– Назовите своё имя и фамилию. А также должность и место работы.
Говорил агент на английском, но у записи был дублирующий перевод на русский язык.
– Доктор Сильвия Крус. Я возглавляю четвёртую лабораторию бостонского отделения компании «Дастэк Роботикс».
Несмотря на свою отдалённость от мира науки и новейших технологий, даже полковник знал о существовании этой компании. Причём знал не понаслышке. «Дастэк» помимо всего прочего, занималась выпуском роботов для разведки и разминирования. Машины вероятного противника Павел знал неплохо – сам на занятия курсантам описывал их тактико-технические характеристики.
– Над каким проектом работает ваша лаборатория? – продолжил допрос один из людей в сером.
– Это секретная информация. Я давала подписку о неразглашении…
Агент доктору Крус договорить не дал. Вытащив из ящика стола лист бумаги, он поднёс его к лицу доктора.
– Проект «Оптима», над которым вы работали, был признан угрозой национальной безопасности Соединённых Штатов Америки. В связи с этим вы получаете полное право обсуждать детали этого проекта с сотрудниками АНБ. Более того, если вы попытаетесь что-нибудь утаить, это будет квалифицироваться как государственная измена.
– И адвоката требовать бессмысленно? – невесело усмехнувшись, спросила женщина.
– Пока вы участвуете в расследовании как свидетель. Адвокат вам не нужен. Я повторю вопрос – чем занимается ваша исследовательская группа? Расскажите о проекте «Оптима» всё, что вы знаете.
– С самого начала?
– Да. И как можно более подробно.
Сильвия Крус задумалась, решая, с чего начать.
– Работая в Иллинойском университете, я занималась изучением индейской узелковой письменности…
– Доктор, вы уверены, что это имеет отношение к проекту «Оптима»? – перебил её агент.
– Имеет. И самое непосредственное. Там я изучала трактовку этой письменности в виде двоичного кода.
Павел с Мариной переглянулись. И стали вслушиваться внимательнее.
– В ходе анализа узелков, представленных в виде единиц и двоек, мы получили довольно неоднозначный результат. Язык мы не разгадали, но код оказался… исполняемым. В ходе одного из многочисленных экспериментов он просто запустился!
– Уточните, что конкретно произошло.
– Он начал выполнять некие действия. Совсем как любая другая программа, установленная на ПК. Даже более того – этот код начал распаковываться, увеличиваясь в размере.
– И что произошло дальше?
– Эта неизвестная прото-программа, как мы её назвали, забила весь накопитель компьютера полностью. И остановилась. Мы перенесли её на другой, более мощный сервер. Она продолжила свою распаковку. Причём попутно изменив на нём операционную систему! Программная оптимизация повысила мощность всей системы почти на сорок процентов!
– Вы пытались взаимодействовать с этой прото-программой?
– Какое-то время она была полностью погружена в свои внутренние процессы. Как только мы видели, что её начинала ограничивать мощность сервера, мы добавляли к нему новые компоненты. Кто-то считал, что мы занимаемся ерундой, и что эта программа всего лишь вызывает зацикливание сервера какой-то абракадаброй. Но это происходило ровно до того момента, когда на экране вместо привычных бесконечных кусков кода мы увидели сообщение. Текст. На английском языке.
– И что в этом сообщении было?
– Система потребовала подключения производственного оборудования.
– Потребовала? – переспросил агент.
– Да. Но немного не в том смысле, который вы вкладываете в это слово. Прото-программа потребовала подключения производственного оборудования, чтобы продолжить своё развитие. Посовещавшись, мы подключили к серверу небольшой, но высокоточный 3D-принтер, который мог работать с широким спектром материалов. И роботизированную руку-манипулятор.
– Вы понимали, на какой вы идите риск?
– Риск?! О чём вы? Нам достаточно было просто выдернуть вилку из розетки. Так и надо было сделать… но мы не могли, мы смотрели на происходящее, открыв рты от удивления. Прото-программа начала изготавливать комплектующие для апгрейда принтера. И устанавливать их. Процесс протекал не быстро. Она сначала изучала интерфейсы, несколько деталей ушло в брак. Но потом изготовление комплектующих понеслось с невероятной скоростью. Причём прото-программа оптимизировала не только принтер, но и сервер. А также за сутки она сделала себе ещё два манипулятора. Причём не просто скопировала наш, а заметно его улучшила.
– Что произошло дальше?
– Дальше? Дальше произошла утечка информации. Кто-то из моих ассистентов поделился данными с «Дастэк Роботикс». Со мной связались представители этой компании и предложили работать на них.
– И вы так просто бросили свою работу в университете?
– Если бы вы увидели сумму на чеке, то мигом бросили бы свою работу в АНБ и согласились быть моим помощником и носили бы мне кофе три раза в день, – огрызнулась Сильвия. – Также «Дастэк» предоставила мне доступ к такому оборудованию, о котором в университете я и мечтать не могла. Однако оно почти не пригодилось мне и моей команде. Прото-программа делала всё сама. Мы экспериментировали с различными типами промышленного оборудования – она смогла освоить все образцы. Выделенные под неё мощности занимали уже огромный зал…
– И снова тот же вопрос – вы не думали, что эта ваша прото-программа может представлять опасность?
– Нет. Серверы прото-программы не имели выхода во внешнюю сеть. Физически не имели!
– Но, согласно отчётам, вы дали ей доступ к экспериментальной сборочной линии «Дастэк». Разве не могла эта замечательная программа соорудить что-нибудь типа антенны и транслировать себя во всемирную сеть?
Крус задумчиво помассировала виски кончиками пальцев.
– Удивительно, но мы о такой возможности не подумали. Вы понимаете, мы были буквально очарованы возможностями кода. Программа неустанно улучшала себя и подключаемое к ней оборудование. Мы считали ту линию, которую подключили к ней, фабрикой будущего. Но за семнадцать дней прото-программа оптимизировала её до неузнаваемости. Мы не понимали свойств и половины устройств, которые она изготавливала и встраивала в технологические цепочки. К примеру, манипуляторы конвейера программа заменила на силовые поля и с помощью их перемещала и поворачивала заготовки.
– Как вы считаете, программа обладала интеллектом?
– Интеллектом? Не знаю. Она создавала вещи, непостижимые для нашего уровня развития. Но делала ли это осознанно? У меня нет ответа. Наше общение сводилось к минимуму, она просто требовала необходимые материалы для роста своей ресурсной базы. И если их не получала, то переходила в режим ожидания. И никак не реагировала на наши вопросы. Мы даём материалы – она строит. Не даём – повторяет запрос.
– И вы удовлетворяли все её запросы?
– Да. Потому что «Дастэк Роботикс» с помощью создаваемого ею завода могла бы заполучить весь мир! А в итоге… компания его уничтожила. Каждое утро я приходила на смену и поражалась тем чудесам, которые творила программа «Оптима» с заводом. Путешествия к звёздам, абсолютное здоровье, вычислительные мощности небывалого уровня! Нам всё с этой фабрикой было бы по плечу. Но как-то придя утром, я обнаружила, что наш чудесный завод был уничтожен.
– Кем?
– Самой «Оптимой». Как показали камеры наблюдения, программа создала себе уникальное транспортное летающее средство в виде небольшой перевёрнутой пирамиды. Потом перекачала себя туда, запустила на заводе режим уничтожения и, пробив крышу завода, отбыла в неизвестном направлении.
– Вы пытались восстановить оставшееся оборудование?
– Там нечего было восстанавливать. Как оказалось, все улучшенные узлы были созданы на базе микромашин, нанитов. Как только центральный сервер отключился от системы, оборудование просто рассыпалось в пыль. В прах!
– Почему вы не сообщили о том, что потенциально опасное устройство фактически совершило побег из лаборатории компании?
– Подписка о неразглашении, помните? А когда я увидела первые новости о появившихся пирамидах, ещё более утвердилась в мысли, что лучше молчать.
– Почему?
– Я осознаю, что с человека, уничтожившего мир, живьём сдерут кожу. И очень надеялась, что этого допроса не случится. Но он происходит, и я, похоже, становлюсь не свидетелем, а обвиняемым. Хотя бы в халатности. И дальше продолжать разговор без адвоката я не буду.
Запись кончилась. Что агенты дальше делали с доктором Крус, неизвестно. Что она ещё им сообщила – тоже. Но и увиденного Павлу и Марине хватило, чтобы после того, как погас экран, продолжить пялиться в него ещё целую минуту.
– Я тут вспомнила, что ты говорил… что вы говорили про то, что мой академический ум может воспринять любую информацию, – наконец прервала молчание Синицына. – Так вот, официально заявляю – это какой-то лютый трындец!
– Я… я тоже в полном… эм-м-м, шоке, – едва сдержал крепкое словцо полковник. – Получается, что вы воюем со сбежавшим из лаборатории принтером?!
– Там, скорее всего, история более запутанная и сложная. Инки, двоичный код, – напомнила Марина.
– С этим без бутылки водки не разберёшься, – пробормотал Павел.
– А она есть? – огорошила полковника Марина.
– Ну-у-у, найдётся, – признался Павел.
Командующему Заставой и начальнику исследовательского сектора пить крепкий алкоголь, затаившись в палатке и закусывая тощей килькой прямо из банки, вроде бы по рангу не было положено. Не школьники ведь уже. Но компанию с собой полковнику звать не хотелось – он ещё не решил, стоит ли с офицерами и пилотами делиться полученной информацией. Одно дело воевать, не жалея живота своего, со злобными пришельцами, решившими уничтожить человечество. И совсем другое – биться со сбежавшим от научников пылесосом. Или кофемолкой. Уровень героизма совсем не тот.
– Мы товарищу генералу ничего не ответили, – напомнила Марина. Потом, заранее сморщившись, отправила в рот прозрачное содержимое стопки. – Уф, гадость-то какая!