с к смертной казни. Этот приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Около минуты трое сотрудников КОКСа молчали, застыв в изумлении.
— Ну что ж... Я предупреждал, — совсем тихо, со зловещей интонацией, произнес генерал армии.
— Да, проходите... — грустно сказала Зинаида Ивановна, впуская в свою скромную квартиру соратников Миши и Оли. — Обувь здесь поставьте... Олечка сейчас выйдет. Соберетесь в большой комнате.
— Да, спасибо вам... Можно попросить чай поставить? Что поесть, мы принесли, — сказал Никита Кузнецов.
— Хорошо, ребята. Сейчас... Располагайтесь.
Вышла Оля, с заплаканными глазами.
— Привет всем, — тихо сказала она.
— Привет... привет... — послышались слова соратников. — Как ты?..
— ...Вот, что, Оля, — сказал от имени всех собравшихся Кузнецов, когда они сели за стол и стали пить чай. — У нас к тебе необычное предложение. Ты же знаешь, что произошло неделю назад? Да, тебя там не было, но ты ведь в курсе?
— Да, мне сказали. Скандал с этим Жаровым.
— Да. Ужас. А что потом было... — сказала лидер иркутской организации Вероника Лисицына. — Всех, как скот, загнали в автозаки, отобрали телефоны, стали заставлять разблокировать и удалять посты... никто из наших не согласился... некоторых избили, даже пакеты на голову надевали и душили... но потом поняли, что это не имеет смысла, так как информация быстро распространилась, в том числе за границей, — и отстали...
— Мне никогда Жаров, к слову, не нравился, скользкий тип. И Миша тоже его терпеть не мог. Говорил про него — агитирует, излагает всё абсолютно правильно, чтобы правильных людей вокруг себя собрать, а как только до реальных дел дойдет, то сливает всё, всячески сдерживает активистов, разваливает проекты, душит инициативы. Давит авторитетом, чтобы ни в коем случае не сотрудничали с другими организациями, не проводили совместных акций, а лучше всего чтобы просто сидели по своим домам. Ну, теперь понятно, почему так он себя вел, — заключила Оля.
— Да, благодаря подвигу Ивана Смирнова. Его одного держат всё еще в заключении, в Лефортово, возбудили дело по 275-й, госизмена. Он пожертвовал собой ради дела. Мы все должны за него бороться, — уверенно произнесла Вероника. — И мы, и ЕКП сейчас делаем всё, чтобы об этом узнало как можно больше. Думские коммунисты держат на контроле. Но сегодня речь пойдет не об этом, а о судьбе партии. Ты же тоже ее член?
— Да. С 18-го года. Вступила перед тем, как расписались... — всхлипнула Оля.
— Да, мы понимаем, что тебе сейчас тяжело, что у тебя будет маленький. Но мы все должны сделать так, чтобы дело, за которое боролся Миша, продолжало жить, — сказала Лисицына. — Мы очень на тебя рассчитываем.
— Чем я могу помочь? Раз это ради его дела, то, в принципе, готова... если в состоянии справиться, конечно. Ради его памяти...
— Оля, это очень хорошо, — сказал Кузнецов. — В общем, расклад такой. Жаров до разоблачения должен был стать персеком. Уже всё было решено. Сформировался, максимально высветился круг его сторонников... проще говоря, холуев. На тот момент весомый круг, который с «болотом» давал ему гарантированное большинство в ЦК. Старшее поколение с уходом Мельдина на власть в партии уже не претендует и фактически готово плыть по течению. И по сей день готово, но вот расклады неожиданно поменялись. Мы, наиболее активное ядро, те, кого успел собрать и привести в партию Миша, пусть пока и не столь сильны, но должны дать бой. Нам предоставили шанс. Сторонники Жарова разгромлены, зашуганы, они боятся, лишь бы их тоже не обвинили в работе на КОКС. Надо воспользоваться ситуацией. Нам нужен первый секретарь, который даст зеленый свет нашим инициативам, нашему плану очищения и развития партии.
— У вас что, нет такого человека? — спросила Оля.
— Не всё так просто. Конечно, есть — хотя бы вот Никита, — сказала Вероника. — Но нужно еще получить поддержку большинства, «болота». К сожалению, того же Никиту мало кто пока знает, хотя он замечательный активист... Мало времени прошло, мы пока недостаточно сильны и авторитетны. Если еще хотя бы год, и наша команда окрепла бы...
— И что конкретно вы предлагаете?
— Будет съезд. Он ведь официально не закрыт. Делегаты соберутся снова, тем же составом. Изберут ЦК. И первого секретаря. За Мишу проголосовали бы без вопросов, он обошел бы Жарова легко. Но Миши уже нет. Жарова, к счастью, тоже уже нет. В этих условиях первым может снова стать кто-нибудь из старичков, по принципу «на безрыбье и рак рыба». Миша был приемлемой фигурой и для них тоже, если бы был жив. В общем, мы посчитали — из видных деятелей, кто мог бы войти в ЦК, никого из нас не поддержат в той же мере, в какой поддержат Омельченко.
— Но его ведь нет, — сказала Оля.
— Есть. Это ты, — сказала Вероника.
— Я?
— Да. Ты ни у кого не вызываешь отторжения, ты ничем не запятнана. Тебе многие сопереживают. Тебя всерьез рассматривают как продолжение Миши. Как его ближайшую соратницу. Ты сама по себе очень боевой человек, честный и неравнодушный, а что касается профессионализма, ты знаешь несколько языков, ты журналистка. Ты вполне сможешь стать тем человеком, который объединит всех. Огромный авторитет Миши Омельченко фактически переходит и на тебя. Ты, наконец, носишь ту же фамилию.
— Но я никогда не задумывалась о лидерстве в партии. Справлюсь ли я? В моем-то положении?
— Главное — ты будешь на соответствующем посту. Мы всецело подстрахуем и возьмем на себя всё, что необходимо, — сказал Кузнецов. — Нужно только, чтобы по озвученной тобою рекомендации на организационном пленуме ЦК наши люди заняли ключевые должности в президиуме, в секретариате. И мы будем вести работу по усилению рядов уже в рамках нашей стратегии, имея соответствующие полномочия.
— Оля, так надо, — сказал свердловский лидер Георгий Стасов. — Ради дела Миши.
— Ну, хорошо... Предварительно, я готова, хотя, конечно, не обещаю большой реальной вовлеченности. Хотя со временем, кто знает, может, и втянусь.
Все заметно оживились, послышались вздохи облегчения.
— Да, Оль, такой вопрос, — сказал Кузнецов. — Как ты относишься к объединению с ЕКП? Миша был всецело за это.
— Я тоже за, — ответила Оля. — Считаю, что нужно собирать все силы в кулак. Там в основном очень порядочные коммунисты, мы должны быть вместе. В регионах и так мы фактически в одном строю, как правило.
— Отлично! Ну, давайте тогда еще детали обговорим... — сказал Никита. — А, Оля, кстати, как у тебя с достатком? С работой? Не нуждаешься?
— Денег всегда мало, особенно когда ждешь ребенка, — ответила вдова. — Но благодаря Мишеньке крайняя нищета мне уже не грозит, даже если я вообще не буду работать. Он, оказывается, в последний год застраховал свою жизнь на шесть миллионов. Словно знал, предчувствовал, от зарплаты отрывал... Недавно выплатили, сейчас квартиру в Москве покупаю, буду сдавать. И маме больше не придется надрываться, разве что необременительно будем подрабатывать. Я, например, дома за компьютером что-то могу делать. Конечно, пособие по потере кормильца, детское пособие... Ничего, и она меня в таких же условиях растила, даже худших. И я тоже буду. Нам ведь много не надо.
— Ну, и партия тоже поможет... Будем работать! — весело сказал Никита. — Объединению настоящих коммунистов — быть!
Рано утром, когда за окном было еще темно, Максим и Наташа проснулись, почти одновременно.
— Доброе утро.
— Доброе...
Не включая свет, приобнялись, поцеловались.
Надо было уже вставать. Максиму — на дежурство, а Наташу пригласил к себе в институт папа. Сказал, что довел, наконец, до ума свой аппарат и хотел бы его показать — и заодно попробовать на ней...
— Какой сегодня день? — спросила она мужа за завтраком.
— Понедельник, — машинально ответил тот.
— А если еще подумать? — улыбаясь и глядя на него, сказала Наташа.
— А... точно... Ну конечно! Год как мы познакомились.
— Надо будет отметить вечером.
— Обязательно. Как? Ресторан или у нас романтический ужин при свечах?
— Одно другому не мешает. Сначала первое, потом второе.
— Ну, хорошо, давай.
Проснулись и стали, мяукая, крутиться у ног сидящих за столом Дашкевичей два пушистых питомца — Алиса и Марсик.
Наташа подняла кота на руки — черного с белым, крупного, мохнатого.
— Вот он, Марсик... Познакомил нас...
Отслужив срочную службу во внутренних войсках, Максим демобилизовался в звании сержанта. Сразу устроился в милицию, прошел обучение и аттестацию, после чего работал, патрулируя столичные улицы. Подумывал о том, чтобы устроиться в минский ОМОН. Чтобы точно подойти под их требования, да и просто для собственного здоровья, держал себя в надлежащей физической форме — помимо обязательных по нынешней службе нормативов, тренировался по единоборствам, посещал «качалку» и бассейн.
Воскресным вечером Максим с напарником неспешно ехали в патрульной машине. Вдруг дорогу им перегородила девушка. В руке у нее какая-то коробка, явно наспех подобранная. Рядом еще человека три.
— Что тут случилось? — Максим поспешно вышел из машины и направился к девушке.
— Помогите, пожалуйста! Довезите до ветклиники! Тут недалеко. Его машина сбила.
Милиционер заглянул в коробку — там неподвижно лежал большой пушистый кот. Из него шла кровь.
Потом Максим посмотрел девушке в лицо. Широкие голубые глаза. Лицо очень симпатичное, красивое даже... Она, впрочем, тоже смотрела на него пристально, с нетерпением...
— Да, давайте, садитесь, — сказал Максим.
И напарнику:
— Поможем ведь? Надо быстро.
— Ой, спасибо вам! — сказала девушка, сев на заднее сиденье и осторожно поместив коробку с котом себе не колени. Максим закрыл за ней дверь и сел спереди.
Машина рванула и через несколько минут была на месте.
— Спасибо вам, ребята, огромное! Надеюсь, еще не поздно! — девушка, держа в обеих руках коробку, выскочила из машины и помчалась к двери ветклиники. Максим, увидев, что она прикрыта, побежал следом, чтобы помочь.