ожились воедино и привели к тому, что именно тогда и именно у нас впервые произошла социалистическая революция. Так что вот так — в эпоху империализма будет или дальнейшая, ничем не ограниченная концентрация капитала, вплоть до его тотальной транснациональной консолидации, фашизации, что мы сейчас и наблюдаем. Или социалистическая революция, возможная, в принципе, на любом этапе — лишь бы соотношение сил было соответствующим... Рахим, тебе понятно? Базовые понятия я тебе раньше разъяснил.
— Да, понятно...
— Хорошо. Что еще можно отметить? Октябрьская революция свершилась при переходе от архаичных социальных форм к тем, которые присущи буржуазной формации. Это произошло в стране, где такой переход во многом запоздал — и, соответственно, созрел потенциал для начала движения к более совершенному социальному устройству, чем капитализм. Потенциал этот реализовался в лице диктатуры пролетариата. В условиях тотального краха отжившей абсолютистской системы верх взяли самые прогрессивные силы, нацеленные на максимально радикальный эгалитаризм, вплоть до полного отрицания капиталистической формации и классового деления общества. А силы, олицетворяющие буржуазную систему, в тот момент оказались относительно слабы — в отличие от той же Германии спустя год. Пролетарская революция в России стала немедленным продолжением, дальнейшим развитием буржуазной революции, решающей общедемократические задачи, которая та решить не смогла и не захотела.
— И большевики там послужили решающим фактором? — уточнил Денис.
— В общем, да, без них не получилось бы грандиозного прорыва. Но очень важно, в каком историческом контексте это происходило. По большому счету, в условиях экстремального напряжения войны и необратимого краха самодержавия никто больше и не был способен вытащить страну. К этому вытаскиванию, к реализации проекта спасения и созидания — который сулил не сказочные богатства, а каторжное ярмо, — оказались готовы только лишь большевики-ленинцы. И вот Ленин сказал «есть такая партия» — и привел ее к власти. Причем к власти в стране, довольно сильной и самодостаточной, хоть и потрепанной бессмысленной бойней. Соответственно, удалось отбиться от врагов, восстановить силы, закрепиться. И это привело к тому, что вся Земля попала под влияние главной мировой тенденции двадцатого века, рожденной в России.
— Но накат этой волны продолжался всего лишь несколько десятилетий. Она потеряла свой потенциал и отхлынула... — сказал Гена.
— Проблема, как мне представляется, в том, что средства производства всё же были полностью адекватны капиталистической формации. Да, прилагая целенаправленные усилия, можно долго удерживать власть в интересах всего народа. В данном, советском, случае продержаться не удалось. В то же время в отдельных странах это получается до сих пор. Китай заимствует капиталистические модели для модернизации, но под свои интересы, под социалистическую, я уверен в этом, сверхзадачу. Именно на откате этой первой волны идет консолидация капитала и тотальная политическая реакция, фашизация, стремление радикально понизить цену рабочей силы, лишить массы права мыслить и проявлять субъектность. Но, несмотря на общую деградацию, подспудно зарождается новая волна в самих производительных силах, да и в том же Китае. Да, владельцы капитала хотят поставить себе на службу не только средства производства нового поколения, но и выстроить целую выморочную эксплуататорскую систему с прямым администрированием вместо рынка, с дошедшей до абсолютного предела концентрации богатств в руках немногих собственников. Я об этом говорил уже, вкратце напоминаю для Рахима. Но это не новая формация, это будет последняя, пусть и задерживающаяся на неопределенный срок, точка развития капитализма, где буржуазия, консолидированная до предела, отрицает свою первоначальную сущность и становится коллективным фараоном, с остановкой экономического развития вообще и времени тоже. Это искусственный стоп-кадр последнего мгновения развития, точнее, вырождения буржуазии. Германский фашизм был протофашизмом, а фашизм в любом случае это власть консолидированного высшего капитала. Необязательно финансовой олигархии, это может быть и рейдерский капитал, и доминантные кланы компрадорского капитала на периферии, в том числе в странах Персидского залива, монархического происхождения. Фашизм натыкается на противодействие лишь там, где есть социалистические силы. Именно поэтому социализм для фашизма враг номер один. Фашизм норовит уничтожить даже память о том великом прорыве двадцатого века, о первой волне социалистического наступления.
— Короче, всё глухо сейчас... — вздохнул Игнатенко.
— Вот что Ленин 99 лет назад написал об Октябрьской революции: «Мы это дело начали. Когда именно, в какой срок, пролетарии какой нации это дело доведут до конца, — вопрос несущественный. Существенно то, что лед сломан, что путь открыт, дорога показана»... В общем, это не конец... Борьба продолжается — даже кромешной ночью.
Все немного помолчали, обдумывая сказанное.
— Понимаете, советская эпоха дала нам важный опыт, — продолжил Иван. — СССР был небогат, но всё его достояние принадлежало всем, и все люди имели с этого реальную пользу по праву рождения. При социализме, когда все владеют экономикой, она работает на каждого не столько в плане разделения прибыли и ее освоения, пусть и коллективного, а, если можно так выразиться, физически. То есть оптимальным образом удовлетворяя насущные нужды людей и содействуя реализации потенциала каждого человека — непосредственно, всей мощью различных отраслей, предприятий, активов. Причем равных по качеству и способностям самым передовым мировым образцам, максимальным по мощи. И с каждым годом всеобщее благосостояние гарантированно росло.
— Многие против такого подхода... — заметил Денис. — Мол, надо, чтобы не было никакого всеобщего интереса, каждый сам за себя...
— Да, но в основном это «мейнстримная» идеологическая обслуга современных фашистов, так называемые либертарианцы, поливая грязью коммунизм, выступают фактически за то, чтобы одни имели максимум, а другие их обслуживали, не имея ничего. Чтобы труд рядовых стал стоить на порядок меньше, чем при социализме. И, соответственно, они принимаются тех, кто не владеет и не управляет, расчеловечивать, объявлять лодырями — хотя если так, то, спрашивается, почему их трудом пользуются и эксплуатируют, и успешно. Конкретно в России они прекрасно видят, что вся власть и собственность у тех, кто не работает, а просто хапнул себе, но... вы только вдумайтесь — объявляют их, то есть рейдеров, коммунистами, на том формальном основании, что они выходцы из КПСС. Идейных же коммунистов, не хапнувших ничего, они путем манипуляции приравнивают именно к рейдерам, чтобы возбудить ненависть прежде всего к ним, а не к рейдерам. Напрямую пока не все еще решаются объявить, что общество должно быть непременно разделено, причем не по принципу трудолюбия или креативности, а по принципу владения капиталом. Но работа в этом направлении ведется.
— Угу, — согласился Гена.
— А помните, кстати, что сказано о частной собственности — она существует благодаря тому, что её не существует для девяти десятых населения?
Все трое кивнули.
— Смысл, миссия частной собственности — служить инструментом разделения человечества не на умелых и неумелых, не на трудолюбивых и лодырей. А на тех, кому предписано обстоятельствами, в том числе везением, выполнять определенную функцию, признаваемую всеми, быть элитой, организующей и решающей всё в целом, и тех, кто обязан воплощать своей жизнью, кровью и тяжким трудом чуждые замыслы. Замыслы тех, кто определяет цели, выгодные лишь им, в том числе в конкуренции с такими же, как они сами. Необходимое условие роскоши единиц — чтобы у масс не было самого необходимого для жизни, именно для жизни, а не для удовлетворения «добавочных» потребностей, чтобы это приходилось им выгрызать в конкуренции. Несмотря на то, что производительные силы сами по себе уже позволяют обеспечить каждого всем необходимым. В классовом обществе, как я не раз говорил, на удовлетворение личных сверхпотребностей небольшой кучки лиц работают все остальные, причем высшие легко жертвуют даже жизнями низших. Эта кучка решает судьбы всех, им принадлежат все богатства, они распределяют средства в рамках системы, охватывающей всех, устанавливают свои законы для всех. С одной стороны, надо признать, что по сравнению с простым, доисторическим, режимом первобытного «коммунизма», когда все равны, словно трава, это действительно шаг вперед. В новых условиях появляется возможность создавать принципиально новое, превышающее на порядки то, что способен создать отдельный человек, пусть и мотивация предельно эгоистична. Но всему приходит конец. Сейчас уже можно обеспечить и равенство, и в то же время концентрацию ресурсов на выполнение сложнейших социальных и технических задач, причем в интересах всех сразу. Следовательно, сейчас модель деления на господ и рабов заведомо ущербна.
— А что ты понимаешь в данном случае под равенством? — уточнил Денис.
— Право каждого не быть топливом для привилегированной части общества, — уверенно произнес Смирнов. — Это реализация главного права человека: быть самодостаточной личностью, а не орудием в руках другого. Это наделение каждого правом мыслить и понимать, а не визжать или стрелять, когда это выгодно другим. Высшее предназначение человека — планировать изменение реальности исходя из своих, а не чужих, потребностей и претворять планы в жизнь, солидарно, в интересах всех. Но в классовом обществе это на деле доступно лишь немногим, а остальным достаётся участь почвы. Классовое общество, конкурентно-иерархическое, в отличие от солидарно-коллективистского, понуждает всех участвовать в гонке за место в иерархии, где можно решать за счет других и присваивать ресурсы, созданные другими. Это — больная мотивация, доставшаяся частично нам еще от животного мира. Истинному человеку, подлинно разумному, присуще иное — стремление к упорядочиванию мира общими усилиями, к преодолению инферно. И поэтому мы, коммунисты, правы. Даже не потому, что мы за реальные интересы большинства. А потому, что у нас есть цель, мечта: раз