— Не Теаген, — сказал Демарх. — Не Теаген отравил Фидия.
— Я понимаю. Ты хочешь повторить ужасную ложь, будто Фидия отравил Перикл. Об этом болтает весь город, но ложь от этого не перестаёт быть ложью. Фидий был лучшим другом Перикла, он осуществил его грандиозные замыслы, под его руками из мрамора, бронзы и золота возникало то величественное и прекрасное, что рождалось в голове Перикла в мыслях и образах. Такого ещё не было, чтобы правитель и художник объединились столь прочно для славы Эллады, мудрый правитель и великий художник, честь и красота, мощь и гармония, закон и свобода, справедливость и великолепие. И вот ничтожные враги мудрости, чести и справедливости опорочили то, что менее всего защищено в этом беспримерном союзе, — красоту, гармонию и свободу. Они опорочили и убили Фидия, чтобы свалить с ног Перикла. У Эллады не будет больше Фидия. И если победят враги, то не будет больше и Перикла. Перикл и Фидий — это новое, лучшее солнце, но слепым ведь всё равно.
— Не Теаген отравил Фидия, — повторил Демарх, размазывая по лицу слёзы.
— Ты, пожалуй, прав, — вздохнул Сократ. — Что ж валить всю вину на Теагена? Фидия отравили все вместе: Теаген, Менон, Диний, убежавший на Самос Демофонт, ты, Демарх, тот, кто послал тебя сюда, чтобы убить меня, и ещё многие другие, враги Перикла, которые рвутся к власти и хотят насладиться ею в отсутствие закона и красоты. Имя им — презренные.
Вошёл Софокл, постоял немного в дверях и ушёл. Потом вернулся и сказал:
— Я всё слышал. Ты зря ему это рассказываешь, Сократ. Ведь он и хотел убить тебя только за то, что ты всё знаешь. Не продолжай.
— То, что знаю я, знают все, кто способен размышлять и сопоставлять очевидное, — ответил Сократ. — Но Демарх знает нечто большее. Например, он знает о том, что Фидия отравил не Теаген. Он дважды мне уже сказал об этом. Правда, Демарх?
— Да, — ответил Демарх отворачиваясь. — Не Теаген отравил Фидия.
— Кто же?
Сократ и Софокл замерли в ожидании ответа.
— Не знаю, — сказал Демарх. — Но только не Теаген.
— И это всё?! — Сократ встал. — Это всё?!
— Не всё, — помолчав, ответил Демарх. — Убийцу Фидия знал Теаген. Я был послан к Теагену. — Демарх сглотнул слюну, — я был послан к нему, чтобы заставить его сознаться в том, чего он не делал. Он должен был сказать, что отравил Фидия по приказу Перикла. За деньги. Ядом, который дал ему Перикл.
Софокл хотел о чём-то спросить Демарха, но Сократ остановил его.
— Теаген сказал другое, — продолжил Демарх. — Он сказал: «Если я оговорю себя и Перикла, меня казнят. Если я оговорю только Перикла, суд выяснит правду — и меня казнят. Если я скажу, что ни я, ни Перикл не причастны к смерти Фидия, вы убьёте меня. Если я назову истинного убийцу Фидия, меня убьёт убийца Фидия. Или вы. Поэтому я ничего не скажу!» С этими словами Теаген сбил меня с ног и бросился бежать. Потом я узнал, что он был убит на дороге.
— Кем? — спросил Сократ.
— Не знаю, — ответил Демарх и повернулся к Сократу. Глаза его были полны слёз.
— Кто же послал тебя сюда? — спросил Софокл.
— Не тот ли, кто послал тебя к Теагену? — уточнил вопрос Сократ.
— Нет, — застонал Демарх. — Нет! — Страшная гримаса исказила его лицо, судорога прошла по всему телу, и он забился в припадке падучей.
Сократ позвал со двора Хромона и Толмида.
— О боги, — сказал Софокл, когда Демарх успокоился. — Какая ужасная болезнь. Это сам страх буйствовал в нём. Неужели миром правит страх?
— Умойте Демарху лицо и перевяжите рану, — приказал Хромону и Толмиду Сократ. — Не так страшна болезнь, как то, что судороги разбередили ему рану. Опять столько крови...
Под вечер Сократ стал куда-то собираться: надел сразу два хитона, гиматий, опоясался мечом, сунул за пояс кинжал, покрыл голову войлочной шляпой, в которой Софокл его никогда не видел. Да и в педилах он никогда, кажется, его не видел. И кольца толстых защитных ремней на ногах Сократа были для Софокла внове — такие ремни гоплиты надевали только перед боем.
— Ты собрался на войну? — спросил Софокл, озадаченный приготовлениями Сократа.
— На прогулку, — ответил Сократ. — В горы.
— Возьми с собой Хромона, — встревожился Софокл.
— Я возьму коня.
— Но почему же на ночь глядя? Съездил был в горы завтра, — попытался остановить Сократа Софокл.
— Ночью костры хорошо видны, — ответил Сократ. — А днём и целое стадо овец не всегда разглядишь среди камней: что овцы, что камни — один цвет. Теперь ты всё понял? — улыбнулся Сократ.
— Ты хочешь разыскать пастухов, которые напали на нас в ущелье вместе с Демархом, — предположил Софокл.
— Ты очень прозорлив, Софокл. Я хочу найти пастухов и спросить их, о чём говорил с ними Демарх, когда подбивал напасть на нас.
— Спроси об этом Демарха, когда он придёт в себя.
— А если не придёт? Если Демарх умрёт? Мы тогда не только ничего не узнаем, но и никто не засвидетельствует, что Демарх был смертельно ранен при нападении на нас, а не каким-то другим, скажем злоумышленным, образом.
— Ночью в горах опасно, Сократ.
— Днём и ночью нас всюду подстерегает смерть, — сказал Сократ нараспев и поднял кверху руку, как это делают декламаторы стихов. — И однажды это случается — она настигает нас. Но не раньше! — засмеялся он. — Только тогда, когда до нас дойдёт очередь. Я вернусь до рассвета, — пообещал Сократ. — С зарёй нам следует быть с дарами у храма Аполлона. Хайре, Софокл!
— Хайре!
Он вернулся, как и обещал, до рассвета. Софокл не спал и встретил его во дворе.
— Слава Гермесу, — сказал Софокл. — Я недаром увенчал привратную герму венком.
— Слава Гермесу. — Сократ соскочил с коня и повёл его к стойлу. — Как Демарх? — спросил он.
Демарх спит. Я подходил к его двери. Всё хорошо.
— Видишь, и у меня всё хорошо. — Сократ привязал коня, положил перед ним охапку сена. — Я нашёл пастухов. У первого же костра. Они встретили меня дружелюбно. Сказали, что Демарх просил лишь напугать нас, но не убивать. Очень удивлены, что Демарх бросился на Толмида с мечом. Он объяснил им, что в повозке едешь ты, Софокл, великий трагик Эллады, что тебе будет интересно увидеть, как Эдип напал на фиванского царя Лая, — такое представление. Обо мне же он не сказал им ни слова. Вот какая странная задача, Софокл. Пастухи, конечно, не знают, кто послал сюда Демарха. А Демарх жив? — снова спросил Сократ.
— Сейчас ты сам в этом убедишься.
Демарх был жив, хотя весь горел и тяжело дышал.
— Всё же дела плохи, — сказал Сократ, касаясь ладонью лба Демарха. — Надо снова позвать Арсиною. А сейчас положим ему на лоб мокрый платок.
XVI
Солнце было ещё за Парнасом, когда Сократ и Софокл поднялись к храму Аполлона. Остановились перед входом, у камня даров. Сократ вынул из узелка кружку и браслет, положил на выступ камня. Потом развязал другой узелок, в котором был завтрак, приготовленный ещё с вечера заботливым Хромоном: две лепёшки и два куска сыра, фиал с солёными оливками, орехи. Сели тут же, у камня, на бревно, и стали есть.
— А чем запьём? — спросил Софокл.
— Кастальской водой, — ответил Сократ. — Говорят, что она не только очищает, но и омолаживает.
— Хорошо бы, — вздохнул Софокл. — Хорошо бы стать моложе.
Сократ высыпал оливки на тряпицу, сходил к ручью, ополоснул в нём фиал и принёс воды. Подал фиал Софоклу:
— Пей, но не бойся, что помолодеешь.
— Ты сказал «нс бойся»? Но я-то как раз хотел бы помолодеть!
— Зачем? Будет больше сил, но меньше таланта, больше красоты, но меньше ума, больше желаний, но меньше возможностей исполнить их, больше жизни, но меньше славы. Разве мы не тратим первое ради достижения второго?
— Увы, тратим.
— А разве второе — талант, ум, богатство возможностей, слава — менее желанно, чем первое?
— Думаю, что более.
— Тогда спокойно пей, — сказал Сократ.
Стали подходить другие люди и класть на камень свои дары, но самый верхний выступ камня был уже занят дарами Аспазии и Перикла.
— Мы будем первыми, — сказал Сократ.
Солнце, поднявшись из-за Парнаса, осветило храм. Пробудился светозарный Феб, и сила его достигла земли вместе с лучами. Ближние рощи наполнились щебетанием птиц, поплыли запахи лавра и сосен, зашевелились в Пифийской долине голубые и розовые туманы. Из храма вышли два жреца и медленно сошли по ступеням. Каждый из них нёс перед собой большой серебряный поднос, устланный ветвями лавра. Жрецы остановились у камня даров и замерли в ожидании.
— Чьи дары на самом верху камня, должны взять их и переложить на подносы, — подсказал кто-то громким шёпотом.
Сократ и Софокл поспешили к камню и сделали так, как им было подсказано.
— Вы Сократ и Софокл? — спросил один из жрецов.
— Да, — ответил Сократ.
— Следуйте за нами.
Они поднялись в храм. Приказав Сократу и Софоклу остановиться у Омфалоса, жрецы приблизились к жертвеннику и поставили на него подносы с дарами.
— О, Феб, пророк Зевса, возвещающий волю его, прими дары вопрошающих, — заговорили они дружно, — исполни их просьбу, о Мойрагет, и открой судьбу, защитник наш, целитель и отвратитель зла. Прими!
Затем один из жрецов повернулся к Сократу и Софоклу и велел им коснуться руками Омфалоса.
— Чтобы бог узнал вас, услышал и оценил.
—Теперь объявите ваши вопросы и назовите имена вопрошающих, — потребовал другой жрец, беря с жертвенника вощёную табличку и стило.
— Говори ты, — сказал Сократу Софокл.
— Ладно, — согласился Сократ и громко объявил: — Аспазия, подносящая в дар храму золотую кружку, спрашивает, победят ли Афины в предстоящей войне с Пелопоннесом. Перикл, подносящий в дар храму золотой браслет с драгоценными камнями, спрашивает, доживёт ли он до победы Афин над Пелопоннесом. Дары вопрошающих доставлены Сократом и Софоклом.