— Девять!
Бойцы поудобнее перехватили кувалды.
— Восемь!
Витиш увидел Мишку и сделал страшное лицо.
— Семь!
Стволы бесшумных автоматов, направленных на дверь, казались совершенно неподвижными.
— Шесть!
На цифре шесть дверь квартиры внезапно распахнулась от жесткого удара изнутри, припечатав к стене одного из взрывников, оглушив его и опрокинув на ступени лестничного марша. В дверях квартиры возник неясный силуэт, время сбилось с бега на неспешный шаг, и Мишка, словно в рапидной съемке, увидел, как ствол автомата в руках силуэта заплясал, выбрасывая в пространство сноп пламени.
Грохот автоматной очереди в тесном пространстве подъезда был почти непереносимым и похожим на камнепад. Обиженно зазвенели осколками разбитые оконные стекла, сорванный с подоконника коротким и жестким рывком Таурендила. практически неслышно выматерился Витиш. Раскрыв рот и не зная, что делать, Мишка растерянно смотрел на тело спецназовца, подкатившегося к его ногам, когда слитное рычание двух автоматов заставило его вскинуть голову. Он успел заметить, как все тот же силуэт, разорванный очередью в упор, отлетел вглубь квартиры, сбив с ног неясную тень позади себя. Автоматы в руках спецназовцев выплюнули еще две короткие очереди, и на какие-то секунды в подъезде воцарилась тишина.
Пытаясь избавиться от звона в ушах, Мишка затряс головой, одновременно пытаясь помочь встать скатившегося к его ногам бойцу.
Собровцы возле двери, обменивались жестами, планируя вход в квартиру.
Тишина длилась всего несколько мгновений, после чего взорвалась звоном разбитых стекол и треском оконных рам, выбитых одновременно по всей квартире. Осколки хрустальным дождем еще сыпались на пол, когда сухо прокашляла очередь «Кипариса», и мембрана рации на шее Таурендила сдавленно прошипела:
— Птенец-три в канале. Кухня — чисто.
— Птенец-два в канале. Зал чисто. У пацаков — минус один. Проверяем дальше.
— Птенец-четыре в канале. В кабинете чисто.
— Орел в канале. Прихожая — чисто. Минус два пацака. Мы заходим.
Прерывая доклад, из квартиры раздался чей-то вскрик, сопровождаемый треском серии пистолетных выстрелов, эхом отразившихся в наушниках гарнитур.
— Птенец-два в канале. Орел! Двое пацаков в спальне. Стены глухие, вход с улицы невозможен. Пацаки отстреливаются. Наши действия?
— Орел в канале. Минусуйте.
Несколько секунд из рации доносились только треск и слабый шорох, после чего прозвучал резкий голос:
— Бойся! Граната пошла! — Следом за предупреждающим криком, раздался чей-то испуганный возглас, полный негодования, тут же, впрочем, заглушенный звонким хлопком, колыхнувшим висящие в воздухе клубы известковой пыли. Финальным аккордом простучали несколько автоматных очередей, и Мишка отчетливо слышал глухой стук пуль, вонзающихся то ли в чьи-то тела, то ли в стены. Несколько секунд тишины, и торжествующий голос из рации доложил:
— Птенец-два в канале. Спальня — чисто. Минус два пацака. Мы без потерь. Можно заходить.
Настороженно поводя автоматными стволами, спецназовцы, стоявшие в подъезде, один за другим вошли в квартиру. Через несколько минут один из них выглянул в подъезд.
— Концерт окончен. Можно заходить, — и скалясь из-под маски, изогнулся в приглашающем поклоне.
Таурендил махнул в ответ рукой и склонился над упавшим спецназовцем, растирающим грудь под пластиной бронежилета:
— Весьма печальное и крайне прискорбное зрелище вы сейчас представляете, уважаемый коллега. В обычаях нашего рода сражаться стоя, а не кусать врага за икры. От этой хлипкой дверцы не смогла бы увернуться только Великая китайская стена. А посему — сейчас вы направляйтесь в санчасть, а завтра извольте пожаловать на тренировки по усиленной программе. — Он подал бойцу руку, помогая ему встать, и проследовал в комнату. Следом за ним двинулся Витиш, шипя сквозь зубы ругательства и отряхивая с воротника и с волос осколки стекла.
Мишку, конечно, никто с собой не звал — но, с другой стороны, не запрещал ему пойти следом за старшим товарищем. Вот Мишка и пошел.
В квартире пахло грязью, металлом и порохом. Прямо у порога лежали два тела — верхнее еще сотрясалось в конвульсиях, второе, придавленное тяжестью первого, было неподвижно. Крови кругом было разлито столько, что Мишке пришлось прижаться к стене, чтобы не наступить в лужу, кажущуюся в полутьме прихожей совершенно черной и густой, словно ртуть. Обернувшись к Мишке, Игорь скорчил грозную мину:
— Будьте любезны, юноша, быстро и внятно объяснить, почему это вы решили нарушить прямой приказ старшего по званию, оставить определенное вам руководством место и нарисоваться на место боестолкновения? Переводя высокий стиль на язык родных осин, говорю попросту: какого хрена ты здесь делаешь, зверобой и следопыт?
Пытаясь растопить ледяной тон начальника, Мишка улыбнулся, вложив в улыбку все присущее ему добродушие:
— Да я тебе ствол принес! — сообщил он, протягивая Витишу кобуру с пистолетом.
— Надо же, какая самоотверженность! Мой ствол при мне. А этот Костин. Зато теперь понятно, почему Костик звонит и говорит, что срочно увольняется! Бегите, друг мой, бегите скорее. Спасайте товарища от необдуманного поступка…
— Так чего зря ноги-то бить? Кроссовки, чай, не казенные. Коли у него телефон при себе, так я ему позвоню и успокою. А пока я ради собственной безопасности тут перекантуюсь, может, чего интересного увижу.
— Странные у тебя, Миша, представления об интересном. Ту ли вы профессию выбрали, юноша, и не пора ли вам податься в патологоанатомы? Ты давно с психологом на эту тему общался?
Закончить фразу Игорь не успел, отвлеченный шумом шагов на лестничном марше. Обернувшись лицом к входной двери, Мишка увидел, как Суняйкин, до того момента пребывавший в одном из соседних дворов, перепрыгивая через две ступеньки, резво поднимается в захваченную штурмом квартиру. Еле протиснувшись между дюжих собровцев, подполковник, сменил заполошное выражение лица на лик Наполеона, одержавшего победу под Аустерлицем, и засеменил по квартире, осматривая поле битвы. Хрустя осколками стекла, поднимая вихри пыли и топча отвалившуюся от стен штукатурку, Суняйкин обошел всю квартиру. Ни капли не брезгуя, он прикасался к каждому из убитых, внимательно осматривая каждого из них.
— Эка пасть-то распялил, — Суняйкин замер над трупом Асанбосанова, лежащего посреди зала. — Того и гляди укусит.
Мишка подошел ближе и, пересиливая себя, взглянул на мертвое тело. Вампир лежал на полу, неестественно выгнув шею и раскрыв рот. Из распахнутой пасти выглядывали смертоносные клыки, как будто вампир готовился в последнем, посмертном броске вцепиться в горло противника.
Не обращая больше на труп никакого внимания, Суняйкин перешагнул через тело, будто через лужу, и прошел в спальню. Мишка, было, сунулся следом за ним, но разглядев бурые потеки крови, разбрызганные по стенам кошмарными иероглифами, передумал и вернулся в прихожую. Там тоже лежали два трупа, но там, по крайней мере, был Игорь. Смерив Мишку оценивающим взглядом, Витиш достал мобильный телефон:
— Владислав? Поднимай своих упырей, мы вам опять работенку подкинули… Улица Толбухина, дом тридцать три, второй подъезд, квартира двадцать девять. Хотя, как приедете, так сразу нас найдете, трудновато нас не заметить.
Насладившись картиной мертвых разбойников, в прихожей появился крайне довольный Суняйкин:
— МО-ЛОД-ЦЫ! Отлично поработали! Ни одна тварь не ушла. Премии, всем премии, однозначно! А вы, многоуважаемый Таурендил, и вы Игорь Станиславович, можете крутить дырки под ордена. Я не я буду, если награды вам не вытрясу! Мои координационные действия закончены, не так ли? С рутиной вы и сами без меня разберетесь. Так что разрешите откланяться. Поеду с Кусайло вопросы урегулировать… — расталкивая стоявших в дверях спецназовцев, Суняйкин выскочил на лестничную площадку и побежал вниз по лестнице еще стремительнее, чем поднимался.
— Координационные действия закончены… — хмыкнул Витиш, провожая подполковника взглядом. — А они, вообще были, эти действия? Ладно, время — деньги, а денег-то и нет. Так, орлы! — Обратился он к собровцам, стоявшим поблизости. — Сейчас судмедэксперт с фотографом поднимутся. Как они очередного кадавра зафиксируют, так вы его, мертвеца, то бишь, со всем прилежанием в мешочек и вниз, в «три семерки» грузом двести.
Когда через несколько минут после этого бойцы стали упаковывать первого покойника, Витиш, мельком взглянув на тело, небрежно бросил:
— Ну, пока, что ли, Вискас. Повезло ж тебе, мерзавцу. Жизнь прожил паскудно, а умер достойно, со стволом в руках. И за что тебе такая честь? — не меняя тональности, Игорь сменил тему. — И почему я не курю? За что мне такое наказание? Как будто для меня, во искупление грехов моих тяжких, жены да молодежи не достаточно…
— Товарищ капитан! — окликнул его спецназовец, нагнувшийся над оборотнем, лежащим следом за Вискасом. — А этот живой вроде… Вон, и ресницы шевелятся…
— И впрямь, живой. — Витиш нагнулся над телом, поднеся к блеклым губам маленькое зеркало, тут же помутневшее от слабого, но все же дыхания. — Живой! Он живой, медиков сюда! СРОЧНО! Остальных тоже проверьте, живо!
Расталкивая в стороны стоявших на их дороге людей, мимо Мишки, делая узкий коридор прихожей еще непроходимее, пробежали медики из реамобиля. Остановившись возле раненого оборотня, медики не глядя, бросили носилки на пол, распаковывая дефибриллятор.
Оставаясь без сознания, оборотень инстинктивно боролся за свою жизнь. Несколько минут Мишка наблюдал, как начинается и обрывается его трансформация, представляющая собой тошнотворное зрелище. Грудь, да и практически все тело оставалось человеческими, в то время, как на руках прорезались когти, а сквозь сведенные судорогой черты лица то проступали, то исчезали очертания медвежьей морды.
— Ну, что? Жить будет? — тревожно спросил Игорь, наблюдая за реанимационными манипуляциями медиков.