ое, нелегко в связи с недавними потерями в вашем отделении.
– Это правда, – хмуро подтвердил хирург. – Но ничего не поделаешь, приходится справляться. Всего хорошего, сэр.
Пожилой джентльмен вышел в коридор, где его поджидала племянница.
– Ну как? Что он сказал? – спросила она нетерпеливо.
– Что я буду жить долго и счастливо. И умру в один день.
– И больше ничего?
– Разве этого недостаточно, дорогая? – поддел ее сэр Уильям.
– О, конечно, это самое главное!
– А как твои успехи?
– Да у меня, собственно, никаких…
Внезапно в другом конце коридора послышался шум: топот ног, стоны, короткие выкрики. Дядя с племянницей, не сговариваясь, быстро направились туда.
Два дюжих санитара ввезли на тележке человека, прикрытого простыней, на которой проступали кровавые пятна. Сестра Барлоу придерживала дверь.
– Прохожий с улицы, – пояснила она. – Попал под конку. Им займется доктор Кэмпбелл.
При этом медсестра смотрела на кого-то позади сэра Уильяма и Патрисии. Те оглянулись: за ними возвышался Патрик Хилл. Врач молча кивнул, развернулся и ушел. Сестра Барлоу вернулась на свой пост.
Санитары двигались быстро и решительно, не глядя по сторонам. Один из них нечаянно толкнул уборщицу, которая проходила мимо с ведром и шваброй. И в этот момент с тележки сорвался какой-то темный предмет и гулко шлепнулся прямо в пустое ведро. Женщина взвизгнула и прижалась к стене, закрыв лицо руками. Швабра с треском упала рядом, ведро грохнуло об пол и покатилось, а то, что в него попало, вывалилось наружу. Патрисия на секунду зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, то удивилась: похоже было, что никто из больничного персонала не обратил на это происшествие никакого внимания. Набравшись смелости, девушка пригляделась к тому, что выпало из ведра, а потом направилась к уборщице. Та по-прежнему стояла у стены, прижав ладони к лицу.
– Ничего страшного нет, – мягко сказала Патрисия. – Это всего лишь ботинок.
Санитарка опустила руки. Ее расширенные от испуга глаза казались огромными на бледном, изможденном лице. Ее платок сейчас сместился к затылку, и стали видны волосы – совершенно седые, хотя старухой женщину назвать было нельзя. «Наверно, у нее было какое-то горе», – с сочувствием подумала Патрисия. Особенно острую жалость вызывал халат уборщицы: в него, наверное, можно было завернуть двух таких, как она.
Санитарка поправила платок и опасливо покосилась на ботинок.
– Слава богу! – выдохнула она и отчаянно смутилась: – А я-то уж подумала… Ведь сказали, что вытащили из-под конки.
– Вам плохо?
– Нет-нет, большое спасибо, мисс, я просто испугалась! – санитарка нервно хихикнула: – Хорошо, что воды в ведре не было, а то сейчас пришлось бы еще и убирать.
Она подобрала свое имущество и поспешила прочь.
Когда Патрисия вернулась к дяде, то обнаружила рядом с ним инспектора Найта и Джека Финнегана. Газетчик тут же расплылся в улыбке, а инспектор смерил девушку подозрительным взглядом.
– Вот и ты, дорогая! – непринужденно произнес сэр Уильям. – Я освободился, мы можем идти.
– Уфф! Сомневаюсь, что инспектор мне поверил, – сказал он уже на улице. – Какого я стыда натерпелся… С этой минуты – больше никаких разведывательных действий! Кажется, я уже говорил тебе, что любопытство – это порок?
Инспектор Найт постучал и приоткрыл дверь.
– Минуту! – откликнулся Патрик Хилл, сидя к нему спиной. – Я уже заканчиваю.
Он ловко наложил повязку пациенту на голень и сказал:
– Через неделю придете, сестра снимет швы. Попросите зайти следующего. До свидания.
Хирург отошел к умывальнику, а пациент, рослый мужчина-мастеровой, опустил штанину, поблагодарил и вышел, осторожно наступая на раненую ногу.
Найт с Финнеганом вошли в кабинет. Хилл обернулся и сразу нахмурился:
– У вас остались ко мне еще какие-то вопросы, инспектор?
– Безусловно, – спокойно подтвердил тот. – И довольно много.
Найт бросил взгляд на стол, где стояла начатая чашка кофе, и поинтересовался:
– Вам уже известна причина смерти сестры Батлер?
– Та же, что и у Паттерсона. Я так и предполагал.
– Вы не ошиблись. Не опасаетесь пить черный кофе, после того что с ними случилось?
– Не собираюсь менять своих привычек, – огрызнулся Хилл. – Но раз уж вы спрашиваете: я сам, лично сварил себе кофе и принес сюда.
– Значит, все-таки опасаетесь?
– Инстинкт самосохранения – это естественно.
– Поэтому и не допили до конца?
– Нет, не поэтому. Я люблю обжигающий, а этот остыл, пока я принимал пациента.
– Случайно, не того, который подавился оливковой косточкой?
– Его. Какая разница, которого? – рассердился хирург. – Что за глупые вопросы? Вас интересуют мои вкусовые пристрастия? Или болезни моих пациентов?
– Ни то, ни другое.
Найт подался вперед и быстро проговорил:
– Насколько легко утаить флакон-другой с нитратом стрихнина?
Хилл изумленно вытаращил глаза. Затем открыл рот, собираясь что-то сказать, но вдруг резко дернулся, лицо страдальчески исказилось. В следующую секунду врач рухнул со стула на пол и забился в судорогах.
– Быстро за помощью! – крикнул Найт газетчику, а сам бросился к Хиллу.
Финнеган вылетел из кабинета.
Патрик Хилл уже не шевелился и, казалось, не дышал, его тело выгнулось дугой и застыло. Инспектор потряс его за плечо – на ощупь оно было словно деревянным. Найт в тревоге оглянулся на дверь: из коридора уже доносился приближающийся топот ног.
Внезапно хирург приоткрыл глаза, сделал несколько сиплых вдохов и выдохов и, с трудом шевеля языком, проговорил:
– Я… знаю…
Он снова начал задыхаться, забормотал нечто нечленораздельное. Найту удалось разобрать только: «Ба… ба… ба…»
Хилл потерял сознание. В ту же минуту в кабинет с криком: «Немедленно промывание!» ворвался Энтони Кэмпбелл и за ним – две медсестры. Инспектор помог им перенести отяжелевшее тело на кушетку и вышел. Проходя мимо стола, он прихватил недопитую чашку кофе.
18 июня 1887 года, суббота
Что хотел сказать доктор Хилл?
Наутро инспектор Найт еще издалека увидел во дворе больницы Джека Финнегана, который расхаживал взад-вперед у входа в корпус хирургического отделения.
– Неужели еще одна смерть? – подбежав, возбужденно заговорил газетчик. – Всего за пять дней! Наверное, снова стрихнин. Ну, это-то точно не самоубийство! Немыслимо – преступник действует среди бела дня! Он чувствует себя неуловимым?
Остановить словесный поток было невозможно, поэтому инспектор терпеливо слушал, изредка вставляя короткие реплики.
– Или же он боится? Страх быть уличенным в краже настолько велик, что преступник утратил чувство опасности. Вор превратился в убийцу! Ведь причина всему – тайная торговля стрихнином, вы сами это предположили, верно? Сколько же нужно было наворовать, чтобы из-за этого прикончить трех человек?!
– Очевидно, немало.
– Во всех трех случаях преступник один и тот же, иначе и быть не может! Вы со мной согласны?
– С большой вероятностью – да.
– Безжалостный убийца превратил больницу Святого Варфоломея в свои охотничьи угодья! – вдохновенно произнес Финнеган. – Кстати, неплохой получился бы заголовок!
– О заголовке забудьте, – строго предупредил инспектор.
– Да, да, разумеется, это я так, по привычке! Гм, а я-то, грешным делом, уже начал было думать, что вор и убийца – доктор Хилл! Но после вчерашнего…
Газетчик удрученно покачал головой и замолчал. Тогда Найт сказал:
– Нужно выяснить, действительно ли доктор Хилл был отравлен.
Они направились к флигелю, где располагалась химическая лаборатория.
«Придворный химик» подтвердил, что доктор Хилл был отравлен стрихнином, содержащимся в черном кофе.
– Что же это творится, а, Найт? – встревоженно спросил Томас Гаррет.
– Я разберусь, – скрипнул зубами инспектор.
– В чашке была огромная доза. Хорошо еще, что Хилл, видимо, сделал лишь несколько глотков. И помощь подоспела как раз вовремя.
– Что? – резко спросил Найт. – Так доктор Хилл жив?
– К счастью, да. А вы не знали?
– Кажется, наконец-то удача, – говорил инспектор Найт, быстро шагая через двор к отделению хирургии. – Хилл выжил, и теперь он сможет дать ключ к разгадке.
– «Ба… Ба…», – припомнил репортер. – А больше он ничего вам не сказал?
Обернувшись к Найту, он резко рванул входную дверь. За ней обнаружилась уборщица – от неожиданности она отпрянула и замерла с тряпкой в руке. Финнеган, задумавшись и не глядя вперед, уже занес ногу через порог. Инспектор придержал его и жестом предложил санитарке пройти. Та, смутившись, помотала головой и – тоже жестами – объяснила, что протирает дверную ручку. Женщина посторонилась, и Финнеган, так и не заметив ее, вслед за Найтом вошел в приемный покой.
Сестра Барлоу, увидев обоих, заулыбалась. Газетчик в ответ помахал ей рукой и вдруг, округлив глаза, воскликнул:
– Думаете, Хилл хотел назвать имя убийцы?! Оно начинается на «Ба»?!
– Тише! – сердито одернул его инспектор. – Да, думаю. Надеюсь, сейчас он назовет его полностью.
– И дело будет раскрыто! – торжествующе воскликнул Финнеган. – Идемте же скорее к нему!
Однако они наткнулись на неожиданное препятствие. Стоило инспектору изложить свою просьбу, как приветливая улыбка на лице сестры Барлоу сменилась озабоченным выражением:
– О, сейчас это невозможно! Доктора положили в его собственном кабинете – ему нужен особый уход. И доктор Кэмпбелл строго-настрого запретил кого-либо к нему пускать.
– Но это необходимо…
– Сожалею, джентльмены, – сочувственно поджала губы сестра. – Мы вам очень, очень признательны! Благодаря вам доктора Хилла удалось спасти! Однако навещать его можно только с разрешения главного хирурга.
При появлении посетителей Энтони Кэмпбелл медленно поднялся из-за стола; можно было почти физически ощутить исходящие от него волны враждебности. Он загрохотал: