— Ты упоминал, что его убил нынешний начальник КОКСа Андрей Беляков. А дочь Машерова в интервью говорила, что водитель грузовика, которого осудили как виновника ДТП, на самом деле сидел не с той стороны кабины, где руль. Так что всё логично...
— Да. Сейчас я расскажу, как именно это происходило...
На Тверской шла утренняя правительственная «летучка».
— Поступления по этой линии в последнее время сокращаются. Это недопустимо, — строго произнес градоначальник, пристально глядя раскосыми глазами на Мячикова.
— Да-да, Сергей Семенович... — угодливо заюлил чиновник. — Конечно. Учтем. Штрафы будут, сейчас же отдам все распоряжения, рейды по транспорту усилим.
...На «Новогиреево» вошли несколько контролеров в темно-синей форме, с видеорегистраторами. И пара полицейских. Хищно стали приглядываться к пассажирам.
В масках были все. А в перчатках — лишь пара-тройка человек.
Ну, как и всегда — делянка, с которой можно свободно, в нужном объеме, собирать урожай. В виде штрафов. Плохо только, что всех подряд не «оприходуешь».
А как сладостно ощущать свою власть над обычными гражданами! Пожалуй, ради этого можно и самим приплачивать. А тут еще и проценты идут со сборов...
Подходящую жертву увидели сразу. Это была неподвижно сидевшая женщина, уставшая, тихая. «Предпенсионного», как принято сейчас говорить, возраста.
— Здрасте, — пренебрежительной скороговоркой «поздоровался» дюжий, «кровь с молоком», контролер. — Почему вы без перчаток?
— Но я в маске... — робко попыталась оправдаться женщина.
— Маски недостаточно, — привычно с садистским торжеством произнес контролер. — Согласно распоряжению мэра, в транспорте все обязаны носить не только маски, но и перчатки. Об этом предупреждают везде, чуть ли не каждую минуту.
— У меня нет. Зимой носила. А сейчас тепло.
— Мы сами носим, как видите. Вы нарушаете распоряжение. Сейчас мы должны оформить протокол. Вам придется уплатить штраф. Прошу выйти из вагона.
Поезд уже подъезжал к «Перово».
— Какой штраф? Я всю жизнь проработала санитаркой в больнице. Даже на пенсию еще не заработала. У меня нет столько денег. Пожалуйста, пожалейте...
— Все обязаны платить, — ощерился контролер. Впрочем, под маской его гримасы не было видно. — Давайте на выход, живее.
У женщины закружилась голова, и она покачнулась.
— Не надо симулировать, гражданка, — сказала еще один контролер, более чем упитанного телосложения. — Сейчас оформим, и можете ехать дальше. Давайте, давайте на выход, не задерживайте.
«Нарушительница» упала на пол и потеряла сознание.
«Проверяющие» уже вошли в раж. Контролер-мужчина грубо схватил женщину за воротник, полицейский взялся за плечо, а толстая женщина ухватила бок куртки.
И все трое, как только дверь открылась, потащили «добычу» к выходу из вагона — ботинок слетел, но субъекты в форме на это не обратили никакого внимания. Необутая нога стала волочиться прямо по грязному полу.
Принесли ее в полицейский закуток на станции и бесцеремонно бросили у стола.
Один из стражей порядка обыскал жертву и нашел паспорт.
— Давайте оформлять, — сказал контролер, доставая бланк протокола. — Гриднева Зинаида Ивановна...
Всё время, пока заполнялся протокол, женщина лежала на полу без сознания. Ее попытались растормошить, когда потребовалась подпись. Но этого сделать не удалось.
Тогда двое контролеров и полицейский «засвидетельствовали» отказ от подписи.
— И что теперь с ней прикажете делать? — раздраженно спросил дежурный.
— Нас не интересует. Мы пойдем дальше шерстить. Аврал сегодня, всех наших поголовно вызвали, даже тех, у кого сегодня нет смены, — ответил контролер.
Дежурный подошел к лежащей Зинаиде Ивановне, подергал ее, легко похлопал по щекам. Взялся за веко, посмотрел зрачок. Вроде нормально.
Но всё равно — в обмороке. И, пожалуй, не симулирует.
Только после этого вызвал скорую помощь.
Солнце уже зашло, и участники фашистской оргии-«мистерии» в честь дня рождения Гитлера зажгли факелы.
— А теперь, после того как мы отдали дань почтения нашему фюреру, — внимание! Смир-рно!
Заинтригованные мажоры, облаченные в эсэсовскую униформу, вытянулись.
На возвышение перед плацем, чеканя шаг, взошел человек в форме рейхсфюрера СС.
Присутствующие пригляделись и узнали его. Это был начальник Комитета охраны конституционного строя Андрей Беляков.
Генерал армии встал перед трибуной, щелкнул каблуками и вскинул руку в нацистском приветствии:
— Хайль Гитлер!
И десятки глоток восторженно ответили ему, также вскинув руки:
— Хайль Гитлер!
— Господа! — начал говорить Беляков-старший. — То, что мы готовим населению, всецело соответствует историческим традициям! Царство халявы подходит к концу! Россия принадлежит нам! Мы ее колонизируем! Мы ежовыми рукавицами возьмем этих простейших и будем давить, выжимая из них кровь! Всех без исключения! Нам предстоит быть в первых рядах в грандиозном проекте — обращению всех жителей этой страны в наших рабов! Пусть вы все будете свободны от химеры, именуемой совестью! Свободны от жалости! Пусть вы будете жестки и непреклонны! Вы — сверхчеловеки! А все эти рабы, недочеловеки, вся эта биомасса — под нами! Они будут навеки безмолвны и покорны нам! Как только мы захотим, они послушно побегут под инъекции веществ, которые обратят их организмы в нашу общую собственность! Как только мы пожелаем, они выйдут на улицы, славя поставленного нами нового человечка в Кремле. Если будет нам угодно, то они, склонившись перед нашей неистовой волей, побросают всё свое имущество, свои дома и квартиры! И пойдут, отдельно от своих детей, пешком в один конец — в лагеря, где их всех пронумеруют, заклеймят, после чего кого-то направят на работы, кого-то — на усладу высшим людям, кого-то — на медицинские опыты, а кого-то — на корм остальным рабам! И не будет никакого сопротивления! Биомасса нам абсолютно покорна! Мы этого сумели добиться! Это наша общая заслуга! Мы с помощью ужаса вытравили из сознания десятков миллионов ничтожеств саму мысль о том, что можно ослушаться власть! Власть — это мы! Сила — это мы! И мы правим Россией железной рукой! По отношению к простейшим нужна абсолютная, ничем не ограниченная жестокость! Только фашизм дает реальные инструменты воплощения планов, которые мы вырабатываем с глобальными партнерами! И потому настала пора сбросить маски и открыто провозгласить наши идеи! Фашизм будет править миром! Мы построим тысячелетний рейх! Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — восторженно ответила толпа, в едином порыве вскинув руки.
— Да, отец! Как здорово, что ты теперь с нами! Наш рейхсфюрер! — сказал Влад.
...Это есть наш последний
И решительный бой
С Интернационалом
Воспрянет род людской!..
Члены ЦК Единой рабочей коммунистической партии, которые провели короткое организационное заседание сразу после объединительного съезда, пропели гимн и зааплодировали.
— Уважаемые товарищи! — сказал первый секретарь Олег Винтер. — Еще раз поздравляю вас всех и благодарю! Впереди — борьба! Впереди — победа! Да здравствует социалистическая революция! Ура!
В едином порыве коммунисты ответили «Ура!» и начали выходить из зала. В ресторане их ждал банкет.
— Как твоя мама? — спросила Олю, которую избрали секретарем по информационной работе, лидер иркутских коммунистов Вероника Лисицына.
— В реанимации, — вздохнула ее подруга. — Тяжелый инсульт. И к тому же долгое время не оказывали помощь. Протокол составляли вместо того, чтобы скорую вызвать.
— Фашисты... Это за гранью добра и зла, — сказала Вероника. — Послали запрос?
— Да, и из Госдумы, и из Мосгордумы. А что толку? — ответила Оля. — Это приказ мэра, так зверствовать. Вот они и куражатся.
— А чего она вообще в метро поехала?
— Попытаться оформить инвалидность по месту прописки. Хотя, конечно, надежды изначально было мало. Мы «однушку» в Москве купили, сдаем. И перепрописались туда же — думали, социалка в столице чуть лучше, чем в области. А оказалось вот как...
— Мишу с кем сейчас оставила?
— С соседкой по подъезду. У нее самой девочка полутора лет. Договорились помогать друг другу, если что...
— Жаль, что про эту ковидоаферу съезд высказался столь обтекаемо, — сказала гость съезда, лидер Фронта коммунистической молодежи Маргарита Марченко.
— Рит, слушай, мы и так с трудом сшили это, — ответил Галкин. — Практически чудом. Даже не верится. Тут надо не дышать... Не провоцировать раскола...
— Мы в это воскресенье ездили навещать Смирнова в Углич, — сказала Марченко. — Кстати, Федь, а ты сколько раз у него был?
Галкин замялся.
— Ну... один раз. Осенью. С Винтером. Часто не наездишься. Строгий режим...
— Ну, хоть так... Вот, он говорит, что именно ковидный террор во всех странах и есть направление главного удара консолидированной буржуазии по пролетариату. Грядет кардинальное переустройство всей экономической, политической и социальной системы. Нынешней уже кердык настал. Теперь будут напрямую приватизировать людей в интересах единого капитала, оцифровывать их и делать товаром...
— Бред!
— А мне после того, что с мамой случилось, уже не кажется, что бред, — вставила Оля. — Что-то в этом есть.
— Вот-вот — хорошо, что мы, наконец, начинаем это понимать и ощущать. Правда, на своей собственной шкуре, на своих близких, — сказала Маргарита. — Иван всё четко разложил. Он говорил, что разделение на новых большевиков и меньшевиков произойдёт именно по этому критерию — отношение к ковидобесию власти, к принуждению соблюдать абсурдные ограничения, к цифровому террору, к насильственной вакцинации, наконец. А многие при этом явят фашистское мурло, даже под красной личиной. Жаль, что у Смирнова репутация лишь пострадавшего от режима, пожертвовавшего своей