За обедом дядя и племянница больше не поднимали полицейскую тему. Таким образом Патрисии удалось умолчать о постскриптуме: «Если вы найдете возможность приехать завтра в больницу, я расскажу Вам все подробности».
19 июня 1887 года, воскресенье
Расследование доктора Кэмпбелла
Суперинтендант Хартли провел немалой своей пятерней по жестким седеющим волосам и, отложив в сторону листки отчета, заметил:
– Как я вижу, Найт, вы не слишком продвинулись. – Он едко добавил: – В отличие от преступника. За пять дней – два убийства и одно покушение на убийство… Согласитесь, это многовато.
Инспектор скрипнул зубами, но промолчал.
– Я понимаю, вам нелегко, – продолжил Хартли более миролюбивым тоном, – и догадываюсь, что вы хотите просить помощника.
– Полагаю, если бы в больнице находился полицейский наблюдатель, это помогло бы предотвратить новые преступления, – согласился Найт.
– Вы их ожидаете?
– Опасаюсь.
– А вы не думаете, что присутствие полицейского насторожит преступника? Он затаится, а мы не можем бесконечно держать в больнице своего человека!
– Возможно, преступник ничего не заподозрит, если наш наблюдатель будет изображать, допустим, мойщика окон и оденется в штатское.
– Так у вас уже есть помощник, одетый в штатское! Кстати, как себя ведет репортер?
– По-разному, – помедлив, ответил инспектор. – Сегодня он как раз наблюдает.
– Вот-вот, – подхватил суперинтендант, – пускай поработает, побудет в нашей шкуре! В следующий раз, может быть, призадумается, прежде чем обливать полицию грязью. Что касается полицейского наблюдателя – к сожалению, я вам никого выделить не могу. Сами понимаете, какая сейчас обстановка: завтра начинаются праздничные мероприятия по всему городу. Наш департамент также почти целиком привлекли к поддержанию порядка. Так что вы уж напрягитесь, Найт. И следите, чтобы этот репортер не черкнул чего-нибудь в свою газету – нам сейчас не нужны лишние треволнения. Население и так уже было чуть ли не в панике, когда пресса набросилась на эту историю с попыткой взрыва аббатства. – Хартли досадливо крякнул. – Надо же, эти писаки мгновенно придумали название – «Юбилейный заговор». Быстро работают, ничего не скажешь…
Патрисия горячо надеялась, что сэр Уильям поверил, будто ей срочно понадобилось купить акварельную бумагу. Ей было очень совестно обманывать дядюшку, однако любопытство победило. А если, успокаивала себя девушка, он прямо спросит, где она была, то она во всем признается и попросит прощения.
В приемном покое Патрисия честно сказала (дважды обмануть за одно утро – это чересчур), что пришла поговорить с джентльменом из газеты. Сестра Барлоу одарила ее лукавой понимающей улыбкой и позволила пройти.
Патрисия огляделась в поисках Джека Финнегана, но ни его, ни инспектора нигде не было видно. Девушка посторонилась, пропуская медсестру с тележкой, на которой бренчали тарелки и кастрюли с едой, и невольно проследила за ней взглядом. В конце коридора она заметила удалявшуюся худенькую фигурку санитарки. Через секунду та скрылась в палате.
– Мисс Кроуфорд! – раздался позади девушки знакомый голос.
– Мистер Финнеган! – сказала она, обернувшись.
Репортер был крайне взволнован и запыхался.
– Я погиб! – воскликнул он отчаянным шепотом. – Мне нет спасения!
– Что случилось? – встревожилась девушка.
– Барбара Купер, санитарка! Инспектор велел мне ее сторожить, а ее упустил!
– Но…
– Я честно с семи утра находился возле двери ее палаты. Входить внутрь, сами понимаете, мне несподручно: там одни женщины. Да и необходимости не было: эта Барбара Купер лежит недвижимая с сотрясением мозга. А сейчас больные пошли в столовую на ланч – те, кто может ходить, естественно…
– Мистер Финнеган…
– Ну, я и решил заглянуть, посмотреть, как она там. И представьте, вхожу – и что же я вижу?! Окно настежь, палата пуста!
– Мистер…
– Я – пулей во двор, обегал всю территорию больницы, все окрестные улицы, но куда там! Сбежала! Подозреваемая сбежала! – газетчик схватился за голову и простонал: – Что теперь со мной будет?!
– А ее простыни были привязаны к кровати? – спросила Патрисия.
– Какие простыни? – недоуменно переспросил Финнеган.
– Обычно, когда совершают побег через окно, связывают между собой несколько простыней, – объяснила девушка, стараясь не рассмеяться, – и по ним спускаются. Я о таком читала.
– Зачем простыни? Здесь первый этаж! – удивился репортер и тут же обиделся: – Вы, кажется, надо мной шутите, мисс Кроуфорд? Это жестоко, ведь инспектор теперь камня на камне от меня не оставит!
– Я пытаюсь вам сказать, мистер Финнеган, – улыбнулась девушка: – я только что видела вашу подопечную. Она вошла в палату.
– Правда? – возликовал газетчик. – Пожалуйста, пойдемте со мной, я должен удостовериться!
Инспектор Найт вошел в приемный покой, поздоровался с неизменно находящейся на посту сестрой Барлоу и зашагал по коридору. «Тайная торговля стрихнином – это пока единственная правдоподобная гипотеза, которая объединяет все три отравления, – размышлял он, направляясь к палате, возле которой должен был дежурить репортер. – Целью преступника может быть не только нажива – доктор Хилл говорил, что раствор нитрата стрихнина прописывают пациентам в послеоперационный период. Значит, этот препарат может требоваться и для восстановления после пересадки органов. Логично? Логично… Далее… Тайная торговля или тайные эксперименты – едва ли этим занимается всего один человек. Паттерсон, сам того не подозревая, оказался близок к тому, чтобы раскрыть некий преступный сговор? Смелая версия… Однако если она верна, то во главе должен стоять некто, обладающий соответствующими знаниями и еще – властью…»
Не дойдя до нужной палаты, инспектор остановился. Посмотрел на табличку на двери: «Энтони Кэмпбелл. Главный хирург».
«Ну, конечно…»
Найт постучал и заглянул в кабинет. Кэмпбелл поднял на него усталый взгляд:
– Я знал, что вы снова ко мне придете.
Джек Финнеган и Патрисия вбежали в палату: Барбара Купер неловко ворочалась на постели, пытаясь принять положение полулежа. Девушка подошла к ней и помогла устроиться поудобнее.
– Зачем же вы вставали? – мягко упрекнула она. – Вы еще слишком слабы.
– Я не вставала, – быстро сказала санитарка.
– Но я видела вас в коридоре.
Женщина покраснела и жалобно залепетала:
– О, пожалуйста, только никому не говорите, а то меня будут ругать! Мне пока не разрешают вставать. Но мне так захотелось пить! А попросить было некого: сестры были заняты, а в этой палате все ходячие, вот и ушли на ланч в столовую.
– Хотите, я принесу вам ланч? – предложила Патрисия.
– Нет-нет, не надо! Есть совсем еще не хочется, да и тошнит. Ой, простите!
– Это я должен просить у вас прощения, мисс Купер, – мужественно вмешался Финнеган. – Я виноват в том, что с вами случилось.
– Что вы, нет! Просто в последнее время здесь так тревожно… Я ужасно нервничала, вот и не поняла, что вы шутите.
– Если вам что-нибудь нужно… – засуетился газетчик. – Хотите, я окно закрою? Вам не дует?
– Нет, спасибо, сэр, пусть еще немного проветрится.
– Окно вам тоже самой пришлось открывать? – спросила Патрисия.
Санитарка смутилась окончательно и пробормотала:
– Да, но ничего страшного… Спасибо, мне правда ничего не нужно. За мной очень хорошо ухаживают.
Финнеган и Патрисия переглянулись, как бы говоря друг другу: «Да, это заметно!»
– Вы не знаете, как там доктор Хилл? – робко спросила женщина. – Кажется, его тоже отравили? Вот ужас!
– Он идет на поправку, – неуверенно ответил репортер.
– Слава богу!
– А откуда вам известно, что его отравили?
– В палате говорили об этом, – смущенно призналась Барбара Купер. – Больные, как правило, сразу все узнают.
– К счастью, он успел проглотить лишь небольшое количество яда, – сообщил Финнеган. – И благодарить за это нужно мисс Кроуфорд.
– Меня?! – поразилась девушка.
– Да. Ведь вы пришли к доктору Хиллу, когда он еще только начал пить кофе, и прервали его. Помните?
– Да, действительно, сейчас припоминаю: когда мы с дядей вошли, чашка на столе была почти полной…
– Мисс Кроуфорд обладает редкой наблюдательностью! – репортер обращался к санитарке, но явно желал польстить Патрисии. – А уж если она что-то заметила – никогда не забудет!
– Мистер Финнеган! – попыталась одернуть его девушка.
Однако тот не умолкал:
– Я не удивлюсь, если она первой раскроет тайну этих кошмарных происшествий! Ну, а я всегда рад ей помочь – конечно, в меру своих жалких способностей…
– Мистер…
– Полиция сейчас явно в тупике, а вот независимое расследование…
– Я желаю вам удачи! – утомленно проговорила санитарка. – Хоть бы все это поскорее кончилось…
– Вы, наверно, хотите отдохнуть, – спохватилась Патрисия. – Идемте, мистер Финнеган.
– Да-да, конечно! Мисс Купер, еще раз прошу меня простить. Я повел себя глупо – и вот к чему это привело! Я сделаю все что угодно, лишь бы вы поскорее выздоровели!
Женщина не ответила – только сонно улыбнулась, откинулась на подушку, глаза ее закрылись. Патрисия сделала знак репортеру, и они вдвоем потихоньку покинули палату.
– Что ж, тогда я буду говорить прямо, – строго сказал инспектор Найт, присаживаясь напротив главного хирурга. – Следствием установлено, что в вашем отделении происходит утечка нитрата стрихнина. Вам об этом известно, сэр?
– Да. Мне есть что сказать, – ответил тот. – И показать.
Кэмпбелл достал из ящика стола тетрадь и протянул ее Найту. Инспектор раскрыл тетрадь: страницы были разделены на несколько столбцов, где были указаны количество флаконов, даты и фамилии врачей и пациентов.
– В тот день, когда умерла сестра Батлер, ко мне пришел доктор Хилл, – начал рассказывать Кэмпбелл. – Он сообщил, что Паттерсон накануне своей смерти был обеспокоен пропажей у него нитрата стрихнина. В моем отделении применение сильнодействующих препаратов строго контролируется: они выдаются под расписку, каждые полгода врачи отчитываются мне об их применении, а я изучаю истории болезней, проверяю назначения и подсчитываю наши запасы. По словам Хилла, у Паттерсона пропали два флакона с раствором нитрата стрихнина. Я знал, что Паттерсон ведет учет очень скрупулезно, а значит, его вины в пропаже нет. Поэтому я решил провести внеочередную ревизию – или, говоря вашим языком, расследование. Предыдущая про