реть всю коммунистическую символику в публичных местах. Демонтировать Мавзолей и перезахоронить Ленина, ликвидировать некрополь у Кремлевской стены. Запретить гражданам появляться на публике, демонстрируя эту символику на себе. Окончательно убрать красный оттенок из празднования Победы. Запретить все коммунистические и советские культурные произведения, где не только ведется пропаганда, но и прилизанно отражен образ жизни в СССР — что может вызвать ностальгию. В общем, будет, как на Украине, и даже жестче — ибо красная идея сильнее всего укоренена в России. Уже готовятся и сверяются списки всех левых активистов, кто не только состоит в организациях, но и регулярно проявляет активность в Сети и в разговорах с другими людьми. По каждому эксперты дадут оценку неприемлемости. Кто-то сядет надолго, а кто-то, как в начале девяностых, подвергнется Устранению. Это будет, по предварительным оценкам, до полумиллиона активистов и сочувствующих.
— Отлично! Под каким идейным соусом это будет подано? — спросил Семен Заходько.
— Заблаговременно активизируется общественное движение за декоммунизацию. В публикациях, культурных произведениях, высказываниях ряда общественных деятелей начнет навязываться повестка о преступлениях коммунистов в советское время, резко усилятся разоблачения социализма. И, самое главное, режим нынешнего гаранта объявят «прокоммунистическим», «просоветским». Весь репрессивный, гулаговский негатив последних лет власти действующего аватара назовут устами проверенных лидеров общественного мнения «сталинизмом», а тех, кто будет осуществлять эти преследования, — «сталинистами». «Единую Россию» или конкретные спецслужбы никто обвинять не будет — только лишь этих неопределенных «сталинистов». И через это обвинение замажут и ныне живущих носителей красной идеи, и тех, кто принадлежит к коммунистическим организациям. Даже если так называемые «сталинисты» будут порой и этих краснозадых преследовать. Внутри коммунистических организаций даже без нашей подсказки активизируются силы, фактически солидаризирующиеся с нынешним режимом и резко выступающие против союза левых с либералами, поливающие либералов и лично Увалова грязью. Как раз затем, чтобы у последних, когда они займут властные позиции после событий — был очевидный мотив забивания красных. Как у соседей — свергали Януковича, а запретили не «Партию регионов», а КПУ, поддержавшую антимайдан, и коммунистическую идею как таковую. Кстати, «Единая Россия», нынешний наш «орденский» интерфейс безальтернативного формирования выборных органов власти, будет переучреждена для публики как новая «правящая партия», восприняв лишь верхушечную идеологическую прививку национал-либеральных проуваловских структур при полном сохранении того же самого массового членского чиновничьего состава. Это будет, например, «Достойная Россия», «Новая Россия» или что-то в этом роде.
— Видимая политическая надстройка сменится на публику при полном сохранении фундаментальных основ строя, причем новая надстройка будет соответствовать новой фазе интеграции владетелей в глобальные структуры. Аналог того же самого, что было, как многие здесь присутствующие Братья и Сестры помнят, перед началом нынешней фазы, в конце девяностых, — закивал, сверкая очками, Израйтель.
— И это обновление будет отражать в политическом поле отторжение старого и утверждение нового, что даст для новой фазы еще несколько десятилетий стабильности, причем с заведомым запасом, — сказал Чубайс.
— Да, именно в этом и заключается суть трансфера, — подтвердил Беляков.
Все воодушевленно похлопали ладонями по столу, выражая одобрение.
— Итак, подводя итоги. Мы делаем очередное переоформление публичной власти под следующую фазу интеграции российских высших людей в глобальный круг. На пост президента идет Увалов, конкретный срок пока не определяем, скорость будет зависеть от дальнейших раскладов. Трансфер в пользу будущего гаранта — не что иное как сценарий общественного отторжения гниения и закручивания гаек гарантом нынешним. В кульминации отрабатываем более или менее драматичную схему контролируемого сноса нынешней власти. Когда всё стабилизируется, еще сильнее укрепляем авторитарность власти под видом антикоррупционной санации и уничтожения остатков коммунизма. Что касается последнего, то, приписав нынешнему гаранту излишнюю терпимость ко всему советскому, пусть в реальности ее нет и в помине, получаем и реализуем повод окончательно зачистить коммунистическую идеологию и в общественном менталитете обрубить на корню стремление к так называемой социальной справедливости. Безжалостно подвергаем Устранению всех лиц, которые являются активными носителями левых идей и готовы выступать против нынешнего строя — на волне переворота, с актуализированными под этот процесс аргументами. Резко сокращаем доходы и изымаем имущество масс, не говоря уже о неподконтрольном малом и среднем бизнесе. Делаем каждого предельно зависимым от государства. Вводим постоянный автоматизированный надзор над каждым простейшим, причём с обязанностью повиновения. Сконцентрировав эти рычаги и ресурсы в своих руках, активизируем торг за определенность в вопросе глобальной интеграции в обмен на изменение нашей позиции по Китаю. И со всем этим продолжаем уверенно шагать на глобальной арене.
Ответом Белякову было особенно энергичное похлопывание.
— Смотри, сынок. Смотри и запомни на всю жизнь. Советского Союза больше нет. Его убили выродки, оборотни, убили сознательно, специально, потому что захотели стать господами над всеми нами, отобрать наше общее достояние, — сказал Виктор Смирнов, положив руку на плечо тринадцатилетнего Вани. — Горбачев с Ельциным и те, кто стоит за ними, всё же сделали то, о чем мечтал Гитлер, но не смог.
Они втроем — Виктор Сергеевич, его жена Анна Львовна и их сын — стояли на Красной площади этим тягостным зимним вечером и смотрели, как за кремлевской стеной с главного флагштока страны медленно спускается большой красный флаг.
У родителей выступили слезы на глазах. Ваня же, видно, в тот момент не осознал еще всего трагизма ситуации — хотя, в общем, всегда был целиком и полностью за Советскую власть. Даже снял пионерский галстук самым последним, когда классная руководительница напрямую дала понять маме, что надо бы уже подстраиваться под новые реалии.
Люди на Красной площади также стояли и неотрывно глядели, как растворяется родное государство в дымке истории. Слышались тихие всхлипывания женщин и крепкие ругательства мужчин по адресу власть предержащих.
Флагшток опустел.
— Точно такое же чувство, как тогда, когда умер мой папа, потом мама. Даже еще горче и страшнее, пожалуй... Прощай, Родина, — сняв шапку и склонив голову, сказал Виктор Сергеевич. У него перехватывало дыхание, по лицу неудержимо катились слезы. — Прощай... Ты пала жертвой невиданного в истории предательства власть имущих. Но тебя будут помнить всегда. Всегда... Мы пронесем память... о самом первом взлете... через века... Через тысячелетия... Поколение за поколением... Обещаешь мне, Ваня?
— Да, пап, — коротко ответил сын.
— Пассажиры, просыпаемся, просыпаемся! Скоро Минск! — проводница шла по проходу и будила заспавшихся путников.
Поезд уже проехал Борисов — последнюю остановку перед белорусской столицей.
Иван сидел за столиком, пил чай и глядел, как мимо проносятся возделанные поля, ровные автомобильные дороги, ухоженные здания в селах и городках.
Раньше Смирнов никогда в Белоруссии не был — и уже понимал, что это большое упущение. Довольно часто он ездил на Украину, отдыхал в Крыму, но последний раз он там был в 2013 году, за полгода до фашистского переворота. А больше за границей он нигде и никогда так и не побывал.
Наконец, поезд пересек кольцевую автодорогу. Показались окраинные кварталы...
Наскоро позавтракав, Иван вышел из здания вокзала на площадь. Осмотрелся и решил дойти пешком до квартиры, которую забронировал на сутки, с 12 до 12. Постоял немного и двинулся к центру города...
А тут не так, как в Москве или Киеве, думал Иван, неспешно идя по проспекту Независимости, украшенному праздничной символикой. Совсем-совсем не так. И даже сложно с ходу сказать, сформулировать явно, что тут по-другому... Пожалуй, то, что вообще нет и в помине всей этой... буржуйской суеты, нет этой... грязи, что ли... во всех смыслах. Всё выглядит ухоженным... спокойным и... рациональным. Да, пожалуй, как-то так... А кто-то сказал бы — «скучным»... Но уж точно не Смирнов.
Дошел до географического центра Минска, до «нулевого километра» на Октябрьской площади. Где-то там справа главные административные здания страны. Слева возвышался Дворец Республики. Иван постоял немного и двинулся дальше, под уклон, по направлению к Свислочи.
Сбоку показался парк — электронная карта подсказала, что «имени Янки Купалы». Надо посидеть там, немного отдохнуть, решил Смирнов. Спешить некуда, до основных праздничных мероприятий еще долго. На сей раз они пройдут вечером, а не утром, как было раньше.
Иван прошел неспешно по тенистым парковым дорожкам. Уже успел увидеть здесь по меньшей мере пару белок. Надо же, в самом центре города, подумать только...
Дошел до фонтана, сел на парапет, подставил руку под струю. Что-то знакомое, подумал он, пристально глядя на скульптуры симпатичных нагих девушек-купальщиц. Где-то он это уже видел... Долго не мог вспомнить, а потом, наконец, дошло. Это же из сериала, показанного года полтора назад по телевидению и экстренно снятого с эфира «за коммунистическую пропаганду». Показали восемь серий из шестнадцати. Нет, Иван, конечно, в интернете посмотрел все — причем как раз благодаря этому скандалу. Эффект Стрейзанд, как говорится. Да, это из той серии, где сюжет основан на разработанной в «альтернативном СССР» технологии омоложения людей. В СССР, где «номенклатурщик из Ставрополя» погиб под комбайном, ну и его приспешники кончили аналогично.