На недавно освободившееся место пришел новый «сиделец».
— Геннадий. Можно просто Гена, — представился новенький.
— Иван. Можно просто Ваня, — сказал Смирнов, пожимая руку.
Сразу видно, что человек приличный, интеллигентный. И, скорее всего, как и многих, его просто «подставили».
— Денис, — сказал Дашкевич.
— За что осудили?
— Организация финансирования терроризма. Тринадцать лет.
Иван с недоумением посмотрел на Игнатенко, но ничего не стал уточнять. Первое правило тут — захочет человек, расскажет сам. Нет — значит, нет.
— Я за убийство, грохнул бандита, убившего мою дочь, — объяснил Дашкевич. — Тоже тринадцать дали.
— А я политзаключенный, осудили за госизмену. То есть за то, что запалил агента спецслужб в одной коммунистической организации, — сказал Смирнов. — Пятнадцать лет. Сначала шестнадцать дали, апелляция год скинула. Потом надзор и в ЕСПЧ.
— В коммунистической? — недоверчиво хмыкнул Геннадий. — Ты коммунист?
— Да. Хоть и не состоял нигде, только дружил с разными организациями.
— Коммунизм же — это прошлое, — произнес Игнатенко.
— Нет, его никогда и не было, — возразил Иван. — Его только предстоит достичь.
— Ну, не знаю... Это утопия, — сказал Игнатенко. — Я сам за то, чтобы был союз — Россия, Украина, Белоруссия. Русские — триединый искусственно разделенный народ. Мои покойные родители выросли в Одессе. Двоюродного брата укропы убили второго мая в Доме Профсоюзов. Русских гнобят везде. Надо, чтобы империя возродилась, и чтобы все с ней считались. СССР 2.0, если угодно, только без чуждого России марксизма. Сталина я уважаю, передвинул наши рубежи на запад, построил сверхдержаву.
Ну и каша в голове, подумал Иван. Впрочем, достаточно стандартная. Такое распространено широко. Хорошо, что хотя бы ищущий. Однозначно приличный человек, повезло на сей раз с соседом. Тот, который вчера откинулся, совсем приземленный и малоприятный субъект был — по пьяни зарезал жену еще в двухтысячных. Причем уже вторую по счету. Первую точно так же — в девяностых. Видимо, скоро вернется.
— Кто ты по профессии? — поинтересовался Дашкевич.
— Инженер-испытатель. Окончил МАИ, в оборонке работал до ареста.
— Я тоже инженер, — сказал Иван. — По первой специальности. Системотехник. То есть по системам автоматического управления. Ну и еще — кандидат философских наук, историк, юрист, экономист.
— Ничего себе... Энциклопедист. Как удалось-то?
— Не знаю, как отнесешься к этому, но я по жизни постоянно не работал нигде, разве что статьи писал. Две квартиры в Москве сдавал, от покойных родителей остались, сам жил то тут, то там, в пригороде. Средства вкладывал в самосовершенствование. За почти двадцать лет все эти дипломы потихоньку и приобрёл. Как говорил один мой вузовский преподаватель, всё можно отнять у человека, но только не его знания.
— Не, что, нормально, — оценил Игнатенко. — Если есть возможность, то это правильный выбор. По любому лучше, чем просто прожигать жизнь. Семья есть?
— Жена была, но мы однажды поняли, что совершенно чужие друг другу. Развелись, посватался к ней инженер-коммунальщик из Питера. Туда они с дочкой и переехали. Иногда удается общаться, созваниваться. Правда, очень редко — бывшая жена всячески препятствует. Она терпеть не могла мое увлечение общественной деятельностью, была зациклена исключительно на семье, а о том, что вокруг происходит, знать не желала... Так что, можно сказать, я один живу.
— Моя после всего этого... после того, как нашу Настю подло убили... в Минск уехала, сейчас там... Подробности как-нибудь позже, — сказал Денис.
Вечером в дверь позвонили. Вакарчук пошел открывать.
Это заявился Ефим Мячиков, начальник из мэрии, его оппонент по тому злосчастному пари двухлетней давности. Пришел подводить итоги спора.
И черт же его дернул... Но он был уверен тогда, что чиновник несет пьяный бред.
Поистине, сбывается то, что раньше казалось абсурдом. Как говорила его жена, настают последние времена. До этого она не дожила...
— Привет, Гаврик! — Мячиков пожал руку Вакарчуку.
— Проходи, садись, — депутат махнул в сторону гостиной.
— Я, конечно, не с пустыми руками. Утешительный приз. Премиум-коньяк из Франции. И закусь. Поможешь расположить?
— Угу.
Они сели друг напротив друга. Сбоку беззвучно работал телевизор. В углу перед иконами горела лампада.
— Хорошо устроился. Тихий район, Мосгордума напротив...
— Да, мне нравится, — ответил Вакарчук.
— Сколько комнат?
— Пять.
— Норм! Давай — за то, чтобы у нас всё было, и нам за это ничего не было!
Они чокнулись.
— Ну, ты понял — ты проиграл, да? Показать все выкладки?
— Нет, не надо. Признаю. Гораздо больше, чем десяток тысяч.
— Угу! Скачали, как миленькие, теперь должны фоткаться и отсылать селфи на сервер. Эсто-о-онский, — засмеялся чиновник. — Раньше и ночью тоже, но поднялся шум, скорректировали функцию.
— У тебя что, два года назад была инсайдерская информация?
— Причем тут инсайдерская? Задание на разработку. И я тебе всё рассказал тогда честно. Но ты не поверил.
— Да, такому не поверишь. Поэтому подумал, что ты что-то там напутал.
— В таких делах я ничего не путаю, даже когда бухой в ...
— А перспективы... Ну, этого ЦАКа?
— Его можно будет для чего угодно присобачить. Ну, ФСИН, может, подберет для контроля запрета на совершение определенных действий, проще говоря, ограничений по времени и месту. Или если политически обусловленный режим ЧП. Да мало ли. Кого угодно так можно будет пасти.
Они помолчали.
— Ну, в общем, с тебя, судя по твоей же декларации...
Он назвал сумму.
Вакарчук вздохнул и пошел к сейфу. Открыл, достал заранее подготовленный конверт, убедился, что названная сумма совпала с подсчитанной. И отдал Мячикову.
— Благодарствую. Угощайся, не стесняйся.
За неспешным разговором прошли три часа. Оба уже захмелели.
Мячиков взял пульт и начал лениво переключать. Наконец, наткнулся на какой-то не очень популярный канал — то ли «желтушный», то ли попросту «для мужчин».
— О! Это я люблю! — сказал чиновник и добавил звук.
Там шло обсуждение казуса из соцсетей — о медсестре какой-то больницы в Ярославской области, работающей в ковидном отделении. Один из пациентов снял на телефон, что под полупрозрачным противоинфекционным облачением на ней надето только бикини. Это было видно отчетливо.
— А фигура классная. Очень симпатично. Я бы вдул, — отпустил Мячиков похабный комментарий. — Помнишь, кстати, ту стриптизершу?
— Стыд и срам! — вспылил Вакарчук. — Куда мир катится? Нужно в больнице нормальную рабочую одежду носить, а не всякое...
— Так жара же стоит. А в этом скафандре задохнешься и сопреешь. Работа адова, — сказал Мячиков.
— Всё равно! Моральные нормы! — Вакарчук назидательно покачал пальцем перед лицом собутыльника.
— Эх... Ладно, не буду спорить. У каждого свои вкусы, — сказал Мячиков. — Я лично завтра в отпуск. Летим семьей на Кипр. Проматывать твое бабло... Ладно, ладно, не злись... Это честный спор. И у тебя были реальные возможности выиграть. Вдруг отменили бы, перенесли... Но, видно, приперло... Приперло...
— Так, значит, вся эта пандемия действительно... специально?
— Я этого прямо не говорил — ты сам... Ты же бывший главный эпидемиолог — ты помнишь, чтобы когда-нибудь было именно так или хотя бы похоже?
— Разумеется, такого не было. Разве что при пике гриппа в отдельных регионах заставляли маски носить неделю-другую в общественных местах, в транспорте, пока волна эпидемии не схлынет... А вообще, все эти новые меры практически не принесут ничего, раз вирус везде, раз он не отграничен, то и карантин как таковой уже не имеет смысла. Кто-то подцепит заразу — ну, переболеет, вылечат... или нет, если организм уж очень ослаблен. В любом случае, всем, кто предрасположен, придется переболеть в той или иной форме, неважно, есть самоизоляция или нет. Тут всё дело именно в этих средствах, которые служат совершенно для другого, а вирус только предлог, аргумент, против которого не попрешь. На публике я, конечно, этого не скажу никогда, я человек системы. Если нужно, я буду с пеной у рта выступать и за самоизоляцию, и за масочный режим навсегда, и за насильственную вакцинацию низов. Значит, высшим так надо. И мы с тобой тоже не последние по сравнению с теми, кто прижат этими массовыми ограничениями. Мы в любом случае не под ними. Мы и встречаемся в своем кругу, и маски не носим, и вечеринки устраиваем, и за границу летаем на джетах без ограничений. Вот как ты сейчас. И, стало быть, все эти меры прежде всего в наших интересах.
— Золотые слова, Гаврик! Накатим за это!
— Накатим, Фима, накатим!
В загородном доме Григория Валентиновича и Надежды Кирилловны собрались молодые члены большой семьи Дашкевичей. Те, кто служил в силовых структурах, подгадали, чтобы такая возможность представилась в один и тот же день. На сей раз увольнение получилось в эту среду.
Часть обширной территории дачи отвели под полигон со снарядами для физической и боевой подготовки. Тренировки, как правило, проходили под руководством Иры, офицера сил спецопераций. Сначала общая «разминка», а потом отработка приемов борьбы, рукопашного и ножевого боя, стрельбы на поражение из различных позиций, снятию часовых. Собирали и разбирали охолощенное боевое оружие, изучали тактику выживания в зоне средней полосы, отрабатывали какой-нибудь сценарий боевой задачи, разбиваясь на группы. Из боевого оружия тоже стреляли — отдельно собираясь в тире.
И непонятно, чего больше было в этих тренировках — просто компанейского развлечения, проявления здорового образа жизни, выплеска молодой энергии. Или же подготовки к чему-то такому, чего никому не хотелось бы, но к чему должен быть готов любой, кто искренне любит свою республику, со всех сторон окруженную не слишком доброжелательными режимами.