обно тому, как полотно художника, на котором каждая точка – чистая или покрытая краской – имеет свое специфическое значение и работает на весь ансамбль в целом…».
Сейчас кажется невероятным, что сравнительно недавно хор критиков скептически ныл, что Тостао и Пеле могут «не ужиться» в сборной, так как в своих клубах – «Крузейро» и «Сантосе» – оба они выполняют одинаковые функции.
Они ужились!… Сейчас и сам Пеле, и спортивная пресса единодушно признают, что никогда еще в бравильской сборной у Пеле не было такого превосходного партнера, как Тостао. Впрочем, это не совсем точно. Тостао – это не просто партнер Пеле, пример, Коутиньо в «Сантосе», прозванный «тенью короля». Тостао не подлаживается под Пеле. Каждый из них играет в своей манере, но оба стиля удивительно гармонируют друг с другом!
Пеле обладает колоссальной стартовой скоростью, поэтому он позволяет себе играть медленно. Он любит, получив мяч где-то в средней зоне поля, подержать его, наблюдая за развитием событий, неторопливо продвигаясь вперед, готовый в любое мгновение пойти на стремительное обострение, рвануться и выскочить за спины зазевавшихся, успокоенных его кажущейся медлительностью защитников. (Напомним, кстати, что старожилы Лужников имели возможность наблюдать гол, забитый Пеле в результате именно такого маневра в матче против нашей сборной в 1965 году.)
А Тостао не обладает хорошим рывком, скорость его бега по современным представлениям весьма скромна, поэтому он в отличие от Пеле стремится играть… быстро! Он любит обрабатывать мяч в однодва касания, любит быстрые передачи партнерам незаметным движением ноги или головы. Он любит получать мяч на бегу, тут же освобождаться от него в одно касание, а затем, спустя еще мгновение, получать его обратно за спиной противника. Он неутомим, он все время в движении, он всегда выбегает на ворота, когда кто-то из товарищей по команде производит удар: не счесть голов, добитых им в ворота соперников. Не счесть мячей, «украденных» им у зазевавшихся защитников. В то же время он исключительно тонко разбирается в игре, мгновенно ориентируется в самых сложных ситуациях, находя тот самый «миллиметр пространства», который виден только ему! Кто-то назвал его «инженером атаки», и с этим нельзя не согласиться, глядя на удивительно осмысленный, я бы сказал, интеллектуальный футбол Тостао.
Далеко не все, кто восхищался игрой Тостао в Мексике, знали о драме, которую пережил он совсем недавно: в одном из матчей национального турнира он получил тяжелую травму глаза, которая за полгода до чемпионата мира вывела его из строя на несколько месяцев… Несколько хирургических операций в США, длительные процедуры и истовая, неугасимая вера футболиста в выздоровление позволили ему «встать в строй» буквально накануне отъезда в Гвадалахару. Встать-то он встал! Но… с полдюжиной килограммов лишнего веса! После полугодового простоя! И тут началась драма тренера: Загало мучился, не зная, можно или нет вводить Тостао в основной состав.
А что, если во время, скажем, удара головой по мячу случится новое кровоизлияние? И не будет ли старая травма оказывать психологическое воздействие на него, заставляя (быть может, даже подсознательно) избегать острых схваток за верховые мячи? Были у Загало и другие сомнения, однако, он решил рискнуть. И ввел Тостао в основной состав, заставив его, однако, принципиально изменить свою игру.
Изменить почти в такой же степени, как это было с Ривелино! Если в «сборной Салданьи» Тостао играл на острие атаки (вспомним десять голов в шести отборочных матчах), то отныне ему была уготована иная роль: весьма неблагодарная. Он должен был жертвовать собой. Он должен был играть впереди, все время перемещаясь без мяча, путая защитников, отвлекая их внимание своими непрестанными маневрами и рывками, пытаясь «вытягивать» их за собой, освобождая таким образом плацдарм для Пеле и Жаира, для атакующих во втором эшелоне Ривелино или Жерсона.
Получая мяч, Тостао должен был стремиться разыгрывать его с партнерами, выводя их короткими точными (теми самыми «миллиметровыми»!) передачами на удар. Одним словом, он должен был «таскать на плечах пианино» для остальных музыкантов. Справился ли он с этой задачей? Вопрос, пожалуй, звучит кощунственно.
Когда однажды его спросили: «Что является самым важным из того, что дал тебе футбол?», он сказал: – Футбол дал мне почти все, что я сейчас имею.
Но самое главное: он дал мне радость. Мой отец всегда был скромным чиновником, жил далеко не богато, но никогда никому ни в чем не отказывал. У него одна только страсть: футбол. Поэтому и для меня футбол стал чем-то очень важным. Когда я выхожу на поле, я борюсь не только за победу, за эти два очка, за деньги, которые я получу в случае выигрыша. Нет, я прежде всего борюсь за то, чтобы увидеть радость на лице моего отца, когда я вернусь домой.
Сквозь тернии к звездам
Одним из лучших игроков матча с румынами был Пауло Цезар. Негр… Два гола забил Пеле. Тоже негр.
Один - Жаир, мулат…
Ну и что с этого? Негр, мулат, белый, какая, собственно говоря, разница?!
В самом деле, какая разница? Ведь всем известно, что негры, мулаты и белые смешались в бразильских футбольных командах в многоцветный «коктейль», и никто не обращает на это никакого внимания. Мало кто знает, однако, что такое положение сложилось сравнительно недавно.
Полвека назад футбол в Бразилии был совсем иным. И не столько с точки зрения тактических схем или стратегических идей, сколько по самой своей сути.
Тот, прежний футбол, можно было назвать как угодно, но только не «спортом миллионов». Это было развлечение аристократов. Субботнее «хобби» элиты Рио-деЖанейро или Сан-Паулу. Вроде гольфа или скачек.
Первые футбольные команды родились в недрах аристократических клубов, где убивали свободное время сильные мира сего. Сынки банкиров и преуспевающих негоциантов, гимназисты, студенты медицинских и правовых (самых модных!) факультетов, почтительно именуемые «академиками», их возлюбленные – девочки в накрахмаленных платьицах с кружевными зонтиками – вот что такое представляли собой первые футбольные команды Рио… «Но при чем тут, собственно говоря, девочки?» – воскликнет в недоумении читатель. Девочки – при мальчиках. Они, конечно, не играли в футбол. Для них, как и для их мальчишек, женихов и возлюбленных, футбол служил приятным времяпрепровождением. По пятницам эти мальчики и девочки кружились под звуки полек и вальсов в сверкавших паркетами салонах «Пайсанду» и «Флуминенсе». По воскресеньям ожесточенно страдали на скачках, проигрывая хрустящие ассигнации своих сиятельных предков, а по субботам отправлялись на стадионы, надежно защищенные заборами и полицейскими кордонами от вторжения любопытствующей черни. Девочки подымались на скрипящие трибуны, пропахшие краской, и хихикали, поглощая фруктовое мороженое, в то время как там, внизу, на неровной, бугристой площадке резвились их мальчики: двадцать два франта с подкрученными усиками, прямыми набриолиненными проборами, рассекавшими череп от переносицы к затылку, в элегантных шелковых рубашках и трусах, полощущихся парусами чуть выше щиколоток.
Ах, золотое время!… До сих пор седые завсегдатаи бетонной «Мараканы» вспоминают, смахивая слезу, плетеные кресла стадиона «Флуминенсе», благоухавшие парижскими духами (а не этой мерзостной жареной кукурузой – «пипокой»!), расцвеченные шелками нарядов. Фотографы, снующие между креслами и скамьями в поисках красивых мордашек, которые завтра украсят светскую хронику «А газеты» или «Дневника новостей». Почтенные сеньоры в котелках, с золотыми брелоками и тонкими пенсне (не то что нынешние колесообразные очки!). Радостные мелодии оркестра щеголеватых курсантов военной школы (а не эти грязные «батареи», заполняющие своими барабанами и тамбуринами «Маракану»!).
Цитата из пожелтевшей газеты тех времен с описанием футбольного матча поможет нам почувствовать, что представлял собой тот, прежний бразильский футбол: «Самые достойные семейства нашего общества вновь собрались вчера на очередной праздник элегантности и красоты. Поводом для этого волнующего социального события явился еще один матч по «фоот-балл» – так называется аристократический английский спорт, который ныне необычайно моден среди молодежи наших самых традиционных и видных семей. После игры в одном из старинных особняков был организован коктейль и бал с танцами под скрипичный оркестр, достойно увенчавший этот торжественный праздник. Как видим, социальная жизнь нашей столицы становится все более активной и разносторонней.
Кстати, счет игры был 2:1 в пользу местной команды…»
Да, описывая присутствующее на трибунах общество с протокольной подробностью дипломатического коммюнике, газеты частенько забывали сообщить итоги самих матчей, которые, по правде говоря, мало кого интересовали.
Ну а негры? Мулаты?! «Какие там негры! Извините, но неграм места на стадионах не было. Нет, дело, конечно, не в цвете кожи! Мы, бразильцы, никогда не были расистами. Я охотно готов поверить, что среди черных имеются очень даже порядочные люди.
Да, да! Вот, например, наша служанка Лурдес. Или этот, как его? Который метет у нас во дворе? Забыл, ну да и неважно. Короче говоря, среди негров, повторяю, попадаются очень даже порядочные люди, но, согласитесь, это не повод, чтобы пускать их на трибуну – социал «Флуминенсе», куда идет моя дочь?! Я лично ничего против не имел бы, но общественное мнение?! Знаете, мы как-то привыкли уже считать, что негр – это фавела, это наркотики, бандитизм и все такое прочее. Может быть, в этом много преувеличения, но лучше оставить все, как было. И вообще… они, говорят, там, в своих бараках, живут все вповалку. И не каждый день моются…».
Конечно, негру или мулату было дозволено «болеть» за «Флуминенсе» или «Ботафого». Им были отведены для этого специальные места. Стоячие места вокруг поля и за воротами, куда шли не только «цветные», но и белые, что победнее. Туда – пожалуйста! Но на трибуну? Пусти их сегодня на трибуну, а завтра, глядишь, они окажутся в сверкающем салоне или прохладном баре, заставленном импортированными из Шотландии, Франции или Германии бутылками.