– Значит, я приду в три.
– Я ему обязательно передам, не беспокойтесь.
– Почему вы так подробно расспрашивали ее о ключах? – полюбопытствовал Финнеган, когда они с инспектором Найтом шли к остановке омнибуса. – Думаете, с этим новым приступом у Хилла что-то не так?
– Не знаю, я не врач, – пожал плечами инспектор. – Я лишь заметил, что Кэмпбелл сильно встревожился, когда увидел Хилла без сознания.
На остановке они расстались: Найт объявил, что сегодня больше никаких следственных действий не предвидится, и поехал в Скотланд-Ярд.
По дороге инспектор вдруг вспомнил, что уже три дня не навещал матушку с ее больной ногой. Он постарался успокоить свою совесть тем доводом, что оставленный им на Беркли-сквер камердинер присылал ему утром и вечером донесения о самочувствии графини и эти донесения с каждым разом становились все более оптимистичными. Однако Найт понимал, что такие оправдания не выдерживают критики – и особенно в глазах его матушки. Можно, конечно, заглянуть к ней попозже вечером, но она, несомненно, будет занята важнейшим делом – подготовкой своего туалета к завтрашнему приему. В этом случае его присутствие будет излишним…
Мысли инспектора естественным образом перетекли на Гросвенор-стрит – эта улица находилась в нескольких минутах ходьбы от дома графа Рэндалла. Сэр Уильям, заверил себя Найт, несомненно, сумеет образумить свою неугомонную племянницу и уберечь ее от посещений больницы Святого Варфоломея. Вернее, усмехнулся он, наоборот: уберечь больницу Святого Варфоломея от ее посещений.
Только вернувшись домой, Патрисия вспомнила, что не купила акварельную бумагу. «Придется признаваться сразу», – вздохнула девушка и постучала в дверь дядиного кабинета. Войдя, она тут же поняла, что признание и не понадобится. Сэр Уильям оторвался от книги, окинул ее проницательным взглядом и постановил:
– Ты была в больнице!
– Да, – подтвердила Патрисия, виновато пряча глаза.
– Что ж, по крайней мере, не отрицаешь. Но ты меня очень огорчаешь, Пат. Мало того, что ты меня ослушалась, ты еще поехала туда одна!
– Но ведь ты бы со мной не поехал!
– Хм, в логике тебе не откажешь, – вздохнул пожилой джентльмен. – Боюсь, я уделял недостаточно внимания твоему воспитанию, наивно надеясь, что в Челтенхемской школе25 с этим справятся без меня. Безусловно, тебе дали там хорошее образование. К сожалению, теперь я вижу, что этого недостаточно. Юным девушкам, оказывается, постоянно нужен строгий контроль. До тех пор, пока наконец не посчастливится выдать их замуж, и желательно – на другой конец Англии.
– Я не хочу замуж! – взмолилась Патрисия. – Я хочу жить с тобой!
– Похоже, старому холостяку вроде меня недоступны некоторые тонкости, в которых разбираются только женщины. Может быть, подыскать тебе компаньонку? – Сэру Уильяму понравилась эта неожиданная идея, и он принялся с удовольствием ее развивать: – Достойную, опытную женщину в летах, которая бы тебя наставляла, выводила в свет, учила бы разным премудростям – как вести домашнее хозяйство, в каком порядке рассаживать гостей за столом, как и с кем заводить новые знакомства, как правильно обращаться к титулованным особам и прочее…
Девушка представила грозную дородную даму в сверкающем пенсне и содрогнулась.
– А я бы тем временем спокойно предавался чтению любимых книг, – продолжал мечтать пожилой джентльмен, – ходил по букинистическим лавкам, уселся за мемуары…
– Разве я когда-нибудь мешала тебе этим заниматься? – робко возразила Патрисия.
–… или пропадал бы целыми днями в клубе, среди таких же старых грибов, – произнес сэр Уильям и сам испугался: – Ох, нет, это уж слишком!
Девушка прыснула, подбежала к нему и крепко обняла, прижавшись щекой к его щеке. Она не осознавала, что этот прием всегда действовал безотказно. Пожилой джентльмен растаял.
– Если бы тебе было пять лет, я бы оставил тебя без сладкого. А сейчас – что прикажешь с тобой делать? – посетовал он.
– Понять и простить, – предложила Патрисия и заворковала: – Ты же самый добрый, самый мудрый, самый замечательный дядюшка на свете…
– Я мог бы быть еще и самым беззаботным дядюшкой, – проворчал сэр Уильям, – если бы мне вместо племянницы не достались десять казней египетских.
Девушка поцеловала его и чинно уселась рядом на стуле.
– А знаешь, тот старичок с Тафтон-стрит, доктор Моррис, оказался сумасшедшим, – сообщила она без всякой связи. – Мы с мистером Финнеганом сегодня видели, как он прослушивал стену больницы стетоскопом.
– Несчастный старик! Стало быть, эта история о торговле человеческими органами – бред его больного воображения?
– Скорее всего, так. А инспектор Найт велел мистеру Финнегану сторожить ту санитарку, Купер. Мне ее так жалко, дядя! Она такая худенькая, тихая, беззащитная! На нее не обращают внимания, даже не поинтересуются, нужно ли ей что-нибудь. А сама она попросить стесняется. Представляешь, сегодня никто даже воды не позаботился ей принести! Ей идти пришлось самой, а ведь ей нельзя двигаться.
– С ней что-то случилось?– удивился сэр Уильям.
– Да. Мистер Финнеган сказал, что она упала и ударилась головой о спинку кровати. У нее сотрясение мозга.
– Положительно, персонал больницы Святого Варфоломея преследует какой-то злой рок! – озабоченно воскликнул пожилой джентльмен. – А как чувствует себя доктор Хилл?
– Мистер Финнеган сказал, что он понемногу поправляется.
– Хм, твой новый приятель щедро снабжает тебя сведениями, как я посмотрю.
– Он вовсе не мой приятель, – возразила Патрисия и покраснела, некстати вспомнив, как репортер целовал ей руки. – Просто у него такая профессия – все знать. Дядя…
– Что, дорогая?
– Можно, я поеду завтра в больницу поухаживать за мисс Купер? Ненадолго.
– Пат, это небезопасно.
– Дядя, ты только что сам сказал, что злой рок преследует персонал больницы. А я – не персонал. Следовательно, мне ничто не угрожает!
– Снова та же безупречная логика, – обреченно вздохнул сэр Уильям.
– Так ты не возражаешь?
– Хорошо, поезжай. Только не больше, чем на час-два. И пусть с тобой обязательно поедет Джон.
20 июня 1887 года, понедельник
Мотив и возможность
Джек Финнеган с любопытством озирался по сторонам. Пыльный, неуютный двор Скотланд-Ярда никогда пустовал. Сейчас возле одного здания толпились кэбмены, кондукторы и кучера омнибусов, которые явились получать лицензии и предпочли ожидать своей очереди на воздухе, нежели в душном вестибюле. В стороне от них, под табличкой «Бюро находок», стояла группа горожан; на двери был прикреплен листок бумаги, на котором крупными неровными буквами было написано: «Распродажа».
– Я много слышал о знаменитых скотланд-ярдовских распродажах, – обратился газетчик к инспектору Найту, который стоял рядом с ним в тени одинокого чахлого дерева. – Там продают вещи, забытые в кэбах и омнибусах, верно?
– Те, что не были востребованы в течение трех месяцев, – неохотно откликнулся инспектор.
Потерянные шляпы, ботинки и сумки его совершенно не интересовали, особенно сейчас, когда он договорился встретиться с главным полицейским врачом.
– Говорят, всего за шиллинг можно купить отличный зонт.
– Боюсь, вы будете разочарованы, мистер Финнеган.
– Не возражаете, если я все же одним глазком…
– О, разумеется! – великодушно позволил Найт, заметив маленького доктора, который входил во двор через арку со стороны Уайтхолла.
Репортер, который уже рванулся было к бюро находок, тоже увидел Финдли и остался.
– Кажется, я не опоздал, – подойдя, сказал Сэмюэл Финдли. – Я ознакомился с тем, что вы мне вчера принесли, Найт, и готов об этом поговорить. Но сначала я приглашаю составить мне компанию за ланчем. Я знаю одну таверну на том берегу, там и побеседуем. Это недалеко.
– Честно говоря, я предпочел бы… – замялся инспектор, но доктор не дал ему договорить:
– Ну-ну, хотя бы иногда вы должны питаться как следует! Знаю я вас, полицейских! Репортеры, полагаю, – он покосился на Финнегана, – в этом отношении от них ничем не отличаются.
По Нортумберленд авеню они спустились к Темзе. Всю дорогу инспектора подмывало расспросить доктора, но на улице им приходилось постоянно лавировать между прохожими, а когда троица пересекала реку по мосту Чаринг-Кросс, там как раз загрохотал железнодорожный состав.
Очутившись на другом берегу, среди складов и речных верфей, они зашли в неприметное заведение, приютившееся между двумя причалами. Внутри было тесно и шумно. Побеленные стены давно уже утратили свой первоначальный цвет, а деревянные потолочные балки почернели от копоти, оседавшей на них десятилетиями. Зато оконные стекла были чистыми и прозрачными – видно, хозяин заботился об этом, чтобы экономить на свечах. Ароматы готовящейся еды, пива и табачного дыма были настолько густы, что заглушали запахи натруженных тел – посетителями были в основном матросы, лоцманы, рабочие доков и прочий речной люд.
– Место непрезентабельное, и меню не отличается разнообразием. Но зато здесь всегда гарантированно свежая рыба, – прокомментировал Финдли, когда все трое сели в углу за прочный, грубо сколоченный деревянный стол.
Найт покосился на компанию здоровенных горластых грузчиков по соседству: он и сам на месте здешнего хозяина не рискнул бы подсунуть таким едокам рыбу с душком.
Подошел служитель, смахнул полотенцем крошки со стола и, не спрашивая, поставил перед каждым уже наполненную тарелку. Еда была у всех одинаковой – увесистый кусок трески с печеной картошкой – и волнующе аппетитной. Через минуту на столе появились три кружки пива. Устоять перед этим было невозможно.
– Ну вот, – произнес Финдли через некоторое время, с удовольствием отпивая из своей кружки, – теперь можно поговорить о деле. Найт, я внимательно изучил тетрадь доктора Кэмпбелла. Я не сомневаюсь в тщательности и правдивости его расследования: во-первых, я наслышан о нем самом как о порядочном человеке; а во-вторых, он ведь понимает, что его цифры можно проверить. Четыре флакона нитрата стрихнина? При таких масштабах состояния не сделаешь.