любил. Он посмотрел на её пальцы с иголкой и удивился — как так вышло, что его мать, при всех своих талантах, так никогда и не овладела простейшими навыками шитья.
Она бросила на Джереми взгляд и улыбнулась.
— Так ты не собираешься повидаться с Кьюби за время отпуска?
Он отвернулся, чтобы пошевелить угли в камине.
— Ты знаешь о том, что предложил отец?
— Да! По крайней мере, он намекнул.
Джереми опустился на колени и подбросил дров. Поблизости почти невозможно было найти древесину, так что они жгли старую крепь из шахты. Он смотрел, как дрова занялись и зашипели.
— Разумеется, это невозможно, — сказала Демельза.
— Что?
— То, что предложил твой отец. Нельзя просто взять женщину. Даже твой отец... — Демельза запнулась, вспомнив, что Росс на самом деле когда-то именно так и поступил. Она уколола палец. — В том смысле, что нельзя взять женщину против её воли. Ты можешь поехать и попросить. Поехать и потребовать. Но если ты не пьяный разбойник, то решать ей.
— Думаю, отец предлагал остановиться где-то на полпути.
— Возможно.
Джереми выпрямился и снова сел в кресло. Демельза облизала палец.
— В общем, я решил последовать его совету.
— Что?!
— Вполне в порядке вещей для сына следовать совету отца, в особенности в таких делах, разве нет? Думаю, что да. Но за последние дни я тщательно всё обдумал и решил, что в этом есть смысл.
— Ты хочешь сказать... — Демельза всполошилась, но не стала продолжать. — Не думаю, что тебе стоит...
— Да, я тоже так не думаю. Но есть много доводов в пользу решения остановиться на полпути... Я отвечаю на твой вопрос, мама. Ты спросила, собираюсь ли я повидаться с Кьюби во время отпуска. Ответ — скорее всего, да.
«Какой удивительный разговор с сыном, — думала Демельза. — Когда я носила его, то и не предполагала, что пройдёт время, и однажды, двадцать три года спустя, я буду сидеть перед потрескивающим огнём в серый январский день и обсуждать такие подробности его любви к девушке. Он уже мужчина. И необычный мужчина. Он сейчас как будто на несколько лет старше меня тогдашней. И теперь у него своя жизнь, это его будущее, его любовь и судьба во всех смыслах.
— Ты укололась?
— Да. Ничего страшного.
— Возьми мой платок.
— Нет, благодарю. Это совсем пустяк. Так значит...
— Кьюби сейчас дома, — сказал Джереми. — Насколько я знаю. В четверг я уеду в Бельгию. В любом случае я бы уехал в пятницу. Я возьму Колли и ещё одну лошадь, если позволишь. Я оставлю их в «Белом олене» в Лонсестоне и дам хозяину денег, чтобы их доставили обратно. И тогда, если погода будет благоприятной, а всё остальное — менее благоприятным, я прибуду в Брюссель даже раньше срока.
— А если погода будет неблагоприятной?
Джереми поднял бровь.
— А всё остальное — более благоприятным? Тогда я задержусь... Но будь уверена, я напишу тебе из Лондона. И обо всём расскажу.
Из камина посыпались искры, и Джереми снова опустился на колено, чтобы их смести. Теперь он выглядел уже прежним, подумала Демельза, всё тот же мальчик. Люди особо не меняются, меняется лишь их отношение друг к другу.
Под влиянием порыва у неё вдруг вырвалось:
— Хочешь, я приберегу для тебя чашу любви?
Джереми резко вскинул голову.
— Что? О чём ты?
— Я просто подумала, что ты по-особенному ей заинтересовался.
— Разве? Не думаю.
Он покраснел.
— Может, она принесёт тебе удачу.
— Или неудачу?
— Я так не думаю.
— Тогда поступай с ней, как знаешь! Ты же её нашла! Она твоя, а не моя.
— Да, разумеется. Мне просто подумалось, что она... такая красивая.
— Я не хотел быть грубым, — через мгновение отозвался Джереми. — Просто... думал о другом.
Они стали молча смотреть на огонь. Демельза выронила шитье.
— Хочешь, чтобы я рассказала отцу? Про Кьюби.
— Что? Да, пожалуй. Я тоже скажу ему пару слов. Просто обязан. Но знаешь что? Он ведь предложил поехать в Каэрхейс вместе со мной.
— Правда? Я не знала! Это значит...
— Что я, разумеется, от этого откажусь. С благодарностью и всё такое. Если бы я попал в трудную ситуацию, то никого так не желал бы видеть рядом, как его. Но в этой ситуации, в которую я загнал себя сам, это только моё дело. И, если позволить себе метафору, я должен либо выплыть, либо утонуть в одиночестве.
Он уехал в полдень четверга, двадцатого. Демельза провожала его взглядом, всё ещё чувствуя тепло его губ на щеке.
— Он сказал тебе, что попытается сделать?
— Нет, — отозвался Росс. — Может, оно и к лучшему. Сложно давать советы.
— А у майора Тревэниона горячий нрав?
— Да. Но он не драчун, насколько я могу судить.
— А что у них за слуги?
— В доме — три старика и несколько горничных, по словам Джереми. И несколько человек вне дома.
— Многовато на одного юношу.
— Насколько я знаю Джереми, он не будет напрашиваться на драку, если сможет её избежать. Всё зависит от девушки, разве нет? Как ты сама ему сказала, мои идеи о том, чтобы овладеть женщиной силой, совершенно вышли из моды.
— Ох, Росс, я такого не говорила! Я лишь сказала, что в конечном счете всё зависит от неё.
— Именно так я и сказал, значит, в этом мы согласны. Я просто придерживаюсь той точки зрения, что девушка сама не знает, чего хочет, и немного напора поможет ей в этом разобраться.
— Я-то знала, чего хочу, ещё до того, как ты сам разобрался.
— Что ж, это было по-другому.
— Но неужели Кьюби произвела на тебя впечатление девушки, которая не знает, чего хочет?
— Нет.
— Именно. Этого-то я и боюсь.
— Этого точно стоит опасаться. Но возможно, мы недооценили Джереми.
— Больше я такой ошибки не повторю, — сказала Демельза.
Джереми пообедал в Труро и вскоре после наступления темноты снова сел в седло. Он ехал осторожно, сначала по главной дороге, а потом по узкой и ухабистой тропе в сторону южного побережья. Ему не хотелось, чтобы планы сорвались из-за охромевшей лошади, если она наступит в невидимую канаву или яму. Но несмотря на это всё равно добрался до Каэрхейса слишком рано. Над домом висела молодая луна, и на фоне кобальтовой синевы моря он смотрелся настоящим средневековым и романтичным замком. В некоторых комнатах мерцали огоньки.
После прогулок с Кьюби Джереми знал, как добраться до замка, минуя главные ворота. Он спешился позади дома, привязал Колли и Мальву и стал ждать. Прямо перед ним лежали строительные материалы, но судя по всему, в последнее время не сделали ничего нового. Всё те же перевернутые тачки, лопаты, корыта, лестницы и груды кирпича и камня, а также оконные рамы, кучи песка и гравия. Теперь майор Тревэнион вообще никак не мог оплатить работы.
Луна зашла, посеребрив море, и несколько минут сияла за деревьями на мысу, как отказывающаяся покинуть сцену примадонна. А потом опустилась темнота без теней, и вышли на сцену прежде тусклые звёзды.
Джереми знал, где спальня Кьюби. Полчаса назад там горел свет, но потом погас, как и в комнате Клеменс, значит, семья ужинала. Когда лучше проникнуть внутрь — вопрос спорный, но Джереми знал, что в семье не принято засиживаться допоздна и обычно перед сном они не устраивают плотную трапезу. Жареная утка, канарское, яблочный пирог со сливками и сыр. Это не затянется дольше чем на час. А потом миссис Беттсворт обычно быстро уходила спать, девушки могли сыграть партию в шахматы или шашки. Джон Тревэнион немного дремал или читал новости о скачках за бокалом портвейна. Большая часть слуг, за исключением тех, кто прислуживал за ужином, уже разошлась по комнатам. Наверху, скорее всего, совсем тихо.
Он посмотрел на часы и убрал их в карман, похлопал лошадей и шагнул к дому.
За прекрасными зубчатыми стенами замка Каэрхейс скрывалась плоская крыша. Однажды он побывал там вместе с девушками, пока Джон Тревэнион не позвал их вниз из страха, что они могут повредить тонкую крышу. Джереми наклонился за самой длинной лестницей и приставил её к стене. Он с лёгкостью бы добрался до окна спальни Кьюби, но не таковы были его намерения. Лестница поднялась гораздо выше, но Джереми не мог точно различить, дошла ли она до зубцов. Он обругал себя за то, что не отважился на это, пока светила луна. Что ж, теперь уже слишком поздно, придется узнать в процессе.
Он приставил лестницу как можно ближе к стене, чтобы она поднялась выше, и закрепил её кучей кирпича у основания. А потом начал подниматься.
Лестница качалась, и ему пришло в голову, что она уже так давно здесь валяется, что перекладины могли прогнить, но всё же продолжил подъём, слегка вспотев, но не так сильно, как недавно его мать, взбираясь по другой лестнице.
Лестница не совсем доходила до нужного места, но оставалась всего пара футов, и Джереми уцепился обеими руками за край кладки. Он подпрыгнул, подтянулся на руках и перебросил ногу. И в этот момент другая нога соскользнула. Он перебрался через стену и посмотрел вниз — лестница не упала, но перекосилась. Теперь этим путём не спуститься.
Он прислушался. Лишь сова нарушала тишину, ухая в лесу мягкой зимней ночью. Джереми на цыпочках прошёл по крыше, стараясь ни на что не наткнуться, подошёл к двери на чердак и потянул за ручку. Дверь открылась. Никто не ожидал, что грабители могут вломиться в дом сверху.
Он спустился на чердак. Теперь, когда Джереми оказался в доме, самой большой опасностью были Трикси и Трафф, спаниели Тревэниона. Слуги могли спать или готовиться ко сну, но стоит собакам услышать незнакомые шаги или учуять незнакомый запах, как они и мертвеца разбудят.
В доме было темнее, так что риск на что-нибудь наткнуться возрастал. Но он правильно выбрал время и мог двигаться с черепашьей скоростью, ощупывая каждый дюйм пальцами, перед тем как сделать шаг. Главное — терпение.