азрешенную здесь скорость. Он не мог отделаться от тяжелых предчувствий.
Новости, которые он слышал по радио, нисколько не развеяли его опасений. Правда, уровень Сены медленно начал понижаться, но вода, если ее можно было так назвать, по-прежнему покрывала половину города, превращаясь в топкую илистую грязь, отвратительно воняющую выгребной ямой. Хаос – это слово чаще всего мелькало в репортажах и как нельзя лучше характеризовало ситуацию в Париже. Насосы не справлялись с этой жирной тягучей кашей. Скопления зловонных отбросов представляли собой еще одну опасность, и довольно серьезную. Отчаявшиеся парижане сжигали отходы, устраивая импровизированные костры на каждом углу. Линден не мог поверить собственным ушам. Неужели ситуация зашла так далеко? Париж когда-нибудь сможет оправиться? А голоса по радио все тянули свою ужасающую литанию. Выключить вообще или поискать какую-нибудь музыку? Надо все-таки понимать, что происходит и что ждет его по прибытии. Он узнал, что Красный Крест начал крупномасштабный сбор пожертвований: нужно было обеспечить едой, кровом и просто дать психологическую поддержку тысячам замерзших парижан, оставшимся без крыши над головой. Париж, столкнувшийся с беспрецедентным кризисом, трещал по всем швам, обнажились все его старые проблемы, социальные, расовые, политические; недавние беспорядки отнюдь не были актами солидарности. О несогласованности действий различных ветвей власти, гуманитарных организаций и армии кричали заголовки всех газет, в том числе и иностранных. Если верить прессе, главным виновником всего этого хаоса был президент, не сумевший объединить людей перед лицом катастрофы. Непримиримые оппозиционеры обвиняли его самого и его бездеятельную администрацию, неспособную оказать помощь многочисленным пострадавшим. Зато в социальных сетях молодого президента поддерживали, большинство парижан были убеждены, что он делает все возможное в этой трагической ситуации, подобной которой на их памяти не было.
Спустя два часа, подъезжая к Лиону, Линден остановился у автозаправки, чтобы заполнить бензобак и перекусить в кафетерии. В углу зала он заметил поломанную телефонную кабинку: аппаратом, похоже, не пользовались много лет, но когда он засунул в щель карточку, тот отозвался звучными гудками. Получить какую-либо информацию без интернета оказалось практически невозможно. Ему кое-как удалось соединиться с телефонной справочной, он спросил номер больницы Кошен и стал лихорадочно искать клочок бумаги и ручку, чтобы записать. Какая-то женщина, пьющая кофе за стойкой, протянула ему то и другое. На том конце провода не отвечали целую вечность, а когда на коммутаторе все-таки подняли трубку, Линден уже сходил с ума от нетерпения, но служащий был ленив и нерасторопен. Звонки на прямую линию профессора Мажерана падали в пустоту. Почему никто не отвечает? Где его секретарь? Женщина, одолжившая ему ручку и бумагу, видя его страдания, сжалилась над ним. У него нет мобильного? Линден смущенно признал, что забыл его на зарядке. Она с улыбкой протянула ему свой. Как это любезно с ее стороны. И совершенно неожиданно. Найдя по интернету номер гостиницы, он позвонил и выяснил, что его родные ушли. Наверняка в больницу. Он нашел еще один номер и позвонил напрямую в отделение, где лежал отец. Сестринская. Дозваниваться опять пришлось долго, наконец ответил торопливый женский голос. Вас не слышно, можете говорить громче? Линден объяснил, что он сын Поля Мальгарда, семнадцатая палата, он просто хочет предупредить семью, что уже в пути и скоро будет на месте, часа через четыре, если не попадет в пробку. Медсестра сказала, что ничего не слышит, можно повторить? Линдена охватила ярость. Ему хотелось заорать, нахамить этой идиотке, обозвать ее, как только можно. Вместо этого он просто дал отбой и вернул телефон владелице. Времени терять было нельзя. Женщина обеспокоенно спросила, все ли в порядке, у нее было такое приветливое, доброе лицо. Он коротко кивнул, поблагодарил и бегом вернулся в машину. Он знал, что едет слишком быстро, что следует быть осторожнее, но, уцепившись руками за руль, все прибавлял и прибавлял газ, не в силах справиться с тревогой. Ближе к столице начались пробки, а возле Немура, когда до Парижа оставался час, автомобили встали. Бессильная ярость разрывала его, минуты тянулись бесконечно долго, а автомобили, стоявшие буквально впритык один к другому, не двигались с места. Ему хотелось разбить голову о руль, он уже представлял себе, как по лбу течет кровь. Он попытался взять себя в руки, вдох-выдох, надо подумать о чем-то другом.
Коробка блеснула в лучах закатного солнца, словно подавая ему знак. Линден не мог отвести от нее глаз. В конце концов, отец ведь не сказал Доминик, что открывать ее нельзя. Взяв коробку в руки, Линден почувствовал ее металлический холод, щелчком прогнал единственного муравья, ползущего у него по ладони. Он мог бы открыть ее прямо сейчас. Может, эта пробка – знак судьбы? Зажатый между другими машинами, без телефона, чем он может заняться? Схватив коробку, Линден попытался ее открыть. Она даже не поддалась, как будто склеилась намертво. Тут он вспомнил про шариковую ручку, которую так и не отдал той женщине, достал ее из кармана, кончиком поддел уголок крышки. Коробка открылась с глухим щелчком. Линден осторожно заглянул в нее: как ни странно, содержимое сохранилось прекрасно, ни влаги, ни насекомых. Там лежал незапечатанный конверт, Линден открыл его. Несколько аккуратно сложенных листков бумаги и две пожелтевшие газетные статьи. На первой стояла дата: 5 августа 1952 года. «Опознана девушка, чье тело было найдено в частном владении Венозан 3 августа. Это Сюзанна Валет, 16 лет, из Солерье. Полиция подозревает, что в отношении нее было совершено преступление». Вторая статья была датирована 10 августа того же года. «Мужчина, подозреваемый в изнасиловании и убийстве Сюзанны Валет, помещен под стражу в Ньоне. Преступление совершил тридцатипятилетний пастух, уроженец Ореля, неоднократно судимый». Кто эта Сюзанна Валет? Какое отношение она имеет к Полю? Линден принялся было перебирать страницы, но сзади резко засигналили, и он вздрогнул от неожиданности. Он продвинулся вперед, бросив взгляд на разложенные на коленях листы бумаги. Движение было очень медленным, и все же не настолько, чтобы он мог читать на ходу. Кое-как, рывками, он доехал до Парижа, где дождь наконец прекратился. Над автострадой виднелись клочки синего неба. Проезжая мимо Порт-д’Орлеан, Линден, остановившись на светофоре, смог быстро пробежать глазами начало первого письма. Знакомый почерк отца. Даты не было.
Начну с дерева. Ведь с дерева все начинается и деревом все заканчивается. Дерево самое большое. Его посадили раньше других. Точный возраст я не знаю. Может быть, три, может, четыре сотни лет. Оно очень старое и очень сильное. Оно выдержало страшные бури, его рвали с корнем остервенелые ветра. Оно стойкое.
Линден недоумевал, что там, в этих письмах. Что он в них обнаружит? Почему они так важны для Поля? Он успеет их прочитать до приезда в больницу? Вряд ли. Машину он должен оставить у вокзала Монпарнас. Может, лучше прямо на ней доехать до больницы Кошен? Или сдать ее, прежде чем отправиться в больницу? Сзади опять сигналили. Он решил все же ехать в больницу, с машиной разберется потом. С каждой минутой в нем росла паника. Повернув направо, на бульвар Араго, он вынужден был прождать минут двадцать у неожиданной преграды. Когда наконец он продвинулся вперед, оказалось, что на углу улицы Сен-Жак полицейские останавливают все машины. Линден опустил стекло, и в салон ворвался ледяной воздух с примесью едкой копоти. Дождя не было, но от запаха тухлых яиц к горлу подступала тошнота. Куда он направляется? В больницу, тут неподалеку, к отцу. Его попросили показать удостоверение личности и документы на машину. Он турист? Он знает, что сейчас нежелательно передвигаться по городу в связи с наводнением и недавними грабежами? Он ответил, что не турист, он здесь с семьей. Можно уже проехать? Отец лежит в больнице Кошен, он очень болен. Полицейские выглядели измотанными, у них были темные круги под глазами, наверняка провели беспокойную ночь. Линдену даже стало их жалко. Они долго рассматривали его документы, его самого, сверялись с фотографией. Наконец пропустили, предупредив напоследок, что с парковкой могут быть проблемы. Как в воду глядели. Он долго кружил вокруг больницы в поисках свободного места. Отчаяние росло, он уже не владел собой, ругался во весь голос, как Тилья, раздраженно колотил кулаками по рулю. Потеряв терпение, бросил машину прямо на тротуаре на улице Мешен, прекрасно понимая, что это грозит штрафом, но выхода у него не было. Холодный зловонный город казался совершенно незнакомым и враждебным. Он со всех ног побежал к главному входу, карман оттопыривала коробка. Еще несколько минут, и он окажется в здании, где лежит отец.
Его ослепил неоновый свет внутри. С трудом переводя дух, Линден добежал до лифта, во рту было сухо, сердце оглушительно стучало. Откуда эта тревога? Поль у себя в семнадцатой палате, Мистраль, Тилья и Лоран рядом с ним, может быть, и Доминик тоже. Он торжественно вручит отцу коробку, и они станут вместе хохотать, когда он расскажет, как они с Ванделером тащили лестницу, а она оказалась слишком короткой, как трудно было подцепить коробку в глубоком дупле, а потом достать ее оттуда, и все это время за ним наблюдал ошарашенный дятел. Он расскажет Полю о том, как красива эта долина, залитая волшебным светом, как чист воздух и как не хотелось ему слезать с дерева, так бы и сидел, любуясь открывающимся видом. Он видел красоту глазами Поля. Он тоже принадлежал к этому миру. И обо всем этом он расскажет отцу.
Краем глаза Линден заметил, как к нему слева кто-то быстро приближается. С легким щелчком раздвинулись двери лифта, он собирался уже войти в кабину, но расплывчатый силуэт стал четче, и он повернул голову. Рядом с ним стоял высокий темноволосый мужчина, так близко, что Линден почувствовал знакомый запах. Он не сразу понял, кто протягивает к нему руки. Пьяный от счастья, Линден прижал к себе Сашу, гладя пряди его длинных черных волос. Сашины руки сомкнулись у него за спиной. Всю эту неделю его захлестывали эмоции, как обезумевшие волны захлестывали Париж, эти странные семь дней смягчили Линдена, растопив лед в его душе. Он пытался найти подходящие слова, но бормотал только: «Любимый, мой любимый». Саша дрожал, словно от холода, и удивленный Линден чувствовал, как эта дрожь передается и ему тоже. Почему Саша молчит? С момента их встречи он не произнес ни слова. За его спиной Линден видел обшарпанную стену больничного холла, приколотые кнопками листы бумаги на доске объявлений, выцветший линолеум. Какая-то женщина сидела на пластмассовом стуле, казалось, она крепко спала, мимо них прошла санитарка, толкая кресло-коляску с больным. Почему Саша плачет? Линден попытался отстраниться, чтобы посмотреть на него, но Саша не дал. Он с каким-то отчаянием прижимал его к себе, цеплялся за него изо всех сил, словно желая защитить Линдена от грядущих испытаний, дать ему короткую передышку, подарить еще хотя бы мгновение неведения, потому что знал: Линден будет помнить эту минуту, эту пятницу до конца своих дней.